Спортсмены не рассуждали подобным образом, но сама действительность заставляла их действовать так, а не иначе, требовала самоотдачи и целеустремлённости, при этом отвергая всё противоестественное и косное.

Всё в этот день было как обычно: парад участников, торжественное открытие соревнований, бравурная музыка, суровые речи маститых адептов древнего боевого искусства. Затем спортсмены отправились на разминку. В программе соревнований были «ката», «тамешивари» и «кумите». Все ждали спаррингов. Удары в воздух, разбивание досок и черепицы – всё это лишь косвенные показатели силы. Лишь реальный бой может показать, кто и чего стоит в этой жизни. Нередки были случаи, когда спортсмены с низшими поясами или вообще без оных неожиданно побеждали владельцев коричневых и даже черных поясов. Поэтому поединки и вызывали такой интерес. Это была та самая практика, которая поверяла теорию.

«Ката» и «тамешивари» прошли гладко. Правда, у группы Глотова не заладилось с доской. Кто-то принес сырую лиственничную доску толщиной в сорок миллиметров, не оструганную и занозистую. Андрей с первого взгляда понял, что разбить ее будет непросто, но доска уже была вынесена на татами, менять на глазах у всех её было нельзя.

Первым бил Данилин Саша, обладатель третьего «кю». Ударил два раза кулаком – не сломал. Затряс кулаком, словно стряхивая налипшие опилки. Костяшки пальцев налились кровью, прямо на глазах разбухли. Решили не испытывать судьбу – переломы пястных костей зарастают долго, а психологическая травма остаётся на всю жизнь. Данилин покинул ковёр с опущенной головой. Вместо него вышел Толя, рослый бурят, второй «кю». Встал боком к доске, сделал два подшага и резко ударил «йоко-гери-кеаге». Доска устояла. Спортсмен повторил удар – с тем же успехом. И в третий раз приложился к доске ребром стопы – все пальцы отбил у тех, кто держал доску. Толку не было. Пришлось отозвать и его. На лицах болельщиков показались ироничные улыбки. В самом деле, две подряд неудачи – это уже чересчур. Так и опозориться недолго. Третьей осечки быть не должно. Андрей поднял с места Колю Гинкулова – самого сильного и уравновешенного в команде спортсмена. Высокий двадцатилетний парень даже внешне походил на тренера. Худой и жилистый, он обладал резким и сильным ударом. А сейчас требовался именно такой удар – хлесткий и концентрированный. А иначе – всем хана.

Коля прекрасно сознавал сложность ситуации. Слегка покраснев, он вышел на татами. Поклонился судьям и встал в позицию перед доской. Видно было, что он решил бить рукой, и это был правильный выбор. Простое «зуки» – ничего другого не требовалось. Коля примерился, принагнул голову, шумно выдохнул и резко, с криком, ударил. Доска громко треснула, на пол упали две половинки. Коля поспешно поклонился и бегом направился на скамейку. Ребята принялись его поздравлять, хлопали по плечу, улыбались. Честь команды была спасена.

Андрей незаметно перевёл дух. Сколько он видел переломов рук, сломанных запястий, изуродованных пальцев? Сколько раз травмировал собственную кисть? Дело это нехитрое – пальцы себе сломать. Ничего хорошего в этом нет.

Наконец, начались спарринги: по одному двухминутному раунду. Что такое две минуты? В карате – срок огромный. Хороший каратист за две минуты полсотни человек уложит. По одному удару на каждого – большего не требуется. Если понадобился второй удар, значит, что-то неладно с техникой.

Первым на татами вышел Коля. Высокий и нескладный, он брал резкостью, длинной рук и ног. Соперник заметно побаивался его, хотя у него тоже был черный пояс. Но он был чуть пониже, сутулый и плохо скоординированный. Коля подшагнул к нему и нанёс «мае-гери» в живот. Через полминуты «маваши» слева и тут же, без паузы – «ура-маваши-гери». Противник стал пятиться, видно, что не поспевал с защитой. Коля наступал, нанес несколько прямых ударов руками в корпус и, под занавес, сокрушительный «уширо-гери» в живот. Противник вылетел за ковёр и остался лежать, согнувшись пополам. Судьи дружно подняли белый флаг: «Фусен шо»!

