— А ты рано обрадовалась, пока Процентов тебя заберет, пока определит тебе квартиру, ты ласточка еще моей побудешь — Эдуард Арсеньевич не мог перебороть в себе досаду. Захотелось испортить Лере цветущее настроение.

     — Ну и ладно Эдичка, утешу твой маленький свисточек напоследок. Потом вспоминать будешь с тоской неразделенной, и думать о том, как тебе повезло — кокетливо растягивая слова, говорила Лера.

      К раздражению Эдуарда случилось то, чего он и боялся. Процентов был предсказуем и прогнозируемо жесток.

     Не имея больше сил оставаться в своем кабинете, Эдуард Арсеньевич покинул его молча. Все вопросы, чаяния граждан из скопившейся очереди не вызвали у него сочувствия: ‘’ совещание, совещание ‘’, говорил он грубым голосом, отдаляясь от народной массы. Выйдя на крыльцо, Эдуард Арсеньевич положил в рот сигарету начал искать зажигалку, но ее не было в карманах.

     — Можно прикурить — обратился он к мужчине стоящему рядом.

     — Можно, конечно — ответил тот дружелюбным смехом.

     Эдуард Арсеньевич поднял глаза перед ним стоял черно-белый человек и, улыбаясь, протягивал ему коробок спичек. Руки Эдуарда тряслись, пока он прикуривал.

     — С вами все хорошо? — спросил, улыбчивый мужчина.

     — Не совсем, перебрал вчера немного — ответил Эдуард.

     — Бывает — засмеялся незнакомец, выкинув папиросу в урну, после чего скрылся в старомодных дверях здания.

     Сквозь дым сигареты Эдуард Арсеньевич впервые видел черно-белый мир в полном объеме. Его мозги по-прежнему не хотели воспринимать то, что беспощадно показывали глаза. Мрачные граждане, жуткие повозки на конной тяге. Старый музейный трамвай, остановившийся на остановке. Реальные люди, которые, не подозревая о существовании Эдуарда, отталкивая друг друга, лезут в узкие двери вагона. С боку чуть в стороне трое военных, на головах которых остроконечные шлемы с большими красными звездами. Эдуард Арсеньевич спохватившись, осмотрел сам себя. Холодный пот выступил под чужой одеждой. Он ничем не отличался от всех них, такой же, как они все. Вместо дорогой сигареты ‘’супер-евро‘’, у него во рту дымилась папироса, и только сейчас, он почувствовал неприятный привкус непривычного табака. Не соображая, что делать, он решил вернуться в свой кабинет, лелея маленькую надежду на то, что все это пропадет, как случилось вчера. Нужно будет только дернуть ярлычок старинного выключателя. К изумлению Эдуарда Арсеньевича на его пути была не одна дверь, как раньше, а две разделенные небольшим простенком.

      — ‘’Видимо потом из них одну сделали‘’ — подумал Эдуард.

      Открыв дверь, он очутился в привычной для себя обстановке, где толпились просители, горели электронные табло, отсвет их букв и цифр отражался в почти зеркальной поверхности натяжных потолков. У Эдуарда начала кружиться голова. Постояв немного, он смело двинулся наверх. Испытав перед дверью все же привычное волнение, он постучался в дверь Перепрыгова.

     — Войдите — раздался голос Насти. Эдуард Арсеньевич робко поздоровался с Настей.

     — Доложите Дмитрию Кирилловичу, что у меня важное дело — сказал он, Насте.

      Та уже успела остыть от вчерашнего происшествия и прореагировала с обычным безразличием.

     — Ждите — сказала она, указав Эдуарду на мягкий кожаный диван напротив себя.

      Настя не собиралась докладывать, Эдуард сидел молча, испытывая приливы возбуждения, от присутствия Насти рядом. Память не спрашивая разрешения, рисовала Настю в другом ракурсе. Эдуард понимал, что Перепрыгов, по всей видимости, спит, поэтому сидеть придётся долго. Правда, через несколько минут Настя неожиданно поднялась, как будто получила откуда-то беззвучный сигнал. Зашла без стука в дверь к Перепрыгову, появилась через минуту.

     — Одну минуту — прошипела она в сторону Эдуарда, посмотрев на него вчерашним взглядом.

     Эдуард Арсеньевич вошел робко, сконфузившись.

      — Что у тебя Эдя — заспанная рожа Дмитрия Кирилловича, не излучала и намека на хорошее настроение.

     — Дмитрий Кириллович я хочу вас попросить, меня завтра отпустить. Мне нужно к врачу — промямлил Эдуард Арсеньевич.

     — Все же решился вытягивать — засмеялся Перепрыгов.

      Эдуард покраснел: — ‘’Проклятые бабы, что Света, что Люда, что Лера‘’ — подумал он, про себя.

     — Нет, это потом нужно будет обязательно — с жалким выражением лица пробубнил Эдя себе под нос.

     — Правильно Эдя, то знаешь, как тебя промеж себя наши бабы называют? — Дмитрий Кириллович заметно повеселел.

     — Догадываюсь — сказал Эдуард Арсеньевич.

     — Ну как? — все больше веселел Дмитрий Кириллович.

     — Двухвершковый — еле слышно произнес, красный, как рак, Эдя.

      По запаху изысканных духов, он понял, что сбоку от него находится Настя. Эдя посмотрел в ее сторону. Полная торжества, с папкой в руках, она смотрела на Эдю, как будто он был полностью голый, и, к тому же не мог, по какой-то причине прикрыть свой двухвершковый приборчик, а Настя со смехом рассматривала его достоинство.

     — Почти угадал, только наши бабы мыслят по изысканней ‘’двухвершковый Калакакин’’, вот твое наименование Эдя. Это мы мужики тебя ласково зовем Эдя или уважительно Калакакин, а эти, они в корень зрят — расхохотался Дмитрий Кириллович.

      Настя расплылась в улыбке, ее взгляд нагло опустился в район хозяйства Эди, слава богу, закрытого штанами.

     — Правда, Настюха — Перепрыгов произнес с лукавой ухмылкой.

     — Правда, правда — засмеялась Настя, Эдуард Арсеньевич стоял покрытый жгучей краской, проглотив язык.