Ахрам рассказал мне, что у океанского конца Великого Канала, соединявшего внутреннее море с внешним океаном, стояла огромная дамба. В дамбе этой имелись кессоны, и она перекрывала путь воде с обеих сторон. Построили ее, по словам Ахрама, люди восхода - он сказал именно "восхода", буквально - "восходящего солнца", а не "восходящих солнц" - в отдаленном прошлом. Тогда же они одели камнем и выпрямили сам пролив - именно с целью контролировать притоки и стоки из внутреннего моря.
- Мы здесь на внутреннем море - народ, обращенный лицом к этому морю, - сказал он. - Нам известно, что снаружи, в штормовом внешнем океане есть другие континенты и острова. Иногда корабли проплывают через регулируемые пропускные шлюзы в Дамбе Давних Дней. Вэллия, Влоклеф, откуда поступает густое руно кудрявых поншо, Лах, откуда привозят сказочные, превосходно ограненные самоцветы и невероятно изящные стеклянные изделия об этих местах мы знаем, так как они с нами торгуют. И Доненгил также, в Южном Турисмонде. Других нам известно мало; в остальном же мы остаемся добровольно заточенными в нашем внутреннем море.
Позже мне позволили посетить обсерватории и посмотреть на тодалфемов за работой. Многое из того, что они делали с эфемеридами7 и наблюдениями за небом, показалось мне знакомым, но многое выглядело странным и находилось выше уровня моего понимания, поскольку они применяли нечто, казавшееся мне чуть ли не логикой иного рода. Работе своей они посвящали себя в той же мере, что и монахи - своей. Но при этом они смеялись и вели себя свободно и непринужденно.
Они проявили определенное уважение к моему пониманию движения небесных тел и предсказуемого движения водных масс - приливов, течений, а также ветров и всех связанных с этими явлениями опасностями.
внутреннее море практически не знало приливов и отливов. Этому, конечно, не приходилось удивляться (в Средиземном море приливы никогда не превосходят двух футов), и эти посвятившие себя своему делу люди всю жизнь проводили за исчислением таблиц приливов так, чтобы иметь возможность предупредить смотрителей у шлюзовых ворот плотины, веля им быть готовыми к той минуте, когда внешний океан забурлит, заволнуется и заревет со всей своей мощью. Как я понял, никакого другого судоходного выхода из внутреннего моря не существовало.
- Почему вы живете здесь, на внутреннем конце Великого Канала? спросил я.
Ахрам неопределенно улыбнулся и повел рукой в жесте, охватывающем плодородную почву, фруктовые сады, морскую гладь
- Мы - народ, обращенный лицом к своему морю. Нам любо Око Мира.
Когда Ахрам поминал ту плотину, которую он называл Дамбой Давних Дней, я понимал, сколь много она значила. Если бы внешний океан поднялся в настоящий большой прилив и прорвался сквозь узкое горло Великого Канала, то прошелся бы по внутреннему морю, словно гигантская метла.
И та огромная Дамба Давних Дней была построена в давно минувшие времена ныне рассеянным и забытым народом, людьми известными только по каменным монументам, которые они построили и которые опрокинуло время все, кроме Великого Канала и Дамбы Давних Дней.
Тут я увидел на полях какое-то волнение. Народ бежал. Доносились еле слышные крики. Ахрам посмотрел, и на его суровом морщинистом лице застыло выражение муки и бессильного гнева.
- Снова набег, - прошептал он.
Теперь я разглядел скачущих на каких-то зверях всадников в кольчугах, которые хватали убегающих крестьян. Я увидел, как один мужчина споткнулся и упал, накрытый большой сетью. Девушек втаскивали на седельные луки. А вопящих детей, даже совсем карапузов, ловили и швыряли в седельные мешки.
Найденный мной в кустах тернового плюща большой меч находился внизу, в отведенной мне комнате. Я кинулся туда вдоль парапета. Когда я добрался до массивной ленковой двери, ее как раз закрывали. В нее ввалилась толпа перепуганного народа, последние как раз протискивались через прорезанную в главных дверях маленькую потерну. Я поднял меч.
- Выпустите меня, - велел я людям, которые запирали дверь на засовы.
Одеждой мне служил материал в зеленую полоску, взятый мной у убитого чулика. Надеть длинную кольчужную броню или кольчужный наголовник я не мог, плечи у меня пошире, чем у большинства8. Меч я держал так, чтобы люди у дверей увидели его.
- Не выходи, - принялись уговаривать они меня. - Тебя убьют или захватят в плен...
- Откройте дверь.
При этом присутствовал и Ахрам. Он положил мне руку на предплечье.
- Мы не спрашиваем у гостей, ни как их зовут, ни за кого они, друг мой, - сказал он, поднимая голову так, чтобы смотреть мне в лицо, так как рост у меня выше среднего. - Если они твои враги, то можешь беспрепятственно выйти и погибнуть за свои убеждения. Но, как я понимаю, ты чужестранец и не знаешь наших обычаев...
- Я всегда узнаю ловлю рабов, когда увижу.
- Они уже умчались, - вздохнул он. - Они налетают, когда мы их не ждем, не на рассвете и не на закате, и хватают наших людей. Мы, тодалфемы, неприкосновенны по сути своей, по закону и взаимному соглашению - потому как, если нас убьют, то кто будет предупреждать о наступлении большого прилива? Но наши люди, наши верные люди, которые заботятся о нас, не являются неприкосновенными.
- Кто они? - спросил я. - Кто эти людоловы?
Ахрам обвел взглядом толпу испуганных крестьян в простых одеждах, некоторые все еще держали в руках вилы. Рядом с некоторыми стояли дети, цеплявшиеся за материнские юбки, а кое у кого на лицах виднелась кровь.
- Кто? - спросил Ахрам.
Ответил мужчина, полный человек с шатенистой бородой до пояса и покрытым морщинами крестьянским лицом. Он заговорил на наречии, понять которое мне удавалось с большим трудом. Это был не крегенский, универсальная латынь Крегена, и не язык Сегестеса, на котором говорили мои кланнеры Фельшраунга и Лонгуэльма, а также Дома, свободные люди и рабы Зеникки.
- Последователи Гродно, - перевел для меня Ахрам. Он выглядел уставшим, как цивилизованный человек, который видит вещи, с которыми цивилизации полагалось бы покончить. А потом быстро добавил, увидев, как я открываю рот, готовясь спросить: - Гродно, божество зеленого солнца, прямая противоположность Зару, божеству красного солнца. Они, как видно всем людям, сошлись в смертельной схватке.
