– Неужели так прямо высказалась? – несказанно удивилась Люма.

Такие штучки были вроде не в духе Маей Плиты, она считала себя большой интеллигенткой, а тут приемчики и лексика простые, как правда!

– Нет, конечно, я тебе суть передаю, – пояснила Людмила. – Причем через третьи руки. Реально было что-нибудь типа душевной беседы наедине со всеми, мол, я, вас, дети мои, всех до одного обожаю безумно, но ты, девочка, загляни в себя и подумай, от каких твоих несовершенств все произошло? Что толкнуло тебя на ужасный поступок, и почему товарищи тебя обвиняют, если ты даже никакого поступка и не совершала? Значит есть в твоей душе что-то темное, вывернись-ка наизнанку – а мы сейчас разберемся! Впрочем, старо как мир: выдернуть человека, поставить против всех и в чем хочешь обвинить, любимый полицейский прием всех времен и народов. Человек – зверушка тонкая, психика напора не выдерживает и начинает ломаться. Вот тут и бери его тепленького, делай с ним, что хочешь! Это Май-Плита по молодости лет методику отрабатывала, основы воспитания в коллективе.

– Ага, папа рассказывал, как его в Твери из октябрят исключали, и до сих пор, говорит, ей-богу так и не понял, за что. Но девочки очень свирепствовали, вот это он помнит хорошо, – кстати припомнила Люма.

– Ну вот, и у нас в школе повоспитывали девочку. Когда я слышу слово "воспитание" – то хватаюсь за пистолет, это один мой любимый герой говорил, – по всей видимости, и у Людмилы были занятные любимые герои, не у одного Левы. – Ну вот, сказочка почти и у конца. Та дура, у которой украли, выскочила с воплем: "На воре шапка горит!" Тут и настал финиш! Бедная девка заметалась и рванулась вон, побежала к окошку, впала в шок, психика не выдержала. Таня Васильевна оказалась среди них одна нормальная, побежала за ней, но чуть-чуть не опоздала. У окошка девчонку перехватил сын Бакунина, был тогда в старшем классе призовой мальчик. Все девчонки млели, а он – ноль внимания, ценил себя дорого. Достал жертву Май-Плиты в баскетбольном броске, вынул из корзины и двинулся разбираться с Майей, у них были свои счеты, надо думать.

– Наверное, она и его воспитывала, как Леву, – догадалась Люма довольно быстро.

– Ага, парней она всегда давила, особенно популярных, не терпела, когда авторитет у кого-то, кроме нее, – сказала Людмила. – И у них вышел обалденный скандал. Бакунин-сын прилюдно назвал ее ведьмой, совсем забылся мальчик, а она вошла в раж и потребовала знаменитого папашу, чтобы указать на безобразие – тоже забылась. Как-то не совсем врубилась, что у нее на руках почти случившийся суицид. А сын-Бакунин тем временем девку в руках держал, как свидетельницу и пострадавшую…

– И что Бакунин-старший, что он мог сделать? – спросила Люма не без умысла.

– Ну он-то разобрался, всем раздал по оплеухе, причем очень элегантно, – ответила Людмила. – Недаром по телевизору боролся с мировым империализмом, знал как кого достать. Таня Васильевна восхищалась, как он их разбросал. Мол, во вверенной вам школе ребенок в окно бросается, а вы на сказанную сгоряча "ведьму" обижаетесь – я удивлен! Была бы, сказал он, это моя дочь, то сейчас бы здесь прокурор был, снимали бы показания по статье об умышленном доведении до самоубийства. Ну разве что не сразу забрали бы, потому что не до конца. А свидетелей – полная школа, впрочем еще и не поздно. Кстати, сыну моему спасибо скажите, что он до сих пор пострадавшую держит. Если отпустит, так она до ближайшей машины у вас добежит… Так что будем обижаться или как? Понятное дело, воспитатели хреновы очухались и сдались на милость победителю. Он заставил Май-Плиту извиниться перед всеми учениками за недопустимое разбирательство, а перед девочкой – особенно. Насчет "ведьмы" все забыли, инцидент исчерпали, пострадавшую отпоили валерьянкой и отпустили с миром, вернее с папой и сыном Бакуниными. Кстати, насчет дочки вышло смешно, папа напророчил, сын потом на ней женился, вот так-то. В целом Май-Плита послужила как бы Купидоном, сразила парочку стрелой наповал.

