— А как я узнал — не твое дело. Вот когда напишешь про меня книгу, тогда, может, и скажу. Какой там второй вопрос?

Ушел, в общем, от ответа. Ну, ладно.

— А кто-то еще знает о том, что он — персонаж?

Ренрих усмехнулся.

— Можешь не беспокоиться, такие умные, как я, редко появляются. Так что наплыва положительных героев тебе в помощь не предвидится. Тебе не кажется, что ты попросту тянешь время?

— Куда-то торопишься?

— Я же говорил, что не собираюсь тут бесконечно дожидаться…

— Это я помню. И несказанно рада. Но, во-первых, книги быстро не пишутся. А во-вторых, ты не подумал, что я могу после твоего хамского появления написать такое, что все твои планы стать великим злодеем и захватить мир вовсе не выгорят?

Ренрих зло уставился на меня. Но на удивление сдержался. Видно, мои слова оказали на него влияние. Усилием воли он заставил успокоиться.

— Не хочу я захватывать мир. Просто напиши книгу. И времени у тебя — от силы две недели.

— Ого. А больше никаких условий не будет? — иронично уточнила я. Он ответил, копируя мой тон:

— Будет. Книга должна быть настоящей. Не просто какая-то ерунда, а действительно подходящая мне история. Иначе не сработает. И тогда я от тебя не отстану.

— Э… и как прикажешь определить, насколько настоящая получается история?

— А ты просто постарайся. Ты ведь сумела написать про Рона. Напишешь и про меня.

— Ага, — сказала я.

Мы с Ренрихом смотрели друг на друга. Никто больше ничего не говорил, но по его взгляду было заметно, как растет в нем недовольство. Думаю, мужчина заметил и мое раздражение тоже.

— Время пошло, — напомнил он, наконец.

И улыбнулся, так холодно, что я невольно поморщилась. Такая улыбка ему совсем не шла. Не шло ему быть отрицательным героем.

Совсем-совсем.

Я открыла рот, чтобы сообщить Ренриху эту потрясающую новость.

Но тут дымокот на моих коленях встрепенулся и зашипел.

И сон закончился.

Суровые будни: это когда до праздника осталось две недели, все уже елку наряжают, а у тебя на работе как раз аврал начался. И нет ему конца, этому авралу. В прошлом году стояла в неимоверной очереди тридцатого декабря. Все ради зеленого горошка, из которого потом было жутко лениво делать салат. Если бы не постоянно голодный Иван и не угрозы Вали нагрянуть в гости…

С другой стороны, когда настигает очередной аврал, я и сама становлюсь максимально собранной. Стараюсь не делать лишней, ненужной работы. Перестаю просматривать соцсети и заходить в магазины просто чтобы не прийти домой пораньше. Обычно успеваю даже по выходным выделить время на то, чтобы поработать над книгой. Медленно, но верно.

В этот раз дела как-то стремительно пошли наперекосяк. Все валилось из рук, планы не выдерживались, время тратилось зря. Причиной тому, конечно, была не Валя с ее сумочкой. Что я, не знаю ее? Уже и думать забыла о своей обиде. Ну, а если не забыла, так через пару дней забудет. Извиниться, конечно, не подумает. Но и зла не затаит — поленится.

Надо бы гирлянду хоть какую-нибудь прикупить, чтобы дом украсить. Все старые игрушки я выкинула еще месяц назад. Это уже мой личный бзик. Избавлялась от Ваниных подарков и внезапно выяснила, что чаще всего он дарил елочные игрушки. Как-то так у нас вышло. Просто я люблю Новый год.

В общем, сглупила. Не только Валя практикует спонтанные глупости. Моя проблема в том, что я-то, в отличие от сестры, обычно не забываю собственных нелепых поступков и потом могу долго себя укорять. Вот кому чего хотела доказать? Уж точно не Ване. Ему-то, понятное дело, без разницы, что там с елочными игрушками.

От Вани, кстати, пришла смс-ка.

«Я все-таки оставил у тебя Ла и Девуатин посмотри внимательней».

И тебе здравствуй, милый друг.

