- Долго ли нам придется слушать эту нелепицу? - сказал довольно громко Люциан, когда Кэшель замолк на минуту, чтобы перевести дух. Кэшель гневно посмотрел на него.
- По мне, - шепнул лорд Вортингтон на ухо своему соседу, - этот малый лучше бы поберегся и попридержал свой язык.
- Вы считаете мои слова нелепицей? Ну так посмотрите на эту картину, не унимался Кэшель. Он схватил со стола карандаш и поднес его к картине, висевшей на одной из стен.
- Видите юношу в рыцарском вооружении? Это, вероятно, св.Георгий. Вон внизу и дракон, на борьбу с которым он вышел. Он уже сошел, как видите, с лошади, чтобы вступить в рукопашный бой. Там, наверху, на башенке стоит девушка почти без чувств от тревоги за св.Георгия. И ей есть за что тревожиться, уверяю вас! Разве его вид внушает уверенность в том, что он выйдет победителем? Посмотрите: он не умеет держать тяжесть и своего собственного тела на своих двух ногах. Ребенок одним пальцем повалил бы его. Взгляните на его напряженно вытянутую шею и на круглое, как луна, лицо, которым он повернулся к врагу, как будто предлагая ему одним здоровенным тумаком уложить себя на месте. Всякий из вас, конечно, ясно видит, что он слаб и нервен, как кошка. А почему производит он такое впечатление? Да потому, что он весь - напряжение и усилие; потому что нет свободы ни в одном из его членов; потому что он с таким же уменьем и с тою же легкостью держит свое тело, с какими любая из присутствующих здесь дам держала бы на плечах вязанку дров. Если бы художник, нарисовавший эту картину, знал лучше свое дело, он не решился бы отправить этого человека на бой в таком состоянии, не поставил бы его в такое нелепое положение. Но он не знал не только специальных правил борьбы, но общего правила, о котором я говорил вам: что легкость и сила, напряжение и слабость всегда неразрывно связаны. Что же, - обратился Кэшель к Люциану, - вы все еще убеждены в нелепости моих слов?
И он с удовлетворенным видом замолчал. Его разбор картины произвел заметное впечатление на слушателей. Бедный Кэшель не знал, что среди гостей присутствует сам творец ее, художник Адриан Герберт.
Люциан не счел возможным оставить поведение Кэшеля без достойного ответа.
- Так как вы первый подали пример нарушения требований деликатности, сэр, - сухо сказал он ему, - то я позволю себе заметить, что ваша теория, если только можно назвать ее этим словом, полна самых грубых противоречий.
Кэшель нисколько не обиделся, а спокойно поставил канделябр на стол и вплотную подошел к Люциану, который окинул его высокомерным взглядом и не тронулся с места.
- Я вижу, что вы плохой знаток живописи, - добродушно начал Кэшель. - В таком случае попытаемся рассуждать проще. Предположим, что вы хотите дать мне как можно более чувствительный удар. Что вы для этого сделаете? По своей теории вы должны собрать все свои силы и ударить меня. Но со мной вы этим ведь не покончите. Вы только разозлите меня, тогда как сами уже потратили сразу все свои силы. Я же возьмусь за это дело без всякого напряжения, вот так... - Тут он осторожно приложил свою ладонь к груди мистера Уэббера и сделал ею легкое движение, от которого тот отскочил, как мяч, пролетел несколько шагов и упал в стоявшее там кресло.
- Вот видите, - как ни в чем не бывало произнес Кэшель, стараясь подавить улыбку удовлетворения от такого наглядного торжества своей победы. - Это не труднее, чем толкнуть биллиардный шар.
Гул удивления, смеха и острот поднялся в зале. Все окружили кресло, в которое упал Люциан, бледный от злости и потерявший всякое самообладание. К счастью для хозяйки дома, на него напал какой-то столбняк; он не сделал ни одного движения по направлению к Кэшелю, не произнес ни одного слова. Только бледность лица и злобное сверкание глаз выдавали его исступленный гнев. Вдруг он почувствовал прикосновение чьей-то руки и услыхал голос Лидии, произнесшей его имя. Это сразу успокоило его. Он повернулся к ней и постарался разглядеть ее лицо, но все двоилось в его глазах, огни странно прыгали и дрожали, в голове шумело. До него донеслись слова лорда Вортингтона к Кэшелю: "Вы злоупотребляете наглядными доказательствами, мой друг", - но ему показалось, что они исходили из какого-то дальнего угла комнаты. Он нерешительно сделал шаг, чтобы разыскать Лидию, когда удар по плечу привел его в себя.
- Убедил ли я вас теперь? - дружественно проговорил Кэшель. - Не смотрите так сердито: вы же не поломали себе костей. Мы старались доказать друг другу свою мысль каждый по-своему, вот и все...
Кэшель вдруг смущенно умолк. В первый раз за весь вечер он смутился и потерял уверенность в себе. Люциан, не говоря ни слова, отвернулся от него и вышел за Лидией в соседнюю комнату, оставив его, сконфуженного и огорченного, одного посреди огромного зала. Он растерянно и с разочарованием посмотрел в след мелькнувшей перед ним Лидии.
В это время миссис Хоскин разыскала лорда Вортингтона, который старался не попасться ей на глаза, и спросила его:
- Кто этот джентльмен, которого вы ввели сегодня ко мне? Я забыла его имя.
- О, я глубоко сожалею о происшедшем, поверьте, миссис Хоскин. Это было нехорошо со стороны Байрона. Но ведь и Уэббер вел себя очень дерзко и вызывающе.
Хозяйке дома были неприятны эти извинения, которых она вовсе не хотела вызвать и которые ставили ее в глупое положение, только подчеркивая, что в ее доме произошло что-то, не совсем приличное. Поэтому она холодно ответила:
- Его зовут мистер Байрон? Благодарю вас. Я забыла, - и собиралась уже отойти от лорда, когда к ней подошла Лидия, желавшая представить Алису и объяснить, почему она вошла без доклада. Лорд Вортингтон воспользовался этим, чтобы поднять престиж Кэшеля, обнаружив перед хозяйкой его знакомство с Лидией.
- Слышали ли вы речь нашего общего знакомого, мисс Кэру? Очень типично для него, не правда ли?
- Очень, - сказала Лидия. - Надеюсь, что гости госпожи Хоскин ничего не имеют против его стиля. Он слишком оригинален и легко мог задеть чей-нибудь не в меру щепетильный слух.
- Да, - подхватила миссис Хоскин, начинавшая подозревать, что Кэшель какая-нибудь эксцентрическая знаменитость. - Он очень оригинален. Однако надеюсь, что мистер Уэббер не обижен?
