– Рули к управлению ФСБ.

– Так тебя там и ждут с пирогами, – буркнул Иван, но спорить не стал, свернул с Портовой к центру города, где в стиле сталинского ампира высилось трехэтажное здание ФСБ. Хотел припарковаться на Дзержинской, но милиционер тут же замахал полосатой палкой. Высадил отца у центрального входа и поехал колесить по Магадану на своей темно-бордовой «субару-форестер», которую сам тщательно подобрал во Владивостоке минувшей зимой. Встретиться договорились в гостинице «Северной».

Цукан прождал в бюро пропусков около получаса. Удивился, когда окликнул мужчина в штатском, в котором он с ходу не узнал Ахметшахова.

– Долго жить будешь, Тимур Фаридович, – сказал первое, что пришло в голову. – Не узнал… – Он сбился, потому что хотел сказать тебя, а вроде бы нужно говорить «вы». – Заматерел. Прямо настоящий генерал.

Ахметшахов рассмеялся в ответ.

– Зато тебя, Аркадий Федорович, признать легко. Такой же ершистый, а внешне почти не изменился. Пойдем ко мне, чаем угощу, настоящим цейлонским, как ты любишь.

Они словно боксеры в первом раунде, кружили вокруг да около, не приступая к главному. Ахметшахов не торопил, он даже отменил через помощника одну из встреч, намеченных на двенадцать.

– Почти неделю просидел в Москве, билетов не достать на Магадан. Один рейс оставили, прямо беда, – не удержался, пожаловался Цукан. – Да и на Хабаровск не улететь.

Ахметшахов покивал из вежливости. Пододвинул коробку с конфетами. Внимательно выслушал рассказ о наездах ингушей. Походил по кабинету, словно бы собираясь с мыслями.

– Давно работаем по ним. Но прихватить не получается. Золото покупают, как бы официально, через банк «Восток». Это теперь не запрещено законом. А что цену занижают – так это, говорят, рыночные отношения.

– Вот оно как! – показно удивился Цукан. – Менты так и вовсе с ними в одной связке. Старателей, что без лицензии, нагло обдирают. Артели запугивают. Работягам помощи ждать не от кого. Трясина.

– Не торопи события, Аркадий Федорович. Мы взяли ингушей в разработку. Но дело-то сложное. Их курирует, похоже, депутат Госдумы Мирзоев. Нужен очень серьезный повод, чтобы подвести их под статью. А мы не те, что раньше, штаты урезаны втрое, районные отделы искоренили, агентурную работу похерили.

– Значит, всё, хенде хох! Полный… абзац.

– Я же говорю, работаем по этой теме. Но и без вашей помощи не обойтись.

– Так чем же я могу тут помочь, Тимур Фаридович? Деньгами?

– Нет, лучше информацией и золотом для контрольной закупки. Я опытного оперативника командирую на месяц. Оформить его в шлихо-приемную кассу или бухгалтером – сможешь?

– Для такого дела оформим, как положено.

– Вот и славно. А там видно будет… Чай-то остыл. Давай, подолью горячего.

Цукан пил чай и думал: дожился на старости лет, стал информатором у гэбни.

Ахметшахов, словно бы угадал его мысли, сказал: «Наше ведомство пихают и слева, и справа. Народ науськивают. Особенно либералы. А когда однопартийца взорвут в автомобиле, бегут с криками в Думу, а что это у нас ФСБ без дела сидит? Да ты и сам об этом знаешь…»

Он за последние годы располнел от сидячей работы, что шло незаметно, казалось, два раза в неделю спортзал, баня позволяют держаться в пределах девяносто килограммов, и вот совсем неожиданно обнаружил, что стал туговат почти новый костюм. Поглядывая на сухолядого Цукана с мощными клешнями рук, он понимал, что это не только умеренность в еде, это еще и образ жизни.

– Ты прямо, как замороженный, ни жиринки…

– Так давай к нам на сезон, и деньжат заработаешь, и пузцо уберешь…

Распрощались с шутками, приятельски, что могло казаться невероятным, учитывая обстоятельства их первого знакомства.

Уфа. 1985 год

– Ты же у нас специалист по золоту? – вбил с порога начальник Башкирского управления КГБ, сарказма своего не скрывая.

