Вы легко можете себе представить, как я был подготовлен к школе и ее дисциплине. Я был бойким малым, но в то время еще едва умел читать по слогам и не мог вывести пером ни одной буквы. Пожалуй, и сегодня я знаю это дело не лучше старого Неда Скина. Но хуже всего было, что я дичился всех и ни с кем не умел сблизиться. Я думал, что все ненавидят меня, и боялся всех. Я ждал, что старшие ученики, а также воспитатели, будут истязать меня, старался защитить себя притворством, но вместе с тем каждую минуту трепетал, что мое притворство будет обнаружено. Вы вряд ли поверите этому, но я не извратился тогда до конца только потому, что открыл в себе большую силу и незаурядные способности к драке. Даю вам слово, что именно это спасло меня. Ученики старшего возраста нашей школы любили, подобно взрослым людям, смотреть, как дерутся другие. Они натравляли нас, младших, друг на друга и каждую субботу после обеда, когда занятия у нас прекращались, заставляли нас драться между собой, не обращая внимания на то, хотим ли мы этого или нет. Первое время, когда они заставляли меня драться, я закрывал глаза и ревел благим матом, усердно тыча кулаками в сторону противника, которого они на меня напускали. Вскоре любимым их удовольствием стало заставлять меня драться, потому что их забавлял мой рев и мои нелепые движения. Но через некоторое время я научился уже драться с открытыми глазами и без страха давать отпор нападавшим на меня. Я перестал бояться, и всякий раз инстинктивно знал, когда кто-нибудь из мальчиков собирался ударить меня. В таких случаях я всегда нападал первым. Теперь на арене со мной бывает то же самое: я знаю наперед, что сделает мой противник, когда он сам еще толком не знает этого. Положение, которое мне создала в школе среди мальчиков эта моя способность, имело на меня хорошее воспитательное влияние. Я стал первым бойцом школы и с такой репутацией уже не мог унизиться до притворства, лживости и мальчишества. Я уверен, что лучшим воспитательным средством для мальчиков была бы драка, если бы только всякий из них мог стать первым бойцом, - но не всякому это дается; и потому драка приносит больше вреда, чем пользы.

Я бы все-таки вынес кое-что из школы, если бы сидел за книгами. Но я не хотел учиться. Все учителя бранили меня за лень, хотя, по всей вероятности, я не был бы лентяем, если бы они умели учить. Каникулы были для меня худшей порой моей школьной жизни. Мать меня поместила в школу потому, что будто бы у меня был слишком скверный характер, чтобы держать меня дома; а когда на праздники я возвращался домой, мать только и делала, что негодовала на мои школьные привычки и манеры. Я уже стал чересчур большим для того, чтобы она могла теперь приласкать меня, как своего дорогого сынишку, что она изредка делала в прежнее время. Ее обращение со мной осталось прежним, только в нем никогда не попадались уже минуты нежности. Вы понимаете, что мне, окруженному в школе славой первого бойца, вовсе не было приятно, что дома я попадал в унизительное для меня положение бездельника и дармоеда, только о том и думающего, чтобы отравить жизнь матери. Когда она убедилась, что я не делаю никаких успехов в учении, она перевела меня в другую школу, находившуюся в деревенской местности Панлей, на севере Англии. Я пробыл там до семнадцати лет. Но однажды она приехала ко мне, и по обыкновению между нами произошла грубая ссора. Она заявила, что не даст мне уйти из школы прежде, чем мне исполнится девятнадцать лет. Тогда я решил бежать и в ту же ночь скрылся из школы. Я добрался до Ливерпуля, разыскал пароход, уходящий в Австралию, и спрятался в его трюме. Когда, уже далеко в море, я вылез из своего убежища, со мною обошлись на корабле лучше, чем я ожидал. Я стал помогать экипажу и работал достаточно усердно, чтобы оплатить стоимость проезда и пищи, которую мне давали. Однако в Мельбурне меня высадили. Я совсем не знал, что делать: у меня не было ни одной знакомой души здесь, я ничего не умел делать, у меня не было ни гроша денег. Всякое дело, которым я мог бы прокормиться, делалось уже другими, и я ничего не находил, бродя по городу. Я придумал было заходить подряд во все магазины и спрашивать, не нужен ли мальчик на побегушках или для черной работы. Но у меня не хватило на это решимости. Много раз я подходил