– Иногда я сидела вон там, – задумчиво указала Шейд на зубцы стены по обе стороны от ворот, – где есть единственная лазейка с бастиона. И оттуда видела всех.

Она вздрогнула, вдруг представив себя на мосту и кого-то – или что-то – на стене вместо нее.

Сатерленд надеялся обнаружить угрозу издалека, но тщетно. Подъемный мост опущен, ворота раскрыты настежь, точно из крепости посылают приглашение. Или вызов.

Командир роты пристроил свою поклажу на краю барбакана и обернул дорожным плащом. Потом проверил тросы подъемника: спустить его некому, зато все исправно работает. С глубокомысленным видом пощупал опорную колонну. Ослабил ножны и затянул наголенники. Глубоко вдохнул. И потянул спусковой рычаг.

Тишину вспугнул скрежет массивных противовесов, и в ту же секунду Сатерленд смело шагнул на открытый мост.

– Осторожно, дуралей! – рявкнула Шейд, схватив его за наплечник.

Ни звука из крепости, ни убийственных выстрелов баллист… Сатерленд обернулся, с улыбкой раскинув руки.

– Если там демон, он должен нас учуять. Кроме того, – пожал он плечами, оглядывая ворота, главное здание и ротонду во внутреннем дворе, – мы и сами можем догадаться, где его искать.

До внутреннего двора дошли без приключений. Угроза за зубчатыми стенами оказалась мнимой, на укреплениях не было ни души. Очаги на полу, призванные испепелить незваных гостей, пойманных между решетками ворот, остыли, как и огни в долине. Но больше всего поражал сам внутренний двор. Прежде в нем было не протолкнуться, посыльные шныряли под изогнутой каменной лестницей и взбегали по ней ко входу в главное здание; теперь же здесь царила угнетающая тишина. Члены отряда ощущали вес пустой крепости, который прежде распределялся между сотнями людей.

Но, несмотря на это, Сатерленд улыбался. Все вокруг казалось знакомым и светлым, словно время обернулось вспять.

Большую часть жизни он был фермером – или, может, всего лишь сыном фермера? Когда бандиты пригрозили выгнать его семью, Сатерленд убежал, но не для того, чтобы спрятаться. Он отыскал патрульный отряд Инквизиции, попросил помощи, взамен предложив свою. И услышал в ответ: это местное дело, но он, Сатерленд, может отправиться в Скайхолд и изложить свою просьбу командующему. Сатерленд подозревал, что они отвечали так всем подряд и что большинство просителей не следовало совету. Он, однако, решился. До чего безобидным и незначительным он казался тогда, проходя через эти ворота вместе с продовольственным обозом! А потом стоял в таверне, не зная, к кому обратиться, понимая, что ему не обязаны уделять внимание.

Теперь же Сатерленд смотрел на «Приют Вестника», одетый в броню, которая стоила дороже спасенной им фермы. Они с Шейд, Вотом и Рэт использовали шанс, предоставленный Инквизитором, и вернули каждую вложенную в них монетку с процентами. Но Сатерленду всегда казалось, что и этого мало. Ведь всем хорошим, что есть в его жизни – друзьями, собственным поместьем и титулом сера, – он был обязан одному месту, одной персоне и одному выбору.

Сатерленд смотрел на темные окна таверны, представлял себе ее холодный, пустой очаг и понимал, что должен сделать больше. Он поклялся, что так и будет.

Если Рэт поспеет за ними и план сработает.

– Донал?

Так Шейд смотрела на него всякий раз, когда он уходил в себя.

– Тут я, – ответил Сатерленд.

– Он тоже.

Оказавшись за главными воротами, Сатерленд инстинктивно взглянул на пригорок, где стояла таверна. Но Шейд указывала правее и ниже, на то, что было за пустыми прилавками, под закругленной воронятней. Она указывала на конюшню. На тело.

Кастеляна для Скайхолда подбирали со всем тщанием. Брат Церкви, он имел лишь дальних родственников, а его родовое имя не звучало громко. Ему были по душе длительные паломничества и рутинная, но важная работа. Терпеливый, кроткий наставник.

Он славился стойкостью – и вот теперь он стоит, пригвожденный к стене конюшни.

Сатерленд, Шейд и Вот приблизились, вскинув меч, лук и посох, мерцавший заранее наложенными оберегами. Вокруг не заметно никакого движения. Не трепещут даже знамена на крепостном валу.

