Пахнет воздух голубой

Легкой дымкой полевой –

Всюду нежность, всюду ласка,

Словно ходит кругом сказка.

Солнце прячется за лес,

Гаснет светлый край небес.

Сверху ухнула сова,

Сторожиха-голова,

Заступила на дозор –

Не пройдет по лесу вор!

Зорко смотрят очи:

«Всем – спокойной ночи!».

Д О М О В О Й

Домовик-родовик за печкой живет, дом стережет. Своих всех знает, дом привечает. Соням спать не дает, лежебок в бока бьет.

Того, кто грустит, Домовой веселит. Кто вор на добро, того палкой в ребро. Тех, кто нос задирает, о полок ударяет: не хвались сам собой пред людскою молвой. По заслугам – похвалят, за пустое – охают.

Домовой любит щи, пироги да борщи. Коль хозяйка хорошая, Домовой с ней дружит да верно ей служит.

Коль с хозяевами в ссоре – им целое горе. То об пол стучит, то на кухне шкворчит, то воду прольет, то чего унесет. Не сыскать, не найти, к нему нету пути.

А ты с Домовым помирись, к нему лицом повернись. Скажи: «Угощайся тем, что и сам я ем. Дом привечай, но не озорничай!».

Домовой не злой, на ласку простой. Все сделает сам, все расставит по местам. Ты его похвали, добрым словом угомони. Уж он будет рад услужить во сто крат.

Ты на Домового не серчай, ты его привечай. Он и с детишками поладит и животину огладит. Ему почёт – и тебе в зачёт.

Домовой по дому пляшет, а никому себя не кажет. Везде поспевает, на всё его хватает. А уж хохотуха, язви его муха! Веселиться станет – всех на уши поставит. Инда так разойдётся, аж дом пошатнётся.

После устанет и за печку станет. Кто его видал, никогда не забывал. Говорят, что он смешливый, и глаз у него игривый, собою дородный и дюже уж сдобный. Одним глазом моргнёт, а другим подмигнёт, ручками всплеснёт – хохотать начнёт.

Домовик-родовик к своему месту привык. С хаты съезжай, а его не оставляй. К себе примани, за собой позови. Сунь в печку валенок или сапог, чтоб забраться он смог. Да скажи ласково: «Вот тебе сани, поезжай-ка с нами, на ново место, на ново счастье!».

А как прибудешь, так Домового и добудешь. И будет он с тобой как друг дорогой.

Вот на этот раз и весь мой сказ!

ОГОРОДНАЯ СКАЗКА

Жил-был царь Горох да его жена царица Чечевица, да сынок царевич Боб Синий Лоб. Надумал царь сына женить. Велел Думу собрать и ответ держать. Пришли: воевода Арбуз, полосатый толстопуз, боярыня Тыква с Тыквятами, малыми ребятами, модница Капуста, чтоб ей было пусто, Кабачки-дурачки, Перцы-стручки, стрельцы Огурцы-удальцы, Укроп да Петрушка, да Свёкла-старушка, Редька и Редис, Тимьян и Анис, да Лук и Чеснок, а последним Хрен еле ноги приволок.

Царь Горох говорит:

– Давайте судить-рядить, надобно сына женить. Нужна невеста, да чтоб была к месту: и сыну под стать, и было бы что за нею взять.

Воевода Арбуз распалился, чуб у него завился, говорит царю:

Мыслю, царь-государь, что сыну Вашему царевичу Бобу не подсунешь ерунду. Да вот, есть морковь, девица-краса, зелена коса, сама-то хороша, да только нет ни гроша. А так уж мастерица, может, и сгодится?.

– Нет, – царь отвечает. – Сама хороша, да без гроша. А я денежки люблю, грошик к грошику коплю. Зачем мне голь перекатная?

Тыква-толстуха выпятила брюхо:

– Позволь, царь Горох, совет дать, невесту назвать.

– Говори, – царь отвечает. А сам сидит всё примечает.

Тыква Тыквят растолкала, шлепков им надавала, вышла вперёд, открыла рот:

– Есть невеста, мягкая, как из сдобного теста. Любушка-картошка, русская матрёшка, поклон ей от всего мира, особо для гарнира. И с Бобом дружит и никогда не тужит.

Задумался царь Горох: и выбор не плох, и невеста-душа всем хороша. Да для Боба слишком дородна и многоплодна.

– Нет, – царь говорит, – погодим, другую поглядим.

Вышла капуста, раскрыла уста. Юбки у неё шуршат, кружева торчат. Одёжки раскрылила, всех загородила.

