Сколько истошного крика. Брошенных сумочек и раскрывших свои пасти чемоданов. Беззубое нутро набито сорочками, лифчиками, иконками. Еще визг, за ним чьи-то сумасшедшие проклятия. Давка, провонявшая неприятным запахом едкого пота. Слезы, слюни, харчки. А где-то рядом выстрелы в воздух, и кто-то упал, схватившись окровавленными руками за простреленную, взбесившимся поручиком, грудь. Растет кровавое пятно на белой сорочке, закатываются помутневшие глаза. Он смотрит, как падает, еще молодой, холеный мужчина. Над ним кричат свое — очень противное, перепуганные чайки.

     — Красные в городе! Красные на окраине! — визжит толстая, как свиноматка баба, тряся двойным подбородком. Подпрыгивает на толстой шее жемчужное ожерелье. Мечутся объемные, как два бревна руки — она кого-то хватает. Ее отпихивает молодой штабс-капитан, он ищет другую женщину, слышит ее визгливый голос.

     — Жорж! Жорж! Ты где Жорж! Я тебя не вижу!

     Группа сумрачных казаков — офицеров, стоят отстраненно. Один из них — высокий с шикарными усами, орлиным носом, под чуточку хищными глазами, говорит своим однополчанам.

     — Пока воевали, нужны были, а зараз не нужны им стали.

     Передается из рук в руки бутылка с чем-то спиртосодержащим. Безразличны глаза к окружающей их истерике.

     — Пойдем, на квартире продолжим — говорит русоволосый казак с давно небритой щетиной.

     Уходят казаки. Теплоход дает один за другим мощные сигналы, выпуская раскаленный пар наружу. Он вырывается, оглушает своим ревом. Кто-то падает в воду, не удержавшись за ограждения палубы теплохода, который размеренно отдалятся от причала. Вместе с ним исчезает, обманывает последняя надежда на спасение.

     Сошедший с ума, тщедушный, долговязый священник бросается в воду, пытается вплавь догнать теплоход, иногда поднимает свои руки вверх, надеясь, что его заметят, как утопающего. Нет, он не сошел с ума, но он обречен из-за своего сумасшедшего желания спастись от приближающейся минуты беспощадного будущего.

     Шум становится все громче. Закладывает уши — мельтешит в глазах. Толпа несчастных еще не может поверить в то, что удача оставила их уже навсегда. Они не хотят расходиться, ловят последний миг удаляющегося спасения, и оно, издеваясь над ними продолжает подавать свои свистящие гудки. Пеной налетает темная волна на причал, скрылся под шапкой этой пены тщедушный священник. Сел на корточки совсем рядом, прислонившись к желтой стене, старичок в аккуратных очках, посмотрел на него внимательно.

     — Ты мальчик чей? Где твои родители?

     — Я не знаю — ответил он, тогда.

     И вот в неописуемую суету ворвался еще более жуткий свист, за ним раздался взрыв. Далеко от толпы, но и этого сразу хватило с достатком, чтобы привести их всех в чувство. Еще один снаряд упал посередине улицы, подходящей к набережной. Испуг сменился паникой и набережная начала пустеть с пугающей быстротой. Вновь кто-то упал, груда вещей — теперь уже ненужных, потерянная обувь, сумки, вопли. Как ребенок заплакал старичок, не меняя своей позы возле стены, а он помчался в сторону — вдоль берега. Он вместе с другими, рядом с толстой бабой в жемчужном ожерелье, рядом с молодой красавицей, которая сейчас лишь шепчет.

      — Жорж — и не имеет возможности повернуть головы, чтобы попробовать увидеть своего Жоржа, может в последний раз.

     Память сохранила все, как есть, — как было. Она не дает забыть и напрасно тратит нервы, время его новый папенька.

<p>

</p>

     — Карина Карловна — это я Эдя — голос Эдуарда Арсеньевича испугал Карину Карловну, слишком возбужденно он говорил в трубку, что даже расстояние не могло скрыть этого и, кажется, напротив усиливало.

     — Слушаю тебя — ответила Карина Карловна.

     — У нас здесь такие вещи происходят — Карине Карловне показалось, что Эдя сильно пьян.

     — Ты что нажрался средь бела дня? — строго произнесла Карина Карловна.

     Ее и саму не отпускала тревога после посещения ресторана ‘’На берегу’’. Прошли сутки, но она ни о чем не могла думать, кроме того, что кошмар явился вновь. Утром вместо положенного разноса заместителю по персоналу, она лишь сказала.

      — Ольга Сергеевна, мне некогда, разговор состоится немного позже.

     — Совсем малость — честно признался Эдя.

     — Эдя не пугай меня и не выводи из себя. Мне и без того нехорошо — раздражаясь от предчувствия плохих новостей произнесла Карина.

     — Вообще, в двух словах объяснить трудно, но я попробую. Дмитрия Кирилловича временно перевели на повышение, замом правого отдела к самому Тепломестову.

     — И что Эдя тебя назначили на место Дмитрия Кирилловича? Не смеши меня ответом — да, — а то у меня окончательно съедет крыша, и боюсь, что даже пески лазурного берега, вместе с профессором Смышляевым, и доктором Шабанеусом мне уже не помогут.

     — Нет, Карина успокойся. Меня хорошо, что еще оставляют на месте Процентова, заместитель по правому отделу, видимо мой потолок — ответил Эдя.

     — Эдя не скули. Ты что-то важное хотел сказать и не забывай на днях нам с тобой к Шабанеусу (несмотря на все происходящие события, Карина Карловна ни на секунду не забывала о предстоящем визите к доктору Шабанеусу)

     — На место Дмитрия Кирилловича назначили очень странного человека, не знаю, как сказать…

     — Бывшего министра и по совместительству сеньора Толстозадова, или скорее наоборот — осадила Эдю Карина.

     — Откуда ты знаешь? — изумился Эдя.

     — Я видела их вместе в ресторане ‘’На берегу’’ — мрачно сообщила Карина Карловна.

     — С кем вместе? — испуганно спросил Эдя, предчувствуя беду.