«Я ещё побуду здесь» – сообщила она она почти бессловесно. – «Мне чудесно и мило, я пойду дальше, но… Впечатлений, даже приятных слишком много, происходит перегрузка, у нас это называется смятение чувств. К тому же человек, такой как я, не может быть один, даже с разумными животными спутниками, мне нужен собеседник. Нам трудно говорить с собой и ни с кем больше, даже иногда затруднительно, вот в чем дело…»

Выговорившись, она почти сразу поняла, что пожелание принято, запрос вполне натурален, и всё такое же понятное прочее. Но она порядком устала от колебаний, сомнений и впечатлений, домой всё равно хотелось со страшной силой, туда, где не было странных животных, говорящих лесов и разумных запахов.

Чтобы отбросить приступ заурядного малодушия, она резко поднялась с говорящего корня и послала вызов на поляну, точнее сказать, просто посвистела, как смогла. В ответ на странно вышедший звук Конь и Пёс-Детка оказались перед ней мгновенно, как лист перед травой. Точнее, она почти не успела заметить, как они переместились, вполне вероятно, что подошли, пока она думала и собиралась, впрочем неважно.

– Тронулись, значит. Тогда залезай, – сообщила Детка.

Её мысли проявлялись отчетливей, а соображения Коня шли на ином уровне, уловимом сложнее, но как бы реальнее, сообщая примерно то же. Животное по прозванию Конь приблизилось вплотную, согнуло передние ноги (в тот момент, когда она с некоторым стыдом задумалась, как бы сесть ему на спину, причём не задом наперёд) и пригнуло рогатую голову.

Ничего не оставалось, как наступить на говорящий корень, опереться на конские рога и сделать попытку. Весьма худо и бедно, однако у неё получилось с первого раза, вспомнились навыки езды на мотоцикле и заметно помогли, только всё равно сидеть было высоковато.

Конь медленно выпрямился, стало ещё выше, и она сообразила, что сидит без седла, уздечки и прочих конских принадлежностей, опираясь босыми ногами на мягкие пушистые бока – интересно, долго ли можно так просидеть, в особенности, если Конь пойдет или побежит.

Остальные соображения разом вылетели из головы, осталось одно удивление: как же всадники у себя там тысячи лет ездили на спинах похожих зверей? Ну ладно, в принципе у них были сёдла и стремена, чтобы крепче сидеть, но вот за что они держались? Если она правильно припоминала кавалерийскую реальность и спортивные фото, то ни за что они не держались! Поскольку уздечка во рту у лошади вряд ли могла служить поддержкой, только рулём, и в отличии от велосипедного, была лёгкой, за нее не подержишься. А ещё земные всадники имели привычку держать в руках посторонние предметы, саблю, пику или знамя. Тогда, как они держались, за что?

Пока она осваивала совершенно новую земную информацию, Конь сделал с нею несколько пробных шагов, и предприятие чуть было не закончилось плачевно. Она стала неуклонно сползать на бок, пришлось вцепиться в конскую шею с начатками жесткой гривы и позорно повиснуть. Конь тут же встал, как вкопанный, она неловко вернулась в сидячее положение, и невольно сообщила спутникам, что так она не поедет, потому что непременно упадёт, необходимого навыка, увы, не хватает.

– Или следует придумать снаряжение, – подумав чуть-чуть, вслух добавила она. – Седло, стремена и руль, чтобы за него держаться.

И только начиная соображать, о каких предметах ей следует активно мечтать и как их представлять, она поняла, что процесс освоения чужого мира пошёл вскачь, а она не заметила. Сидит себе изобретательница на спине у сказочного пятнистого единорога и вызывает себе седло, конкретно думая о нем!

В принципе её реакции можно было рассматривать как большой прогресс в деле освоения странного, но удобного мира, где царило замечательное правило: помечтай правильно и получишь желаемое прямиком в руки, в данном случае прямо под собой, если выражаться элегантно. А проще говоря, прямо под задом.

