КРУИЗ ПО ЕВРОПЕ
Посвящается моей жене Инне
I
Неосознанное тяготение к Франции было определено Светке задолго до рождения. Одним из ее предков числился кондитер-француз, залетевший при Александре III в Москву на заработки. Обучая барышень среднего достатка тонкостям французской кухни и, по совместительству, хорошим манерам, он вошел во вкус сытой московской жизни и, взяв в жены теплую мещаночку под стать себе, принял православие. Мужского духа во французе было хоть отбавляй, и мещаночка оказалась крепкого здоровья и чрезвычайно плодовитой. Их многочисленные дочки вышли статями в матушку, а от батюшки унаследовали непринужденные манеры и живость характера. Пользуясь в своем сословии чрезвычайным успехом, они быстро повыскакивали замуж и с многочисленными чадами расселились по окрестным провинциям.
Десятилетия советской власти изжили из былого мещанского быта французские черты. Единственным свидетельством канувших времен служила сильно пожелтевшая фотографическая карточка, сделанная в одном из солидных московских салонов начала века. На ней седой, как лунь, глава семейства важно восседал рядом со своей дородной, еще миловидной супругой в окружении многочисленного потомства.
Как многие маленькие дети, Светка долго не выговаривала «р». Истории взаимоотношений грека с раком и Карла с Кларой были проговорены бессчетное количество раз, но легкое грассирование так и сохранилось до школы. Оно становилось особенно заметным, когда Светка, волнуясь, декламировала у доски стихи. После каждого неудачного выступления одноклассники передразнивали ее на переменках, а учительница, чтобы как-то утешить, настоятельно советовала заняться с логопедом. Назревающий взрыв разрешила подруга матери.
– Ничего страшного тут нет, просто твоя дочь в вашу французскую родню, – уверенно заявила она, окинув взглядом темненькую Светку, только что в слезах пришедшую из школы.
Мать с досадой повела плечами:
– Так не бывает, сама посчитай, сколько поколений прошло.
– Ничего эти ученые не понимают. Привыкли на мышах опыты проводить. А человеческая натура, в особенности женская, субстанция тонкая. У нее еще…? – мать отрицательно покачала головой. – Все сходится: подобные артефакты возникают как раз до полового созревания. Я недавно сама по телевизору видела, как в Индии маленькая девочка неожиданно стала английские слова произносить. Оказалось, у них в роду какой-то магараджа то ли пять, то ли семь языков знал, – подружка торжествующе сверкнула глазами. – Может, и у твоей Светки это шанс по жизни.
– Помню, еще покойная бабка после рюмочки домашней наливки любила посудачить о наших французских корнях. И громогласно утверждала, что рано или поздно они дадут о себе знать, – словно заново глядя на знакомую с детства карточку и не зная, верить или нет, неуверенно заметила мать. – Если это и так, вылезли они каким-то неожиданным боком. Ума не приложу, что теперь делать.
– Переведи ее во французскую школу, – предложила подружка. – Пока первая четверть идет, не поздно.
– Это же на другом конце города, каждый день пять остановок туда и обратно. Она еще маленькая, – попыталась воспротивиться мать.
– Ничего, порастрясет лишний жирок. Приходить каждый день в слезах из этой школы лучше? – возразила подружка. – Она же скоро ее возненавидит, и тогда уже ты наплачешься.…Знаешь что – собирайся, прямо сейчас пойдем и переговорим. У меня в той школе завуч знакомая. Недавно в подъезде столкнулись, жаловалась на недобор. Всем английский подавай, будь он неладен…
С этого памятного разговора жизнь Светки круто переменилась. Прежнюю вольготную пришлось забыть, теперь весь день подчинялся строгому ритму. Соседские подружки, не понимая, почему она вместо того, чтобы идти вместе с ними гулять, сидит дома и твердит французские глаголы, стали при встречах насмешливо напевать вслед:
«Ален Делон, Ален Делон не пьет одеколон, Ален Делон, Ален Делон пьет двойной бурбон»…
В словах «Наутилуса» ничего оскорбительного не было, но Светка по молодости лет не знала об этом. Казалось, что над ней по-прежнему надсмехаются, и это лишь добавляло решимости.