– Ах вот оно что, – сказала Люма с полной искренностью, буквально повторяя полусознательное бормотанье тетки Иры. – Ах, вот как оно получается. Занятно.

– Не то слово, пупсик, – сказала Людмила и затем добавила продуманно. – Вот к чему это, не надо цеплять Май-Плиту, а если она наедет сама, то теперь знаешь, куда ее слать.

– Спасибо, Людмила, мы учтем на будущее, – ответила Люма. – Хотя, честное слово, вы волновались напрасно. У нас ничего не горит, а Мая Плита – так, побочное явление.

– Ну как знаете, смотрите, – без обиды отозвалась Людмила. – Мамашка попросила – я сделала, в ваши дела не мешаюсь. Вам и так весело, даже завидно. Вот у меня в ваши годы так не получалось, всю дорогу глупые проблемы… Да и сейчас не кончились, вечно одна дрянь мне, бедняжке, попадается. Так что внуков мамашка скорее дождется от вас!

С этим замечательным заявлением Людмила подхватила Люму, и они отправились ужинать за роскошно накрытый стол, так всегда получалось при посещениях Людмилы.

Только уже вечером, когда стало смеркаться, и Лева повел Люму домой, она доложила ему о неожиданных результатах собеседования с Людмилой.

– Представь, себе, и у меня новости, – доложила она. – Я узнала, кто такая таинственная "она" и зачем тетка домогается Бакуниных. Сестричка твоя просветила – эта самая "она" после всех приключений вышла замуж за сына Бакунина. И тетка ищет ее, все закономерно, у нее последней вещица задержалась.

– Ну, это даже неинтересно, – понарошку обиделся Лева. – Я все пристегивал экс-коммментатора, голову сломал, а тут такая банальность. Расскажи подробнее, если не трудно.

Люма без возражений исполнила пересказ, получившийся уже из четвертых рук, но Лева был доволен и таким.

Сумерки тем моментом сгустились в ночь слегка розового цвета, дом осветился окнами всех оттенков от соломенного до оранжевого, теплый ветерок тихо вздыхал и задумчиво шелестел в ветвях невидимых лип – летняя идиллия манила к романтике, и Лева с Люмой никак не могли расстаться, медлили у подъезда на лавочке.

Отчасти, конечно, из-за роскошного вечера, но в основном они ставили перед собой тактические и стратегические задачи. Усердно думали, как лучше распорядиться полученной информацией, так чтобы не упустить ничего интересного, но и не лезть, куда не просят. На последнем Люма настаивала особо. В результате мозгового штурма и отлились следующие положения Великой Хартии, кодекс законов Крепости.

1. Поскольку выяснено, что "Слеза ночи" была и остается теткиной собственностью, владелица имеет полное право искать ее всеми законными способами, и в этом ей можно способствовать – дело почти святое.

2. Но, однако и между тем: поперек тетки в пекло не лезть, собственное расследование вести только на уровне догадок и получения информации, а самим инициативы проявлять не следует. И если, скажем, тетка Ира зайдет в тупик, а они будут располагать какими-либо сведениями, держаться до последнего и не встревать, если речь не зайдет о чьей-то безопасности.

3. Самим от коварной "Слезы ночи" надлежит держаться подальше и никакими доводами не соблазняться.

4. Ни о награде для добродетели, ни о наказании порока мечтать не следует – ибо не судите, да не судимы будете!

Так выглядела стратегия, подкрепленная даже перлами вечной мудрости, а о тактике порешили следующее. Во-первых, решать проблемы по мере поступления, одну за другой, не предвосхищать, и не страдать размышлениями типа, а что если? Желательно к тому же стараться не уподобляться умной Эльзе из известной сказки, размышлять нужно только над тем, что есть, а не убиваться над тем, что быть может…

Во-вторых, предпочтительней решать все коллегиально, то есть советоваться, поскольку ум хорошо, и так далее… И ничего не предпринимать, не обсудив, а то ведь можно и наломать дров. Во всяком случае стараться.

Вот на данный момент возникла проблема: сообщать ли тетке Ире, что Май-Петровна отдала Леве координаты Бакунина-старшего? Причем адрес без телефона. А тетка интересовалась телефонами и поручила Леве их отыскать.