Не считая себя жестоким человеком, Типу не считал себя и мягким. Для правителя жестокость и милосердие всего лишь средства воздействия на подданных. Монарх, уклоняющийся от жестокости, не удержится на троне сколь-либо долго, а монарх, позабывший о милосердии, быстро возбудит к себе ненависть, так что Типу старался уравновешивать одно другим. Не желая прослыть ни мягкотелым, ни тираном, он пользовался милосердием и жестокостью взвешенно и расчетливо, с учетом всех обстоятельств. Торговец-индус, признавшись в преступлении, умолял о пощаде, но султан знал – сейчас не время выказывать слабость. Пора проявить жестокость – чтобы улицы и переулки города содрогнулись от страха. Пора показать врагам, что у предательства только одна цена – смерть. Вот почему торговец-индус и соблазнившийся золотом солдат-мусульманин стояли сейчас на раскаленном песке во дворе Внутреннего дворца под охраной двух пользовавшихся особым расположением Типу джетти.
Эти джетти были индусами, посвятившими свою необыкновенную силу религии, которую они исповедовали. Типу находил это интересным. Некоторые индусы искали благочестия, отращивая до невероятной длины ногти и волосы, другие отказывали себе в пище, третьи отрекались от всех земных удовольствий, но джетти видели свой путь в развитии мускулов и совершенствовании тела, и достигнутые ими результаты, надо признать, впечатляли. Типу мог не одобрять их религию, но тем не менее поддерживал их старания и, следуя примеру отца, держал у себя на службе дюжину особенно представительных силачей. Двое из них стояли сейчас под балконом, полуобнаженные, с намазанными маслом, блестящими загорелыми торсами. Шесть тигров, не получивших обычного полуденного угощения в виде свежей козлятины, вели себя беспокойно, посматривая по сторонам желтыми глазами.
После молитвы Типу вышел на балкон, развел резные ставни и пригласил приближенных стать свидетелями редкого спектакля. В этот день его гостями были полковник Гуден и генерал Аппа Рао. Обоих отозвали с городских укреплений, где они руководили последними приготовлениями к обороне от наступающих британцев: ремонтом орудийных лафетов, подносом боеприпасов, которые укладывали в углублениях стен для защиты от гаубичных снарядов, и установкой ракет на стрелковых ступенях. Типу и сам нередко выходил на крепостные стены, представляя, как его снаряды и ракеты косят шеренги наступающего противника, но сейчас ему предстояло не только совершить правосудие, но и насладиться редким зрелищем, а потому отказать себе в таком удовольствии султан не мог.
Он покарает изменников.
– Эти двое предали меня, – сообщил Типу полковнику Гудену. – К тому же один из них шпион. Как вы, полковник, поступаете с предателями у себя во Франции?
– Отсылаем их к мадам Гильотине, ваше величество.
Услышав перевод ответа, Типу усмехнулся. Одно время он и сам проявлял к гильотине большой интерес и подумывал о том, чтобы установить такую машину в городе. Его вообще увлекало все французское, и когда революция покончила с ancien régime[2], Типу принял близко к сердцу идеи Свободы, Равенства и Братства. Он установил в Серингапатаме Дерево Свободы, приказал своей страже носить красные революционные шапочки и даже отдал распоряжение развесить на городских стенах революционные воззвания. Впрочем, увлечение быстро прошло. Испугавшись, что подданные уж слишком проникнутся идеалами свободы или, что еще хуже, возжелают осуществить идеи равенства, он убрал Дерево Свободы и снял со стен воззвания, но при этом сохранил любовь к Франции. Проект с гильотиной остался неосуществленным, но не из-за недостатка средств, а скорее потому, что, как объяснил Гуден, сия машина была инструментом милосердия, призванного обрывать жизнь преступника так быстро, что сам злодей не успевал ничего почувствовать и даже понять, что его убивают. Хитроумная штука, да, признавал Типу, но уж слишком гуманная. Разве можно такой остановить человека, ступившего на тропу предательства?
– Этот человек, – султан указал на мусульманина, выдавшего тайну старого шлюза, – умрет первым, а потом тело его отдадут на съедение свиньям. Худшей кары для мусульманина я придумать не смог, и, поверьте, полковник, свиней он боится больше смерти. Второй будет брошен тиграм, а его кости перемелют в порошок и возвратят жене. Обоих ждет короткая смерть. Может быть, не такая короткая, как на вашей гильотине, но все же и не мучительная. – Он хлопнул в ладоши, и обоих закованных в цепи узников вытащили на середину двора.
