Ночь поглотила мучения разума. Успокоилась кровь. Следом темнота, в которой лишь отрывки образов, фраз, предметов. Утро сделало своё дело. День упрочил перевес. Истекшая неделя сумела изгнать остатки сомнений. Текущий месяц, кончившись, положил конец смятению. Всё вернулось на круги своя. И никому, никогда не пришло в голову предположить о том, что пришлось узнать, с чем суждено было столкнуться, майору госбезопасности Возкову Виктору Андреевичу.

  Пройдет три года, на дворе так же будет лето. Подполковник Возков погибнет в случайной, непредвиденной перестрелке, при захвате крупной банды фальшивомонетчиков.

  4.

  Эти сны ничего не принесут. Эти истории ничего не изменят.

   Бесконечность условна. Не слушайте того, кто попытается опровергнуть данное утверждение. Он вам нахально врет, и лишь от того, что сам не имел возможности измерить то, что никогда не поддавалось измерению. Только говорит. И говорил ли кто об этом. Много раз, очень много раз, если с помощью привычных измерений. Всё одно тупик, где слова, где мысли, где близко подкравшаяся ночь. Уснуть, забыть, избавиться. Другой туман прогонит бесполезность, другие образы напомнят: и здесь, на самой границе сумрачных миров, и то есть координаты и обозначения. А там? Того доподлинно Егор не знал. Поэтому, без всяких оговорок, принял правило абсолютной условности, позволяющее ему отделаться от одной части сознания, сосредоточившись на другой, которая была меньше, но при этом настойчиво старалась отвоевать для себя как можно больше пространства. К этому времени уже преуспело, но еще не могло преодолеть последний барьер. Дальше открыть дверь. За ней свобода, не та, что имелась ранее, но свобода, но простор, зрение, слух, голос.

  И всё же кто-то из них ошибся. Намерено или нет, но это случилось. Они не должны были оставить ни единого шанса. Не должна была дрогнуть рука, у того, кто произвел самое последнее действие, после чего смертоносная жидкость начала проникать в беззащитную, взбухшую вену человека, который, к тому моменту, был надежно пристегнут к кровати, который уже был совершенно обессилен долгими пытками и издевательствами. Ничего не могло им помешать. Ничего не могло вмешаться в скрытый от глаз всего остального мира процесс. Но ведь что-то случилось.

  Если бы эта мысль имела значение. Если бы она могла стать ключом к запуску дальнейших действий. Но нет, лишь осадок, не имеющий ни к чему отношения, не способный на что-то повлиять, что-то изменить. Меняла дверь, она, и только она. Всё остальное - прошлое, что сумело самым непостижимым образом впитать в себя не просто часть будущего, а всё это будущее целиком. И всё же дверь. До нее сократилось расстояние. Еще большими стали условные отрезки времени, позволяющие находится в пространстве собственного мира, потерянного, неизвестного для любых сущностей и материй. Сколько нужно перемещений туда и обратно? Сколько? Между полным небытием и каждый раз ощутимым разрушением небытия...

  - Не понимаю, зачем содержать человека в таком состоянии, когда он давно является живым трупом. Мне кажется, что лучше было бы сразу закончить, но если не сразу, то через несколько лет. Ведь это очевидно. Что может измениться, что от этого пойдет не так. Добавиться еще одна могила, без фамилии, без даты, и даже, без номера, но всё это с одной стороны, а с другой, то очень интересное дело. Я даже не торопился начать с вами об этом разговор - вслух рассуждал молодой врач психиатр, в звании капитана органов государственной безопасности.

  - Это не наша компетенция, Андрей Алексеевич, вы знаете об этом - устало улыбнувшись, ответила пожилая женщина.

  - Да, конечно, Наталья Васильевна, просто, сколько я здесь нахожусь, меня не отпускает противоречие этого необычного дела. Говорю вам честно, так же, как и вы озвучиваете в моем присутствии свои мысли - проговорил Андрей Алексеевич.

  - Мы должны доверять друг другу, а насчет того, о чем вы думаете: то много ли мы знаем о природе существования, пусть даже, в таком виде - произнесла Наталья Васильевна, но не договорила, поскольку её отвлек телефонный звонок, во время которого она несколько минут слушала звонившего человека, а затем произнесла единственное: - Да, я всё поняла.

  - Ничего, Наталья Васильевна - произнес Андрей Алексеевич, вернув Наталью Васильевну к прежней теме.

  - Вот и я о том же, у того же Свиридова периодически оживают глаза - это очень странное явление, но при этом факт. Никогда до этого я не сталкивалась с чем-то подобным. Сначала думали: что это что-то связанное с трогательной, совсем необъяснимой, мистикой. И было непонятно: по какой причине, на самом верху, было принято настолько странное решение, чтобы мать Свиридова могла посещать своего сына - произнесла Наталья Васильевна, поднявшись на ноги, подойдя к большому окну, через которое открывался умиротворенный вид на несколько яркой краской окрашенных скамеек, на похожую на них беседку, и лишь продолжение взора портило картину, упираясь в высокий металлический забор.

  - Насколько я знаю, то разрешение подписал Валентин Игоревич Крупнов, по представлению вашего мужа - произнес Андрей Алексеевич.

  - Вы уверены, Виктор ничего мне не говорил об этом - отреагировала Наталья Васильевна.

  - Я изучал дело самым внимательным образом - ответил Андрей Алексеевич и тут же мысленно одернул самого себя: не болтай лишнего, не зная обстоятельств.

  - А Влад он знает об этом? - спросила Наталья Васильевна, вернувшись за свой рабочий стол.

  - Думаю, что да, это ведь его отдел - неуверенно произнес Андрей Алексеевич.

  - Интересно, ни муж, ни сын, ни словом - довольно мрачно проговорила Наталья Васильевна.

  Андрей Алексеевич смотрел на Наталью Васильевну несколько недоуменно: пусть, она назначена на эту должность всего два года назад, пусть, но она много лет работала в смежном отделе, затем заместителем Александра Николаевича, но она должна знать такую информацию, или Владислав Викторович намеренно убрал это из досье, посчитав, что матери - это не нужно. Ладно, черт с ними.

  - Вы знаете, что мама Свиридова совсем недавно умерла, при весьма странных обстоятельствах, связанных с ограблением или выяснением каких-то отношений. Теперь всё то, о чем мы говорили, отпало само собой - произнес Андрей Алексеевич.

  - Да, но ведь сколько лет. И я вспомнила, имея в виду, что глаза Свиридова оживали, чувствуя присутствие матери, поэтому и употребила: трогательная история. Но наша речь шла о природе сумасшествия, так вот, здесь добавлю: глаза Свиридова оживали не только в присутствии матери, но и без учета этого фактора, и сейчас, когда мать мертва, данное явление никуда не делось, а, напротив, лишь усилилось. Объяснения этому не имею - произнесла Наталья Васильевна.