© Дон Нигро, 2021

ДАТЧ – полевой агент (37 лет)

МИК – полевой агент (29 лет)

МАКС – президент «Даркпул эссошиэйтс» (53 года)

ЮСТИНА – адвокат, специалист по отношениям с общественностью, пресс-секретарь (30 лет)

Штаб-квартира «Даркпул эссошиэйтс», огромный, напоминающий лабиринт комплекс зданий неподалеку от Вашингтона, округ Колумбия. Кабинет со столом и стульями, скамья в саду на плоской крыше, растения и карниз по соседству. Балкон квартиры, с диваном. Все представлено единой декорацией. По ходу спектакля декорация не меняется, актеры легко переходят из одного места действия в другое, одна картина плавно перетекает в следующую.

Первое десятилетие двадцать первого века.

(ДАТЧ и МИК в кабинете. ДАТЧ сидит за столом. МИК кружит по кабинету).

ДАТЧ. Может, присядешь?

МИК. Я словно в клетке. Не люблю ждать.

ДАТЧ. Надо бы привыкнуть. Девяносто семь процентов твоей жизни – ожидание.

МИК. Я думаю, мы тонем в дерьме, Датч.

ДАТЧ. Все не так плохо.

МИК. Все очень плохо. Возможно, мы уже по уши в дерьме.

ДАТЧ. Отнюдь. Я попадал в дерьмо, по самые ноздри, и, поверь мне, сейчас все не так плохо. Это всего лишь средних размеров и не такой глубокий пруд с дерьмом. Поэтому расслабься.

МИК. Расслабься! Они могут попытаться убить нас.

ДАТЧ. Этому не бывать.

МИК. И как мы это узнаем?

ДАТЧ. Это не зона боевых действий. Люди гибнут в зоне боевых действий. Мы лишь выполняли свою работу.

МИК. Это была наша работа?

ДАТЧ. По ходу выполнение нашей работы произошло что-то достойное сожаления. Достойное сожаления, но неизбежное, и нашей вины тут нет. И что, по-твоему, это было?

МИК. Я не знаю.

ДАТЧ. Ты думал, что твоя работа – раздавать шоколадные батончики?

МИК. Не знаю я, что я думал.

ДАТЧ. Если хочешь выпечь кекс, нужно разбить яйца.

МИК. Не хочу я выпекать кекс. Меня просто тревожит сложившаяся ситуация.

ДАТЧ. О нас позаботятся.

МИК. Как мы узнаем? Как мы узнаем, что о нас позаботятся?

ДАТЧ. Потому что именно это они и сделают.

МИК. Но как мы узнаем, что они собираются сделать в этой конкретной ситуации? Они могут бросить нас волкам.

ДАТЧ. Могут, но не бросят.

МИК. Это почему? Думаешь им на нас не плевать?

ДАТЧ. Дело не в нас. В них. Они позаботятся о нас, потому что забота эта в их интересах.

МИК. А если они так не думают? И если они так не думают, то, возможно, разыграют другой вариант. Скажем тот, в котором мы – паршивые овцы.

ДАТЧ. Мы не паршивые овцы.

МИК. Они могут посчитать, что мы именно такие.

ДАТЧ. Может, все-таки сядешь?

МИК. Не хочу я садиться.

ДАТЧ. Ты меня нервируешь.

МИК. Ты и должен нервничать.

ДАТЧ. Все образуется, если быть начеку и не волноваться. Это всего лишь ситуация. Я попадал в ситуации, но по-прежнему здесь. Жизнь – это череда ситуаций, перемежаемых периодами агонии, короткими моментами иллюзорного наслаждения и долгими паузами изнывания от скуки. От тебя требуется не терять бдительность и держать голову над водой. Делать свою работу. Следить, чтобы никто не пристроился сзади. И сохранять спокойствие. Господи, в полевых условиях ты не выпрыгиваешь из штанов.

МИК. Там другое. Я могу сосредоточиться. Нужно что-то делать. Преодолевать препятствия. Это я понимаю. Поставь передо мной задачу, и я буду искать способы ее решения. Но здесь все иначе.

ДАТЧ. Пожалуй, что нет.

МИК. Я не могу на этом сосредоточиться. Я не знаю, что с этим делать.

ДАТЧ. Ты должен научиться воспринимать ситуацию не той, которую боишься, и не той, которую хочешь видеть, но какая она на самом деле. В этом различие между взрослым и ребенком, а иногда между жизнью и смертью.