Это он, значит, какие-то свои модели потерял. Кто-то любит собирать паззлы, а Ваня — собирает модели самолетов времен Второй Мировой войны. Ла — это наши истребители. А Девуатин — французские. Я столько раз слышала об этом, что запомнила. Никогда не выступала против этого Ваниного увлечения. Даже после того, как он начал выселять из раритетного бабушкиного серванта посуду, чтобы выделить место для своих самолетов. Ну, и наслушалась. Каждую модель, разумеется, не запомнила, но что-то в голове отложилось.

Я бодро отстучала: «Проверила сервант. Нет.» и с легким сердцем отослала ему. Ну, правда, модели он первым делом эвакуировал, я сама помогала упаковывать. А потом выслушивала, какие потери все же понес в процессе транспортировки военно-воздушный модельный флот.

«Значит переставила еще проверь», — пришло через некоторое время. Видно, Ваня торопился.

На этот раз я решила не отвечать, чтобы не сорваться. Разве человек виноват, что у меня работы много и данные в таблицах не сходятся?

Через некоторое время пришла еще одна смс-ка. Я решила игнорировать их до конца рабочего дня.

К вечеру сообщений от Ивана было целых семь. И все про модели. Последняя была: «Ты спецом это делаешь».

А говорят, только женщины себя накручивают!

Я заглянула в телефон последний раз перед выходом с работы.

А дома обнаружила, что мобильник пропал из сумочки вместе с двумя новенькими тысячными банкнотами, которые я сняла в банкомате. Деньги лежали во внутреннем кармане сумочки, застегнутом на молнию. Что, в общем, никак не помогло. Историю пропажи красноречиво иллюстрировал аккуратный разрез…

Как будто насмешка: мол, нужно было вчера все же занять сестре, хоть в семью бы пошли…

Я сунулась искать кошелек и паспорт, оказалось, все на месте. На душе стало легче.

Ладно, сумка старая и кожзам, другая найдется. С телефоном сложнее, сейчас без него как без рук. Придется все же потратиться.

Зато вместе с телефоном исчезли и гневные смс-ки. Пусть они теперь будут головной болью похитителя.

Честно говоря, из-за работы я почти забыла про Ренриха. В конце концов, для меня и его мир, и хижина — реальности воображаемые. Пусть у самого Ренриха другие приоритеты. В общем, мне было не до него, но сегодняшние злоключения будто заставили вспомнить. И я взялась разгребать завалы в кладовке. Там было невероятно много старых вещей в коробках из-под мелкой бытовой техники, сложенных в коробки из-под обуви и крупной бытовой техники. Эти коробки громоздились друг на друга, пугая масштабами накопленного багажа, от которого в свое время поленились или не захотели избавиться. Кладовка была куда страшнее, чем любая воображаемая реальность. Этакая гигантская игра в «башню», только вместо кубиков коробки. И тебе, разумеется, нужна та из них, которая находится в самом нижнем ряду этой масштабной конструкции. Понятное дело, именно там и хранятся черновики. Их я выбрасывала редко, хотя и такое все же случалось. Старая привычка записывать мысли еще и в обычных блокнотах, а не только в электронных файлах.

Компьютерные архивы, разумеется, я проверила тоже. Но там такой старой версии «Злого неба» не нашлось. То ли я обновила файл, то ли вовсе начала набирать, только когда поменяла сюжет. Теперь уже не помню, как все было.

В общем, кладовку я разворошила. Нужную коробку с трудом извлекла. В ней хранилось несколько дюжин разномастных тетрадок и записных книжек с яркими обложками. Я нашла даже свой первый небольшой рассказ, который сочинила в седьмом классе…

Но никакого пролога с участием Ренриха.

Может, он мне все же соврал?

Я с тоской представила, как буду запихивать коробку обратно в кладовочную головоломку…

И осознала, насколько глупая получилась ситуация. Даже рассмеялась.

Ведь это был, как ни крути, всего лишь сон.

Скорее всего, Ренриха я больше не увижу!

Должно быть, подсознание просто намекало, что пора прошерстить старые задумки и найти подходящую. Глядишь, неписец обидится на то, что его игнорируют, и уйдет!

Или, может, высшие силы пытаются подсказать, что давно пора прибраться в кладовке. Потому что сам вид нагромождения коробок отбивает желание что-то в них искать.