Мусульманина заставили опуститься на колени. Полосатую тунику с него уже сорвали, так что теперь его наготу прикрывали только короткие свободные штаны. Повернув голову к стоящему на балконе Типу, наряженному в желтую шелковую тунику и украшенный драгоценными камнями тюрбан, несчастный молча поднял скованные руки, моля о пощаде. Гуден невольно напрягся. Ему уже приходилось видеть, как работают джетти, и знакомство с их методами не сулило ничего приятного.
Первый джетти установил на макушку жертвы гвоздь. Это был гвоздь из темно-серого чугуна, длиной в шесть дюймов, с плоской, диаметром в добрых три дюйма шляпкой. Придерживая гвоздь левой рукой, джетти повернулся к балкону. Осужденный, почувствовав прикосновение острия к коже, воззвал к милости владыки. Секунду-другую Типу слушал сбивчивые слова раскаяния, потом поднял руку с вытянутым пальцем. Он держал палец несколько секунд, и солдат ждал, затаив дыхание, но в тот момент, когда несчастный позволил себе открыть сердце для надежды на прощение, рука упала.
Джетти поднял правую руку ладонью вниз и глубоко вдохнул. На мгновение он замер, собираясь с силами, потом резко, неуловимым движением опустил руку, ударив ладонью по шляпке гвоздя. Удар сопровождался громким воплем, и столь велика была его сила, что гвоздь пробил кость черепа и вошел в мозг на всю свою длину, прижав широкой шляпкой черные волосы. Кровь брызнула во все стороны. Джетти отступил, указывая на едва виднеющийся гвоздь и словно призывая оценить, какая сила потребовалась для исполнения столь зрелищного трюка. Предатель был еще жив. Раскачиваясь, он что-то бормотал, вскрикивал, и кровь струилась по его лицу быстрыми ручейками. Потом вдруг тело его потрясли конвульсии, спина выгнулась, широко раскрытые глаза застыли, обратив взгляд на Типу, и несчастный упал. Члены его еще раз дернулись и замерли. Один из шести прикованных к стене тигров заворочался, почуяв кровь, и подался вперед, насколько позволяла цепь.
Типу и гости поаплодировали первому джетти, признавая его мастерство, затем султан указал на торговца-индуса. Это был крупный, толстый мужчина, и уже поэтому зрелище обещало немалый интерес.
Первый джетти, закончив выступление, принес от ворот табурет, поставил его посреди двора и усадил на него толстяка-торговца. Потом опустился на колени и, взяв жертву за запястья, прижал ее руки к выпирающему животу. При этом сам джетти пригнулся как можно ниже, чтобы султан видел казнь во всех деталях.
– Чтобы вогнать в голову гвоздь, требуется больше силы, чем вам может показаться, – заметил, обращаясь к Гудену, Типу.
– Ваше величество были столь добры, что уведомили меня об этом заранее, – сухо ответил француз.
Султан рассмеялся:
– Так вам не нравится, полковник?
– Изменников везде карают смертью, – последовал уклончивый ответ.
– Мне было бы приятно сознавать, что вы не просто наблюдали казнь предателя, но и получили удовольствие. Вы, конечно, оценили силу моих людей?
– Я восхищен ею.
– В таком случае я предоставляю вам возможность испытать это чувство снова, потому что в следующий раз от джетти потребуется еще большая сила. – С этими словами султан повернулся в сторону двора, где его приказания ожидал второй экзекутор.
Типу повторил ту же, что и в первом случае, процедуру, и, когда рука упала, несчастный торговец вскрикнул от страха и затрясся, как лист на ветру. Джетти осторожно, почти нежно, положил руки на голову жертвы так, что ладони накрыли уши. Пальцы задвигались, ища точку опоры под пухлыми щеками купца. Внезапно они напряглись, одутловатое лицо исказилось от боли, а из груди несчастного вырвался продолжительный вопль, вскоре перешедший в слабое повизгивание. Джетти глубоко вдохнул, замер, концентрируя всю свою силу, и издал крик, поднявший на ноги всех тигров.