– Царь-государь, возьми в снохи пшеницу-молодицу: и стройна, и умна, и золотая коса до пояса, ну, чем Бобу не пара?

– Ну, что ж, – царь отвечает. – И впрямь, пшеница-молодица хоть куда, да только игрива и спесива. С такой женой потеряешь покой. А Бобу нужно, чтоб жена дом держала, его привечала, чтоб была умна, а в миру скромна. Да вела б себя строго, а во всяком деле была ему подмогой.

Замолкла капуста, юбки подобрала, в угол встала. А Кабачки-дурачки над Капустой потешаются, Перцы-стручки ехидно ухмыляются.

Царь Горох корону на бок спихнул, посохом тряхнул.

– Что смеётесь-задаётесь? Теперь вы в ответе, кто у вас на примете.

Кабачки струхнули, Перцы чихнули, встали в ряд и молчат.

Царь ногою топнул, в ладошки хлопнул:

– Сей момент говорите, невесту назовите!

Кабачки-дурачки да Перцы-стручки царю в пояс поклонились, на колени опустились.

– Да есть у нас подружка, Репка-хохотушка. Сама веселуха для поднятия духа!

Царь Горох осердился, весь обшелушился.

– Эко, дурачьё огородное, никуда не годное! Заставь таких совет дать, потом куда же его девать? Пошли с глаз долой!.

Кабачки с Перцами разбежались, под лавки расховались.

Вперёд вышли стрельцы Огурцы, удалые молодцы, усы кручёные, шапки золочёные.

– Царь-государь, мы люди служивые, бывалые. Что тебе сказать, нечего на нас пенять, каждый сам по себе сук рубит.

Укроп да Петрушка, да Свёкла-старушка, Редька и Редис, Тимьян и Анис кивают, царю потрафляют. Лук и Чеснок друг на друга пялятся, все улыбаются. А Огурцы дальше речь ведут:

– Уж коли хочешь совет услыхать, вели старому Хрену слово держать.

Старый Хрен прикосолапил к царю, в пояс поклонился, крякнул да вдруг и брякнул:

– Царь ты наш батюшка, и что за охота глядеть невест без счёта. Долго выбирать – женатому не бывать. Бери сватов, хлеб-соль да засватывай фасоль Она и роду-племени вашего и с огорода нашего.

Царь раздухарился, враз замолотился:

– Боба призвать, сватов снаряжать, а старого Хрена на почётное место сажать!.

Долго канитель не тянули. Свадьбу сыграли, Боба обвенчали.

Свадьба шумной была. Царь Горох уплясался, весь по полу рассыпался. Царица Чечевица чечётку била, чуть себя не размолотила. Воевода Арбуз с Тыквой от танцев употели, даже похудели. А прочий огородный народ так пел-плясал, что всех ворон распугал. И был пир горой три дня и три ночи для своих и для прочих.

И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.

П Ч Ё Л К А

Пчелка-матушка, труженица великая, мед собирает, цветки опыляет, чтоб урожай был богаче, чтобы поля были краше. Еще только солнышко взойдет, роса на травку упадет, она уже в трудах, жужжит на полянках и лугах. Сколь цветочков облетит, пока мед накопит.

Возвращается тяжелая, меду полная. А в улье на взятки готовы уж сотки. Пчелки мед отдадут – и в обратный путь. И так весь день летать им не лень. Себе припасут и людям нанесут: от хворобы, от тоски, от горькой судьбы. На медовый спас уж на зиму запас.

Мед на вкус любой, как янтарь, золотой. Пахнет травами, листами, росянистыми цветами, пахнет липой и гречихой, и лесной рекой-шумихой, силу солнышка хранит, оттого и хворь бежит.

Пчелке за старание от людей признание. Неспроста иных за труд люди пчелками зовут.

Есть у пчел царица – матка-мастерица. Она в улье всем управляет: кого на работу снаряжает, кого улей охранять, кого детушек качать. В улье будто все кипит, шевелится и жужжит.

Няньки еле успевают, пеленают и качают, медом детушек поят да быстрей расти велят, чтоб по дому помогали, тоже меду припасали.

Ну, а толстых лежебок пчелы вытолкают в бок. Трутни в улье не нужны, здесь работать все должны. Тяжело дается мед, чтоб кормить ленивый рот. Трутни упираются, за других цепляются. Пчелиная царица начинает злиться, хвостиком трясет, воинов зовет.

Пчелиное войско трутней-лежебок в шею да в леток, крылья им отгрызут и на землю спихнут, чтобы в улей не летали и мед не воровали. И то сказать, наели на дармовщину эдакую толщину.