Был период, когда мы учились в третью смену. На последних уроках уже темнело, так что приходилось включать электрический свет. Тут-то нам и пригодилось знание физики. На перемене мы накладывали на цоколь лампочек намоченные промокашки. Уже в начале урока промокашки высыхали, становились непроводниками, и лампочки одна за другой начинали тухнуть. Таким образом мы сорвали довольно много уроков, пока учителя, наконец, не поняли, в чем дело. Когда этот трюк был раскрыт, мы перешли на более примитивные уловки. Выламывали выключатель и про- сто накладывали друг на друга оголенные провода, чтобы свет горел. Во время урока мы обстреливали эти оголенные провода из рогаток. Каждое попадание вызывало небольшую темную паузу, что нас очень веселило.
Ещё у нас были уроки военного дела. Однажды учитель дал нам шинели и винтовки с штыками и вывел на плац позади школы. Какое-то время мы маршировали, затем последовала команда: Ложись! Земля была сырая и грязная, тем не менее шинели были казенные, и ребята легли в эту грязь. Я же рос в семье врача и был привержен к чистоте, поэтому просто сел на корточки, учитель не обратил на это внимание. Сидя на корточках, я обозревал лежавших в грязи своих товарищей, и почему-то это зрелище меня рассмешило. Учитель что-то рассказывал, указывая вдаль и повернувшись к нам спиной. Я от нечего делать воспользовался моментом, просунул штык под пояс ближайшего товарища и стал его поднимать, используя ружьё как рычаг. Тут учитель повернулся к нам и увидел эту картину. В итоге по военному делу я получил 3 за четверть. Вскоре после этого меня приняли в комсомол, и комсомольский билет надо было получать в горкоме комсомола. Была зима, и я был в шинели, перешитой из отцовской. Выдавая билет, горкомовцы подшучивали над моим полувоенным обличием и единственной тройкой по военному делу.
Когда я был в девятом классе, правительство решило, что раздельное обучение не правильное, и нас объединили с женской школой. Мне тогда было ещё 14 лет, и я смотрел на девочек как на помеху нашим мужским забавам, и был – впрочем, как и большинство ребят из моего класса, – недоволен таким поворотом событий.
Как-то вдруг зимой выпал снег. Это довольно необычно для Махачкалы, и мы очень резвились по этому поводу во время перемены. Как выяснилось, девочка, которая сидела за мной, запаслась снежками, и когда мы вернулись в класс, стала бросать мне снег за шиворот. Все мои уговоры не действовали, и в конце концов я встал и слегка щелкнул её маленькой линейкой. Это был урок черчения. Тут же учитель, который иногда прикладывал к ученикам большую линейку, стал с ней на меня надвигаться. Я был сильно сердит на свою одноклассницу и ещё не успел остыть и сесть.
Я второй слева. 1954.
Видя намерения учителя, взял в руку чернильницу и занял оборонительную позицию. Наше противостояние продолжалось несколько минут, учитель, видно, понял назначение чернильницы в моей руке и не решился воспользоваться своей линейкой. Он ограничился тем, что выгнал меня из класса.
Интересным было содержимое наших портфелей. Помимо обязательных чернильниц, ручек и карандашей у каждого парня там лежала финка с резной рукояткой. Никто не воспринимал финку как холодное оружие, это была как бы дань моде. Одной из наших забав было метание финок в дверь на переменах. Раньше мы это делали без помех, теперь приходилось предварительно выгонять девочек из класса.
Однажды произошло нечто совершенно из ряда вон выходящее. Учителя никогда не заходили в класс во время перемен. Но тут случилось, что наш любимый физик, он же классный руководитель, это правило нарушил. Двери в классе открывались наружу, и случилась следующая картина, которая до сих пор стоит у меня перед глазами. Финка в воздухе, и тут дверь открывается, показывается лицо нашего учителя, и почти одновременно в нескольких сантиметрах от его головы в дверь вонзается финка. Все остолбенели, немая сцена как у Гоголя, учитель побледнел на глазах, забрал финку и ушёл. Он не стал делать никакого расследования и, похоже, никому об этом не доложил. Но мы поняли, ещё сильней его полюбили и прекратили метание финок в классе. Через три года, когда я был уже на втором курсе института, в школе была встреча с выпускниками. Когда мы были в физической лаборатории, наш учитель достал из своего стола ту злополучную финку и показал нам. Все только покачали головами.