МИК. Но мы не знаем, какова ситуация. В этом и проблема.

ДАТЧ. Однажды я оказался в одном борделе в Сербии, и они послали киллера, чтобы убить меня.

МИК. Кто послал?

ДАТЧ. Плохиши.

МИК. Какие плохиши?

ДАТЧ. Для этой истории значения не имеет. Итак, они послали парня, чтобы убить меня. И этот парень размерами был со шкаф. Я подумал, что мне конец. Но в борделе был коротышка-пианист. И я попросил его сыграть «Медоносную роза»[1], напоминавшую мне о первой жене.

МИК. И сколько у тебя было жен?

ДАТЧ. Для этой истории значения не имеет. А теперь вопрос: какова вероятность того, что в сербском борделе я найду пианиста, знающего мелодию «Медоносной розы»? И этот коротышка играл чертовски хорошо.

МИК. И как соотносится эта история с нашей ситуацией.

ДАТЧ. Очень просто: не нужно что-то предполагать. Вполне возможно, что все совсем не так, как ты думаешь.

МИК. Так что случилось? Этот большезадый парень входит и убивает тебя?

ДАТЧ. Да, этот большой, с мертвыми глазами, размером со шкаф кусок дерьма входит в бордель. Свой пистолет я отдал. Инструкция это запрещала, но девица выставила такое требование, а я питаю слабость к рыжеволосым. У каждого есть слабое место. Может, она была с ним заодно, не знаю. В общем, этот здоровенный чертов урод, причуда природы, очень похожий на дворецкого Ларча семейки Адамсов, входит, и я уже прощаюсь с жизнью. Но когда этот парень вытащил пистолет, уже пройдя мимо пианиста и уделив ему не больше внимания, чем комнатному растению в горшке, этот коротышка хватает бильярдный кий и толстым концом бьет Ларча по затылку. Киллер оглушен, падает на колени и получает второй крепкий удар кием, теперь по темечку. Тут этот шкаф валится на пол, лицом вниз, перекатывается на спину, а коротышка-пианист, схватив кий обеими руками, вонзает острый конец ему в шею, словно забивает заборный столб, и артерия киллера взрывается, как Везувий. Он лежит на полу, с кием в шее, а голая сербская проститутка, которую окатило кровью с ног до головы, вопит, как резаная.

МИК. Жаль, что я этого не видел.

ДАТЧ. Да, доложу тебе, это мгновение следовало запечатлеть на пленку. Что ж, я хочу дать коротышке деньги, но он говорит, не надо деньги, лучше возьмите меня на работу. Азартный оказался парниша. Я подумал, почему нет, рефлексы у него отменные, вот и отправил к своему другу Папаю. Ты знаешь Папая?

МИК. Нет.

ДАТЧ. Да, ты появился позже. Как выясняется, у парня врожденный талант. Он быстро продвигается по служебной лестнице. Но однажды Папай приходит ко мне и говорит, Датч, мы должны избавиться от этого пианиста. А я говорю, но, Папай, у парня врожденный талант. Папай соглашается, да, у него врожденный талант, но этот сукин сын трахает мою жену. И я говорю ему, Папай, даже если он трахает королеву-мать, меня это совершенно не волнует, этот парень нам нужен. Потому что если возникает необходимость расчленить труп, этот сербский пианист-коротышка сделает все в лучшем виде, даже не поморщившись.

МИК. Вы расчленяли трупы?

ДАТЧ. Пианист расчленял трупы. Один – точно, я тому свидетель. Мы его не убивали. Но потребовалось от трупа избавиться. К нашей истории это отношения я не имеет, но он расчленил этот труп со знанием дела. Потом рассказал, что родной дядя нашел ему работу на скотобойне, когда ему было двенадцать, и после той работы тебя уже ничего не тревожит. Ты просто поворачиваешь в голове маленький рычажок и делаешь то, что тебе сказали. Но пару месяцев спустя от него все-таки пришлось избавиться. Выяснилось, что он трахал и шестнадцатилетнюю дочь босса. Он был отличным стрелком, вот его и отправили на снайперскую охоту, с которой не возвращаются.

МИК. Вы его убили?

ДАТЧ. Нам не пришлось его убивать. Мы просто дали знать местным, из тех, кто не ладил с нашими друзьями, где именно он будет охотиться.