Соренсен и Дрейк опустили ящик на землю. Капитан – он сопровождал их и нес газеты – посмотрел на хилые лачуги и покачал головой.

– Не хотите промочить горло, капитан? – спросил Соренсен. – Вот только льда у нас нет.

– Не откажусь, – сказал капитан. Он не мог понять, что за сила гонит людей в такую забытую богом дыру в погоне за мифическими испанскими сокровищами.

Соренсен вынес из хижины бутылку виски и алюминиевую кружку. Дрейк, вооружившись отверткой, сосредоточенно вскрыл ящик.

– Как на вид? – спросил Соренсен.

– Нормально, – ответил Дрейк, осторожно извлекая детектор. – Смазки не пожалели. Повреждений вроде бы нет…

Он отпрыгнул, а капитан шагнул и с силой вогнал каблук в песок.

– В чем дело? – спросил Соренсен.

– Похоже, скорпион, – сказал капитан. – Выполз прямо из вашего ящика. Мог и ужалить кого. Мерзкая тварь!

Соренсен пожал плечами. За три месяца на Вуану он привык к тому, что кругом кишат насекомые, так что еще одна тварь погоды не делала.

– Повторить? – предложил он.

– И хочется, да нельзя, – вздохнул капитан. – Пора отчаливать. У вас все здоровы?

– Пока что все, – ответил Соренсен и, улыбнувшись, добавил: – Если не считать запущенных случаев золотой лихорадки.

– Здесь вам ни в жизнь золота не найти, – убежденно произнес капитан. – Через полгодика загляну вас проведать. Удачи!

Обменявшись рукопожатиями, капитан спустился к лагуне и поднялся на шхуну. Когда закат тронул небо первым розоватым румянцем, судно отчалило. Соренсен и Дрейк провожали его глазами, пока оно одолевало проход. Еще несколько минут его мачты просматривались над рифом, потом скрылись за горизонтом.

– Ну, – сказал Дрейк, – вот мы, сумасшедшие американцы-кладоискатели, снова одни.

– Тебе не кажется, что он что-то почуял? – спросил Соренсен.

– Уверен, что нет. Мы для него – безнадежные психи.

Они ухмыльнулись и взглянули на лагерь. Под сараем для копры было зарыто золотых и серебряных слитков примерно на пятьдесят тысяч долларов. Их откопали в джунглях, перенесли в лагерь и снова аккуратно закопали. В первый же месяц экспедиция обнаружила часть сокровищ со «Святой Терезы», и все указывало на то, что найдутся и остальные. А так как по закону никаких прав на остров у них не было, они совсем не спешили трубить об успехе. Стоит известию просочиться, как алчущие золота бродяги от Перта до Папеэте все как один ринутся на Вуану.

– Скоро и ребята придут, – сказал Дрейк. – Поставим мясо тушиться.

– Самое время, – ответил Соренсен. Он прошел несколько шагов и остановился: – Странно.

– Что странно?

– Да этот скорпион, которого раздавил капитан. Он исчез.

– Значит, капитан промазал, – сказал Дрейк. – А может, только вдавил его в песок. Нам-то что за забота?

– Да в общем никакой, – согласился Соренсен.

Эдвард Икинс шел по зарослям, закинув на плечо лопату с длинной ручкой, и задумчиво сосал леденец. Первый за много месяцев леденец казался ему пищей богов. Настроение у него было прекрасное. Накануне шхуна доставила не только инструменты и запчасти, но также продукты, сигареты и сладости. На завтрак у них была яичница с настоящей свиной грудинкой. Еще немного – и экспедиция приобретет вполне цивилизованный облик.

Рядом в кустах что-то зашуршало, но Икинс шел своей дорогой, не обращая внимания.

Это был худой сутуловатый человек, рыжеволосый, дружелюбный, с бледно-голубыми глазами. Он не умел располагать к себе и понимал, как ему повезло, что его взяли в экспедицию. Хозяин бензоколонки, он был беднее других и не смог полностью внести в общий котел свою долю, из-за чего его до сих пор грызла совесть. В экспедицию его взяли потому, что он был страстным и неутомимым охотником за сокровищами и хорошо знал джунгли. Неменьшую роль сыграло и то, что он оказался опытным радистом и вообще мастером на все руки. Передатчик на кече работал у него безотказно, несмотря на морскую соль и плесень.