После провала операции по пресечению нелегального сбыта золота, в главке потребовали строго наказать виновных, понизить в должности и звании… Полковник Степнов отстоял капитана Ахметшахова, прикрыл дело рапортами о неполном служебном соответствии, проведенном внутренним расследовании.

Ахметшахов об этом знал, сдержанно поблагодарил полковника, но в Якутию ехать не собирался, о чем узнал от доброжелателей. Точнее, об этом не хотела слышать ни жена, ни рано повзрослевшая дочь. Слушая их гневные упреки, он думал, вот был бы сын, совсем другое дело: ходили бы с ним на охоту, таскали хариуса наплавной снастью… Но не дал бог сына, точнее, жена не захотела второго ребенка из-за своей актерской профессии. Ахметшахов заранее взялся прощупывать почву с трудоустройством на авиационном заводе, где требовался начальник первого отдела с допуском к секретным документам. Подготовил рапорт об увольнении из органов.

Полковник Степнов вышел из-за стола. Низкорослый с короткой щеткой седых волос, он быстро состарился после пятидесяти, то ли из-за того, что полтора десятка лет отслужил на оперативной работе в Иране, то ли из-за нервозности последних лет, которую создавала Москва из-за каждого шороха правдолюбцев, антисемитов, каких-то сраных писателей, вместо того, чтобы заниматься серьезными делами государственной безопасности страны. А теперь вот стягивали с разных регионов оперативников для укрепления Якутского КГБ и борьбы с незаконным оборотом драгоценных металлов. На совещании в Главке процитировали слова члена Политбюро: у нас что старатели коммунизм будут строить!

– Я знаю, ты обижен. Хочешь подать рапорт об увольнении.

Ахметшахов, смотревший мимо полковника, на темно-синюю штору, глянул с искренним удивлением. Он только жене говорил о своем рапорте.

– Ты погоди с этим рапортом. Не ломай жизнь. Поработаешь временно в Якутии. Здесь всё утрясется. Вытащим тебя обратно. Получишь майора, всё пойдет, как положено…

Полковник Степнов говорил ободряющие слова с ласковой интонацией, что совсем не вязалось с его хмуроватым лицом, грубыми разносами, которые он учинял сотрудникам в этом просторном кабинете с зашторенной картой оперативной обстановки, экраном для просмотра видеосъемки, иконописными портретами вождей революции. На столе заверещал черный эбонитовый телефон, Степнов тут же стремительно выхватил трубку, склонился над аппаратом, подавая правой рукой пассы капитану – «свободен».

Ахметшахов потоптался на месте, но так и не вытащил из кармана аккуратно сложенный рапорт, который он мучительно долго писал и переписывал поздним вечером.

Лететь пришлось с долгой пересадкой в Свердловске. Поздно ночью в Якутске таксист ошарашил ценой.

– А по счетчику?

– Да кто же тебя ночью с аэропорта даром повезет…

Еще хуже встретили в гостинице. Находясь в угнетенном состоянии после размолвки с женой, Ахметшахов не забронировал номер. Администратор – дама из местных, увешанная кулонами, браслетами и кольцами по последней моде, наотрез отказалась предоставить место.

– Хорошо. Я переночую в холе на диванчике, – выдал он, как ему казалось, несокрушимый довод, который ее испугает.

– Вы думаете, если сотрудник, там вам можно нарушать правила социалистического правопорядка…

Такой наглости он еще не встречал. Спорить не стал. И как-то сразу подумал, что обживаться здесь будет нелегко. Мощные татарские и башкирские кланы умело ладили в Уфе, не подпуская чужаков, но соблюдали видимость порядка и советской власти. А здесь, похоже, ничего не боялись. От дивана воняло застарелой непросыхаемой тряпкой, он долго ворочался, сквозь дремоту слышал возбужденные голоса, снилось заплаканное лицо жены, которую хотел приласкать, а она убегала от него с криком: «Я в эту дыру никогда не поеду! Ты во всем виноват…»

В республиканском управлении капитана Ахметшахова представили полковнику Федорову. Он ожидал расспросов о предыдущей службе, краткой беседы, а Федоров сухо поздоровался и тут же стал наставлять как мальчишку-курсанта, рассказывать о славных традициях якутских чекистов. Старый службист понимал, что за просто так начальников оперативно-розыскного отдела из главного управления сюда не присылают. Но все же пересолил по всегдашней своей привычке. Закончил неожиданно, возможно, из-за возникшей недосказанности.