Правда, поначалу седло на Коне выросло отчасти мотоциклетное, затем само подстроилось под конскую спину и отрастило стремена, разумеется, по особому заказу, само бы не догадалось. С рулём вышло сложнее, пришлось пристроить к седлу спереди ременную петлю, поскольку идея уздечки во рту могла показаться Коню не совсем приятной, да и зачем? Конь и так с ангельским терпением стоял на поляне, пока всадница-самозванка сочиняла себе седло и потом долго устраивалась на нём. Седло, кстати, получилось непонятно из чего, похоже, что из растительной замши лиственного цвета. И как оно держалось, было тоже неясно, скорее всего, приклеилось прямо на спину Коню, но с перспективой отвалиться впоследствии, во всяком случае задумывалось таким образом.

Пока производились долгие манипуляции с конским оснащением, Псина Детка слонялась вокруг и ни во что не вмешивалась, только однажды заметила, что очень всё это любопытно, но ей непонятно, хотя пускай будет. Наконец прилаживание амуниции подошло к концу, всадница уселась довольно прочно и внятно сообщила Коню, что можно трогаться, но поначалу полегоньку, надо посмотреть и подстроиться. И они втроём тронулись неспешным шагом, только не в сторону леса, а в обратную, по направлению к отдаленной горной гряде по травяным бесконечным уступам.

Первое время всадница ничего кроме способа передвижения не замечала, её волновал один вопрос. Как бы удержаться и сесть прочнее, процесс приспособления поглощал сознание целиком, даже удивительно красивые пейзажи по ходу дела почти не привлекали внимания, но потом стало чуть способнее.

Когда она выучилась сидеть прямо, слегка покачиваясь и не съезжая на сторону, то образовался некий ритм ходьбы, в процессе ей довелось подумать, куда, собственно, они направляются. Вышло, что непосредственно в горы, и всё выше с каждым проезжаемым уступом.

Кто направлял движение и как это происходило, она не вникала, но потом, окончательно усевшись, обратилась к спутникам с запросом без четкой формулировки, включая сюда и пространство.

– Куда мы едем? – примерно так сложились помыслы. – И зачем?

– По маршруту, – донеслось до неё непонятно от кого. – Все так едут.

Кто такие были все, и зачем им ездить по маршруту, она уточнять не стала, но на минуту внутреннее зрение представило ей непонятно откуда пришедшую идиллическую картинку. Несколько всадников на единорогах в сопровождении разных псов ехали по полянам, их окружали небольшие стада животных, похожих на пестрые облака пуха, большие и малые, и все они большими компаниями кочевали по заранее установленным маршрутам.

Кроме пастушеской пасторали данное занятие предполагало нечто из области образования и приобретения навыков. Ей вкратце сообщилось, что так проходит особо почитаемая ритуальная процедура, личное приобщение к миру всеобщего животного братства, или что-то вроде того. Как приобщаемая поняла, картинное объяснение она получила не от Псины-Детки, а из других источников. Раз задала вопрос, то выудила ответ, понятый по личному разумению.

«Значит, а также следует, что меня включили в пастушескую идиллию, чтобы дать попривыкнуть к местным обычаям», – сказала она себе, и ответа ниоткуда не последовало. – «Опять же значит и следует, что существуют разные уровни беседы, когда говоришь с собой, это одно, а если вопрошаешь пространство, то к тебе кто-нибудь подключится, без спроса никто в голову не лезет, очень удобно».

Пока на очередном этапе странствий, конкретно верхом, путешествовать было удобно, только слегка напрягались ноги, которыми приходилось держаться, и отчасти смущала Псина-Детка. Она носилась плавными кругами по ходу следования, однако в дальнейший контакт не вступала, по всей видимости, намучилась с первыми неловкими представлениями и предпочитала помолчать, гоняя по маршруту.

Тогда путешественница решила не отвлекаться на спутников, а вместо того максимально слиться с окружающей природой в усложненном варианте, имея в виду себя верхом на Коне и Детку вокруг. По сравнению в пешей ходьбой по цветущим лугам это занятие, то есть шествие верхом и втроём, казалось на порядок сложнее, именно не труднее, а сложнее. В ощущение входили кроме неё иные сознания, она ехала и принимала мир с их точки зрения, точнее, их отдельные существования на данный момент соприкасались, они двигались вместе, и такое понимание было совсем новым.