Теперь он, понятно, мог внести свой пай целиком. Но раз они и в самом деле разбогатели, это теперь уже не считалось. Вот если б найти какой-нибудь способ…

В кустах снова зашуршало.

Икинс остановился и подождал. Кусты дрогнули, и на тропинку вышла мышь.

Икинс остолбенел. Мыши, как большинство диких зверушек на острове, боялись человека. Они хоть и кормились на лагерной помойке, когда крысы первыми не добирались до отбросов, однако старательно избегали встречи с людьми.

– Шла бы ты себе домой, – посоветовал Икинс мыши.

Мышь уставилась на Икинса. Икинс уставился на мышь. Хорошенький светло-шоколадный зверек величиной не больше четырех-пяти дюймов вовсе не выглядел испуганным.

– Пока, мышенция, – сказал Икинс, – некогда мне, у меня работа.

Он переложил лопату на другое плечо и повернулся, чтобы идти. Поворачиваясь, он краем глаза уловил, как метнулось коричневое пятнышко, и инстинктивно отпрянул. Мышь проскочила мимо, развернулась и подобралась для повторного прыжка.

– Ты что, спятила? – осведомился Икинс.

Мышь ощерила крохотные зубки и прыгнула. Икинс отбил нападение.

– А ну, вали отсюда к чертовой матери, – сказал он. Ему подумалось: может, она и вправду сошла с ума или взбесилась?

Мышь изготовилась для новой атаки. Икинс поднял лопату и замер, выжидая. Когда мышь прыгнула, он встретил ее точно рассчитанным ударом. Потом скрепя сердце осторожно добил.

– Нельзя же, чтобы бешеная мышь разгуливала на воле, – произнес он. Но мышь не походила на бешеную – она просто была очень целеустремленной.

Икинс поскреб в затылке. А все-таки, подумал он, что же вселилось в эту мелкую тварь?

Вечером в лагере рассказ Икинса был встречен взрывами хохота. Поединок с мышью – такое было вполне в духе Икинса. Кто-то предложил ему впредь ходить с ружьем – на случай, если мышиная родня надумает отомстить. В ответ Икинс только сконфуженно улыбался.

Два дня спустя Соренсен и Эл Кейбл в двух милях от лагеря заканчивали утреннюю смену на четвертом участке. На этом месте детектор показал залегание. Они углубились уже на семь футов, но пока что накопали лишь большую кучу желтовато-коричневой земли.

– Видимо, детектор наврал, – сказал, устало вытирая лицо, Кейбл, дородный человек с младенчески-розоватой кожей. На Вуану он спустил вместе с потом двадцать фунтов веса, подхватил тропический лишай в тяжелой форме и по горло насытился охотой за сокровищами. Ему хотелось одного – поскорей очутиться у себя в Балтиморе, в своем насиженном кресле хозяина агентства по продаже подержанных автомобилей. Об этом он заявлял решительно, неоднократно и в полный голос. В экспедиции он единственный оказался плохим работником.

– С детектором все в порядке, – возразил Соренсен. – Тут, на беду, почва болотистая. Тайник, должно быть, ушел глубоко в землю.

– Можно подумать, на все сто футов, – отозвался Кейбл, со злостью всадив лопату в липкую грязь.

– Что ты, – сказал Соренсен, – под нами базальтовая скала, а до нее самое большее двадцать футов.

– Двадцать футов! Зря мы не взяли на остров бульдозер.

– Пришлось бы выложить круглую сумму, – примирительно ответил Соренсен. – Ладно, Эл, давай собираться, пора в лагерь.

Соренсен помог Кейблу выбраться из ямы. Они обтерли лопаты и направились было к узкой тропе, что вела в лагерь, но тут же остановились.

Из зарослей, преградив им дорогу, выступила огромная, безобразного вида птица.

– Это что еще за диковина? – спросил Кейбл.

– Казуар.

– Ну так наподдадим ему, чтоб не торчал на дороге, и пойдем себе.

– Полегче, – предупредил Соренсен. – Если кто кому и наподдаст, так это он нам. Отступаем без паники.

Это была черная, похожая на страуса птица высотой в добрых пять футов, на мощных ногах. Трехпалые лапы заканчивались внушительными кривыми когтями. У птицы были короткие недоразвитые крылья и желтоватая костистая головка; с шеи свешивалась яркая красно-зелено-фиолетовая бородка.