Наш физик как-то рассказал нам о радиосигналах и показал схему простейшего детекторного приемника. Я решил сделать сам такой приемник. Спаял его, не очень понимая, что делаю. Делал и не верил, что эти примитивные детали сгенерируют какой-то звук. Натягивая антенну на крыше, споткнулся и скатился с крыши прямо на кровать, которая стояла рядом с домом. Кровать была небольшая, с железными перилами. Небольшой сдвиг и я упал бы на одно из перил, что, скорей всего, кончилось бы инвалидностью. Тогда я об этом не думал, но спустя много лет после других подобных случаев, я начинаю верить, что Господь бережет меня.
Однако вернемся к радиоприемнику. Я все сделал, надел наушники и стал бездумно крутить ручку настройки. И вдруг меня как молнией ударило, из наушников полилась какая-то чудесная мелодия. Для меня это было как гром среди ясного неба, я поверил в физику. Много лет я помнил эту мелодию. Сейчас забыл, но детали моего первого физического опыта помню отлично.
Из прочих физических экспериментов помню, как мы фотографировали звездное небо. Около полуночи мы с другом взобрались на крышу сарая у нас во дворе, установили штатив и экраны от бокового света, навели объектив на созвездие Большой Медведицы, и поставили аппарат на получасовую выдержку. Каково же было наше удивление, когда проявив пленку на следующий день, мы увидели вместо звёзд Большой Медведицы дуги разной длины и разной яркости. Тут-то мы и сообразили, что так и должно быть. Длина дуг зависела от расстояния до звёзд и, конечно же, от выдержки, которую мы установили. Мы убедились, что земля вращается вокруг своей оси и поняли, что звёзды Большой Медведицы находятся на очень разных расстояниях от земли.
Как при большинстве экспериментов не обошлось без помех. Недалеко от сарая строилось какое-то административное здание, и сторож, которого мы не видели, так как были заняты, наблюдал за нами. К счастью, он не вызвал милицию. Когда он с ружьем наперевес все же появился, мы с большим трудом смогли ему объяснить суть нашего эксперимента.
К сожалению, не все учителя были как наш физик. В 1952 году было известное в то время дело врачей-вредителей, среди которых было много евреев. Их обвинили в том, что они неправильно лечили руководителей партии и правительства. Это было одно из последних деяний нашего вождя товарища Сталина. Мы газеты в то время, естественно, не читали и были далеки от этих событий, поднявших волну антисемитизма в Советском Союзе. Однако учительница русского языка решила нас политически подковать и в конце урока в красках рассказала об этом еврейском заговоре. Тогда ещё было раздельное обучение, и ребята под явное одобрение учительницы стали кричать «Бей жидов, спасай Россию!». Я, честно, раньше этот лозунг не слышал, похоже, он был на Кавказе не так популярен, как в России. В классе, кроме меня, был ещё один еврейский мальчик. Однако никто на нас не обращал внимания, и лозунг явно относился не к нам, а к каким-то абстрактным «жидам». Через несколько дней все это забылось. А потом вскоре умер Сталин, и врачей оправдали.
Мне ещё не исполнилось 13 лет, когда умер наш вождь и отец народов. Я помню, что творилось. На школьных митингах плакали седовласые учителя, бывшие фронтовики. Я впервые увидел какую-то растерянность у своего отца. Всем казалось, что жизнь остановится. Что было потом все знают. На многих уроках, конечно, кроме математики и физики, то, что говорили учителя, противоречило моему сознанию. Например, говоря о преимуществах социализма, почему-то часто ссылались на лампочку Ильича, хотя все знали, что Ильич был гуманитарий, и явно лампочку изобрел не он. Или критикуя капитализм, часто цитировали учение Маркса о прибавочной стоимости. Почему это плохо было непонятно, так как даже ребенку было ясно, что капиталисты эту прибыль не съедали, а скорее всего пускали на расширение производства. Уроки литературы имели обратный эффект и привели к отторжению великих российских писателей и поэтов. Потребовалось много лет, чтобы забылась вся эта чушь об отрицательных и положительных героях, прежде чем я стал получать удовольствие, читая российскую классику.