к дверям магазинов и всякий раз уходил прочь, видя суровые лица приказчиков. Я утешал себя мыслью, что можно зайти в следующую дверь, что весь город в моем распоряжении. Уже поздно вечером я дошел до окраины. Здесь я заметил на одном из домов вывеску гимнастической школы. У двери была прибита какая-то записка. Пока я читал ее, со мной заговорил старый Нед Скин, владелец школы, куривший на пороге. Я ему понравился, и он предложил мне поступить к нему, чтобы помогать по хозяйству. Я, конечно, с радостью согласился. У него я научился боксу и через некоторое время сделал такие успехи, что Нед Скин устроил для меня кулачное состязание с легковесным бойцом по имени Дюкет и поставил за меня залог в качестве приза для победителя. Вы понимаете, что я ни за что не хотел, чтобы деньги мистера Скина пропали, - он так много сделал для меня, что я чувствовал себя почти его сыном. Что же мне оставалось, как не постараться всеми силами побить своего противника? Да что же вообще оставалось мне еще делать в жизни? Долг всякого человека состоит не в том, чтобы он делал то, что хочет, а в том, чтобы он хорошо выполнял то, что может. А единственное, что я умел порядочно делать - это драться. Я знал, что многие кулачные бойцы приобретают славу, почесть и деньги. Поэтому я выступил против Дюкета и побил его меньше, чем за десять минут. Я чуть было не убил его, потому что не знал еще тогда своей силы. С тех пор это стало моей профессией, потому что жизнь не открывала мне других возможностей. Когда я был в Уилстокене, я тренировался с помощью старого дурака Меллиша, готовясь к серьезному состязанию. Схватка произошла в тот самый день, когда вы встретили меня в Кленгаме с подбитым глазом. А потом... Видите ли, мисс Кэру, хотя я и профессиональный борец, во мне сердце ребенка. С тех пор, как я понял, что мать моя не ангел небесный, я никогда не переставал надеяться и ждать, что такой ангел появится в моей жизни. Я никогда не думал много о женщинах и мало знаю их. Как ни была моя мать недобра ко мне, в ней все же было что-то, что я запомнил до сегодняшнего дня и что дало мне представление о том, что настоящая хорошая женщина лучше и выше всех других вещей на свете. Женщины и девушки, которых я знавал во время моих скитаний по Австралии и Америке, казались мне очень мало привлекательными в сравнении с тем образом, какой остался от нее на дне моей души. К тому же все они были из низшего общества. Я любил миссис Скин, потому что она была добра ко мне; я старался ради нее быть любезным с женщинами, которые приходили к ней; но на самом деле я едва выносил их. Миссис Скин говорила, что все они охотно виснут мне на шею, потому что женщины любят молодых атлетов; но, чем сильнее выказывали они мне это, тем менее они нравились мне. Я мог дружить со всякими мужчинами, как бы ни были они невоспитанны и грубы, но относительно женщины у меня были требования, в которых, вероятно, сказалось мое джентльменское происхождение. Когда я увидел вас впервые в Уилстокене одну среди деревьев, неожиданно появившуюся, молча и спокойно поглядевшую на меня и так же неожиданно удалившуюся, - клянусь, я подумал, что вот наконец пришел долгожданный ангел. Затем я встретил вас на железнодорожной станции и шел с вами домой. Тогда я понял, что вы не ангел. Ведь ангел - это только тень, детская мечта, - я не верю в сказки, которые рассказываются о небесных жителях, - но вы еще больше, чем мама, дали мне представление о том, чем должна быть женщина. С того дня я полюбил вас, и если вы станете моей, мне безразлично, как сложится дальше моя жизнь. Я вполне сознаю, что я скверный человек, и, пожалуй, знаю, что лучшим и не стану. Но когда я заметил, что вы вращаетесь в обществе таких же скверных людей, как я, и не чувствуете к ним отвращения, я решил, что мне нечего отступаться и приходить в отчаянье. Я, во всяком случае, не хуже вашего распарывателя собачьих животов. Впрочем, не буду меряться с ним. Только знайте, мисс Лидия, что в кулачном бою, как и во всяком деле, есть чистые и грязные пути. Я всегда старался идти чистым путем и ни разу в жизни не унизился до подлого или коварного удара. Тем не менее я ни разу не был побежден. Хотя я только среднего веса, я с честью боролся против лучших тяжеловесов Колоний, Соединенных Штатов и Англии.