– Куда сначала, босс?
– Соррел Драйв. Поговорим с родителями. Криминалисты начнут с дома, а ты знаешь, что это означает.
– Ну да, ты сообщаешь о том, что твой девятилетний сын пропал, и через минуту твой дом уже полон людей в белых защитных костюмах, ковыряющихся в твоем ковре.
– Ну, мы знаем, что отец был на своей смене в больнице еще до восьми. Мать была последней, кто видел ребенка, когда оставляла его у калитки, и была в своем офисе к половине девятого. Им не о чем волноваться.
Они сели в машину.
– Это не похоже на тот случай с пропавшими людьми… Ну да, те женщины тогда как будто бы растворились в воздухе, и с мальчиком произошло то же самое, но в этот раз можно сразу исключить целую кучу вариантов произошедшего.
– Взрослые женщины могут исчезать по собственному желанию. Девятилетние мальчики – нет.
– Ну, такое случается, особенно если над ними издеваются. Моя бабушка винит во всем двигатели внутреннего сгорания.
– В каком-то смысле она права. Быстрые машины, скоростные дороги, множество простых способов ездить туда и обратно… Группа людей, живущих в Лидсе, может осуществить серию грабежей в Девоне, педофилы на рекламных грузовиках увозят детей из Кента в Дамфрис… С чего вообще начинать?
– Мы сейчас говорим о наших коллегах?
– Да… С пропавшими детьми это всегда один из приоритетов.
– Тогда, может быть, вы бы хотели привлечь Салли?
Салли Кернс была одним из самых опытных детективов в полиции Лаффертона, женой сержанта из дорожной полиции и матерью четверых подростков, и была полностью удовлетворена своей должностью констебля. Это была их козырная карта, когда дело касалось семей и детей.
– Салли великолепна и очень внимательна… Но она мать. Это дело обещает быть весьма сложным и неприятным. Салли с этим справится, конечно, но нам лучше оставаться настолько отстраненными, насколько это возможно, и ни у тебя, ни у меня нет детей – конечно, у меня есть племянники, а у тебя младшие братья, и упаси нас бог быть жестокосердными или равнодушными, но то, что мы не родители, позволяет нам сохранять определенную дистанцию. А она нам понадобится.
Если бы Натан немножко подумал перед тем, как задать следующий вопрос, он бы, наверное, промолчал, но осмотрительность никогда не была его сильной стороной.
– Вы думаете, у вас когда-нибудь будут дети?
Когда он потом рассказывал об этом моменте Эмме, он сказал, что на секунду ему показалось, что рядом с его головой пролетело лезвие.
Но Серрэйлер сказал только – «Откуда мне знать?» – и они свернули на другую улицу и поехали к дому Ангусов, оклеенному яркой, дрожащей на ветру полицейской лентой. Люди в белых костюмах были повсюду.
«Каково это?» – подумалось Натану, когда они входили в просторную прихожую дома и увидели широкую витую лестницу и какие-то пейзажи, которые он счел весьма средненькими, на бледных зеленых стенах. Как это – вот так вот однажды утром выйти на улицу, и все просто отлично, а потом, вечером – оп! – и твоего ребенка нет, просто… нет? Господи.
Ему стоило только взглянуть в лицо Мэрилин Ангус, чтобы понять, каково это. Вся боль мира отражалась на нем. Она выглядела отчаявшейся и была не просто бледной, а жуткого воскового цвета, с коричневыми подтеками и припухлостями под глазами, взгляд которых Натан никогда не смог бы забыть.
Патрульный полицейский, который сидел рядом с женщиной, ушел сразу по сигналу Серрэйлера, и старший инспектор подошел к ней сам. Он не пожал ей руку, но на несколько мгновений положил ладонь ей на плечо, перед тем как сесть.
– Говорить, что мы сочувствуем, сейчас не имеет смысла, но я надеюсь, что вы знаете, как мы к вам относимся, и в этот момент сказать вам, что мы перевернем небо и землю, чтобы вернуть вашего сына как можно скорее, смысл имеет. Я серьезно.
Натан посмотрел на своего старшего инспектора. Вот что его выделяло – его железобетонная уверенность, его прямота, то, что и когда он говорил, то, как он говорил правду. Вот почему он последовал бы за Серрэйлером куда угодно и надеялся, что сможет стать хотя бы вполовину настолько же хорошим полицейским, как он.