Коля встал на середину татами и поклонился:

– Осс!

Первый бой выигран в отличном стиле, начало было положено.

Но дальше поединки проходили с переменным успехом: двое ребят выиграли свои схватки, а двое проиграли. Проигрывали в равном бою, а выигрывали за явным преимуществом. Учеников Глотова побаивались. Стиль вроде тот же, что и у всех. Но удары мощнее, резче. И сами спортсмены держат удары – будь здоров. Редко кто из его воспитанников оказывался в нокдауне. Это достигалось особыми тренировками, когда во время поединков наносились акцентированные удары в корпус, за исключением особо сильных, вроде «уширо-гери». Спортсмены старались удержать удар, погасить импульс. Андрей стремился одеть учеников в «железную рубашку» – создать непробиваемый мышечный корсет. И еще необходима сила духа – пресловутая сила духа, над которой кто только не потешался, но в реальность и действенность которой Глотов свято верил, потому что отчётливо чувствовал её внутри себя.

Домой возвращались возбужденные, довольные. Вся команда поместилась в машине тренера – четверо на заднем сиденье, двое впереди. Подобные соревнования проводились не часто – раз в полгода, и для ребят это была хорошая встряска. Иные ночь не спали перед стартом. Оно и немудрено, карате – не шахматы.

Андрей выехал на автостраду, соединявшую Шелехово с Иркутском, и резко набрал скорость. Миновали виадук над железной дорогой и понеслись под уклон по прямому и гладкому шоссе. Скорость приближалась к сотне, дорога довольно узкая, на обгон решится не всякий. Андрей увидел в боковом зеркальце, что его догоняет шестисотый «мерседес», и прибавил газу. Шоссе через несколько километров плавно изгибалось влево и уходило на затяжной подъем по знаменитой Олхинской горе. На скорости в сто двадцать километров «девятка» летела в гору. «Мерседес» взял влево и нагло пошёл на обгон, скорость у него была не меньше ста сорока. Андрей уступил дорогу и с осуждением посмотрел на сумасшедшего водителя. Когда машины поравнялись, боковое переднее стекло у «мерса» резко опустилось и в лицо Андрею глянул чёрный ствол автомата. Андрей вдавил в пол педаль тормоза, одновременно услышав громкий треск, словно колотили молотком по жести. Длинная очередь прошила салон, зазвенели стёкла, Андрею обожгло левое плечо, глухо вскрикнул Коля, сидевший с краю, секунда – и «мерседес» умчался вдаль, столб снежной пыли смазал его очертания. «Девятка» ткнулась в заснеженный бруствер у обочины, Андрей выскочил из салона и распахнул заднюю дверь. Коля повалился ему на руки, волосы его были залиты кровью – пуля попала в голову, чуть выше уха. Он был без сознания. Его осторожно положили на заднее сиденье, Андрей разодрал аптечку, вытащил йод и бинты. У него самого из рукава капала кровь, но он не обращал на это внимания.

По Колиному лицу разливалась мертвенная бледность. Ребята затихли. Андрей быстро обработал голову йодом и перебинтовал.

– В больницу! Живо!

Двое сели сзади по бокам, один держал на коленях Колину голову, другой придерживал ноги, безвольно болтавшиеся от каждого толчка. Андрей захлопнул дверцу, взревел мотор. Машина рванулась вперед.

До ближайшей больницы было километров десять, но уже через пять минут машина затормозила у приёмного покоя десятой городской больницы. Андрей взбежал по каменным ступенькам, стал барабанить в запёртую дверь… Коля уже не дышал. Было слишком очевидно, что всё зря, ничем уже тут не поможешь, но Андрей продолжал стучать и, наконец, выломал дверь. Навстречу ему бежали женщины в белых халатах, они что-то кричали, волосы их жутко развевались… Андрей ничего не слышал. Он уже вытаскивал Колю из машины и нёс на руках по коридору, всё дальше и дальше, сам не понимая, куда идёт, не слыша криков, не чувствуя веса, и такая боль раздирала его грудь, что хотелось кинуться на эти стены и крушить всё вокруг, ломать, бить – пока всё не рухнет, пока не станет темно и весь мир не исчезнет, не провалится в преисподнюю.