С возрастом картавость не исчезла, но от регулярных занятий французским стала звучать вполне естественно и придавала Светкиной речи легкий необъяснимый шарм. По окончанию школы все в один голос прочили ей областной университет, но мать решительно воспротивилась:
– Кому здесь твой французский нужен!
– В Москве на бюджетные места в инязе конкурс большой, – удрученно возразила Светка. – А коммерческий мы не потянем.
– Зачем, обязательно иняз, – возразила мать. – Москва город большой, есть много и других хороших вузов. Нужно просто зацепиться, а там разберешься.
Матушка оказалась права. Светка выбрала архивный институт и, вопреки расхожему мнению, свободно поступила в него. Но основные трудности ожидали ее впереди. Жизнь в столице была дорогая, родители сами еле сводили концы с концами и, перебиваясь поначалу с хлеба на воду, она пристроилась дежурить в Московский Архив.
Работы там было немного и, чтобы не терять время даром, Светка в свободное время стала искать свои московские корни. Конечно, неопытной восемнадцатилетней девчонке подобные раскопки в одиночку были не по плечу. Но, заметив Светкину настойчивость, ей помогли. Вскоре из церковных архивов она получила выписку, подтверждавшую, что ее предок-француз крестился и венчался с девицей мещанского сословия в одной из церквей Замоскворечья.
От обычного листка бумаги пахло так таинственно, что Светка любыми доступными путями решила продолжить розыски. И тут, словно спустившись с небес, ей помог случай.
По Москве ползли будоражащие слухи об удивительном мюзикле «Нотр Дам», недавно поставленном в Париже. Как-то Светка ехала с подружкой и ее парнем в машине, и вдруг сзади из динамиков на нее обрушилась лавина звуков. Густым надтреснутым басом звучали мольбы уродливого звонаря Квазимодо. Им вторили стенания священника Фроло, страдающего от гибельной любви к юной цыганке. А офицер Феб безнадежно пытался выбрать между женитьбой на аристократке Флер де Лиз и греховной страстью к Эсмеральде. Сразу же потеряв голову от мелодии «Бель», Светка к своему стыду осознала, что не разбирает большинства слов и догадывается, скорей по смыслу. И решила в ближайшее время непременно заняться языком.
До Москвы Нотр-дамовский вихрь долетел на пороге нового тысячелетия. Отобранная французами группа молодых актеров во главе с известным рокером Славой из Питера репетировала в большом физкультурном зале где- то на Соколиной горе. Посторонних туда не пускали, но однажды Светке удалось просочиться сквозь кордоны.
Репетиция еще не началась. Красивая стройная блондинка в белой вышитой блузке и немыслимых джинсах со вставками оживленно обсуждала что-то с режиссером-англичанином. Это была одна из продюсеров – Катя, которую недавно показывали по телевизору. В ожидании прогона французские педагоги через переводчиц давали последние наставления актерам в спортивных трико. А в уголке зала возле шведской стенки собирали какую-то замысловатую конструкцию из деревянных поддонов на колесиках, возле которых сгрудились танцоры и акробаты.
Светка со скучающим видом примостилась на скамейке, напряженно ловя каждую брошенную фразу, и скоро убедилась, что понимает почти все. Конечно, для работы переводчицей был необходим сертификат, но она надеялась на удачу.
После окончания прогона Светка выждала минутку, когда Катя осталась одна и сказав, что знает французский, попросилась на работу. Катерина оказалась женщиной не только красивой, но и доброй. Поначалу, нетерпеливо слушая сбивчивую речь, она заскучала, но встретив молящий Светкин взгляд, смягчилась:
– Мы только недавно начали, желающих слишком много. Но я тут подумала: театр – это живой организм, кто-то может внезапно заболеть. Можешь позвать мне вон того парня? – она указала на оживленно жестикулирующего в акробатической группе молодого француза атлетического телосложения. Не поспевая за потоком слов со всех сторон, переводчица средних лет постоянно переспрашивала и вносила ненужную сумятицу в обсуждение.