С тех пор как Скайхолд закрыли, конюшней перестали пользоваться регулярно, и она блистала чистотой, хоть народ води. Для лошадей в ней были идеальные условия… если забыть о теле кастеляна у дверей, полуосевшем, прибитом к косяку большим штырем, который вошел чуть ниже приподнятого запястья, в левое предплечье.

– О Создатель! – сказал Сатерленд и сощурился, чтобы не видеть труп целиком.

– Мертв по меньшей мере неделю. Легко определить по глазам, – сказала Шейд, подойдя к кастеляну, насколько хватило смелости. Ее темная кожа еще больше подчеркивала бледность трупа. – Истек кровью.

– Но не из этой раны. – Вот указал на штырь.

Когда бедняга сполз, рана поднялась выше его сердца. Он мог умереть от нее, но столько крови в конечности попросту не было.

– Верно. Прибит за руку, но…

Шейд откинула плащ мужчины набок, обнажив длинные порезы на животе. Раны давно высохли, однако выглядели свежими рядом с ярко-красным церковным одеянием.

– Истек кровью, как крыса, – пробормотала она.

– Нет, – ответил Сатерленд.

– Знаю, звучит чудовищно, – обернулась к нему Шейд, – но объяснение вовсе не лишено смысла!

– Нет, – повторил он. – Взгляни-ка.

Кастеляна подвесили за левую руку. Сатерленд же указал туда, где лежал окровавленный молот – так, словно он выпал из обессилевшей правой руки.

– Вот дерьмо! – воскликнула Шейд и отпрянула.

Вот встревоженно потер лысую голову:

– Прибил сам себя, чтобы не двинуться с места…

– Демоны, – сплюнула она.

– Они искушают, сбивают с толку. Возможно, наш друг понял, что одержим… и придумал, как стать непригодным для них.

Вот снова указал на штырь:

– Звучит ничуть не лучше. Чего можно опасаться настолько, чтобы пригвоздить себя к стене?

– Ногти! – внезапно оживился Вот и отодвинул Шейд в сторону.

Достав небольшой кинжал, он потыкал им кончики пальцев кастеляна, бледных, как и лицо, но с неестественно линялыми подушечками. Поковыряв под ногтем указательного пальца, Вот продемонстрировал друзьям разноцветный комочек.

– Что это? – спросила Шейд.

– Краска со штукатуркой.

Сатерленд резко оглянулся.

– Кастелян неделю провел в ротонде, – процитировал он отчет для Церкви – Намеревался восстановить фреску, что не входило в его обязанности.

– «Я наделал глупых ошибок», – закончила Шейд.

Любой демон принадлежит к определенному виду, и очень важно выяснить, к какому именно, чтобы ему противостоять. Чтобы знать, кто сумеет ему противостоять. Гордецы не совладают с Гордыней. Желание может незаметно прибрать к рукам жаждущих. Ярость поглотит тех, кто неосторожно раздул ее пламя. Когда дело касается демонов, ошибки могут быть разными, но у малочисленной роты был шанс избежать большинства из них.

Осторожно вынув штырь из предплечья кастеляна, Сатерленд уложил тело в конюшне и накрыл попоной. Вот наколдовал защиту, чтобы уберечь мертвеца от воздействия магии крови.

– Это и правда нужно? – спросила Шейд, надеясь на отрицательный ответ.

– Не повредит, – ответил Вот, что означало «еще как нужно».

Они направились обратно, минуя ворота, к западному двору на пригорке. По пути осмотрели прочие флигели. Все, как и конюшня, по-монашески чистое. Торговые прилавки стоят в ожидании товаров, которые не поступают. Спуск перед главным залом выглядит нехоженым, хотя некогда к порогу Инквизитора являлись тысячи людей. Таверна, отделанная древесиной, и кузница – совсем не такие, какими помнил их Сатерленд: слишком уж пусто внутри. Многие члены расформированной Инквизиции увезли с собой сувениры, не желая просто так покидать место, которое полностью изменило их жизнь. Оставшаяся мебель выставлена на всеобщее обозрение. Стулья не задвинуты под столы, но и не отодвинуты полностью, как если бы сидевшие на них вдруг встали и ушли. Стоят так, словно на них по-прежнему восседают невидимые командиры и, обернувшись, приветствуют гонцов. Но воссоздали эту сцену не ее бывшие участники, а нанятые смотрители.