– Я так полагаю, я вам что-то должна…
Серрэйлер прервал ее движением руки.
– Миссис Ангус, вы знаете, как все это работает, мне вам объяснять не надо. Вы знаете, что я обязан задать вам много вопросов, которые вам уже задавали, и что это будет неприятно, и что вы смущены и запутаны. Но все, что вы нам скажете, может оказаться полезным. У меня была беседа с патрульными, которые говорили с вами с самого начала, но некоторые вещи я должен услышать сам. Не беспокойтесь, если вы вспомните что-то, что тогда забыли, или будете противоречить тому, что сказали ранее, такое случается, когда люди находятся в стрессовой ситуации.
– Спасибо… Это утро – словно видеоролик, снова и снова прокручивается у меня в голове. Что он сказал, что я сказала, как он выглядел… Все, что произошло накануне вечером. Его лицо. Я просто вижу перед собой лицо Дэвида.
– Да. И я приложу максимум усилий к тому, что вы увидите его снова, такого же как раньше, и что ему не будет причинен никакой вред.
– Уже был. Разве к этому моменту ему уже не был причинен вред?
Мэрилин Ангус поднялась, встала у каминной полки и начала поправлять маленькие золотые часы, поворачивая их из стороны в сторону.
– Я хочу спросить у вас, как у Дэвида со школой.
– Он обожает Сейнт Фрэнсис.
– Хорошо. У него есть там какие-то особо близкие друзья?
– Ребята, с которыми он вместе ездит… У них что-то типа банды… Ну, не в плохом смысле «банды», просто… они всегда вместе. Каспар ди Ронко… Джонатан Форбс… Артур Маклин… Нед Кларк-Холл…
– Они ссорились?
– Они всегда ссорятся… мальчишки постоянно это делают… У них вечная возня и драки между собой, но все всегда заканчивается миром. Они терпеть не могут долгих ссор, затяжные обиды не про них.
– Есть кто-то, с кем он не ладит?
– Если вы о том, обижает ли его кто-то, то я тоже думала об этом, но ответ – нет. Школа очень жестко реагирует при первых же признаках подобного… У них были серьезные проблемы пару лет назад, и они совсем не хотят, чтобы они повторялись. Я уверена, что ничего в этом духе там не происходит. Дэвид популярный мальчонка, очень веселый… Был…
– И остается, – твердо сказал Серрэйлер, глядя прямо ей в лицо.
– Господи, надеюсь, вы правы.
– Он сообразительный?
– О да. И это не просто слова самодовольной мамаши. Я не из тех, кто считает, что мои утятки обязательно должны быть лебедями. Наша дочь Люси не особо блещет в академическом плане. Но Дэвид сообразительный не в самом очевидном смысле… Он много размышляет, что-то придумывает, мастерит, разбирается во всем сам, вникает в предмет… Последнее, что его заинтересовало, были Помпеи. Он прочел все, что смог найти про них. Он любит проводить время в одиночестве. Ну и, конечно, любит футбол.
– Он болеет за какую-то конкретную команду? – первый раз за все время подал голос Натан. Она посмотрела на него так, будто забыла, что он вообще тут.
– «Манчестер Юнайтед». Они все прикидываются, что болеют за ту или иную большую команду… «Челси», «Тоттенхэм».
– Прикидываются?
– Они же просто маленькие мальчики… Это же немного поза, разве нет? Что они там могут понимать?
Разговор продолжился, Серрэйлер мягко провел мать по теме поведения сына дома, крайне тактично, но с хирургической точностью вскрыл подробности семейных отношений, со всей внимательностью пытаясь отыскать какие-то мельчайшие признаки напряжения и неблагополучия. Она отвечала без задержек, двигаясь по комнате, прикасаясь к предметам мебели, трогая вещи и переставляя их, периодически запуская пальцы в свои короткие кудрявые волосы. Они пробыли с ней почти час, прежде чем старший инспектор поднялся со своего места.
– С вами будет человек, семейный полицейский психолог, вам об этом, наверное, уже сообщили. Он будет с вами на связи постоянно.
