— Уладил?..
Стах кивает — и расплывается во все тридцать два.
— Нет… — Тим не верит.
— Да.
Тим размыкает губы. Изумленно. Как будто его пытаются надуть. Стах хохочет.
— Что ты сказал?..
Стах отпускает Тима, прикладывает палец к губам. Ничего не объясняет и раздевается. Тот все еще не двигается с места. Стаху нравится. Он как будто превратил воду в вино.
— Арис…
Стах наклоняется снять ботинки и балансирует на одной ноге. Тим садится перед ним на корточки. Заглядывает в глаза. И на серьезных щах произносит что-то не то:
— Ты самый лучший, знаешь?
Стах теряет равновесие. В прямом и переносном смысле. Потом возвращает себе усмешку.
— Конечно, — отрекается. — Почетный чай победителю. Вернулся с щитом.
Тим рассеянно следит за ним — дураком. Говорит на вздохе, как будто смирившись:
— Дурак…
VI
Тим очень тихий. Ждет чайник. Грустит. Стах встает с ним рядом. Толкает плечом. Тим жмется ближе, тянется обнять. Стах щекочет его бок, чтобы отстал. Тим изгибается. Расстраивается:
— Арис…
— Ну чего ты? Получил направление?..
Тим слабо кивает. Без охоты говорит:
— Теперь придется лежать в больнице…
— Полдня, — усмехается.
— Опять все руки исколят…
Стах собирается запечатлеть белый сгиб локтя раньше, чем исколят, берет в плен тонкую руку; плотно обхватив запястье пальцами, ведет вверх по коже и задирает рукав. Потом спускается вниз — теплом ладони. Тим весь покрывается мурашками. Его смешно передергивает. Стах прыскает.
— Что ты? Растаял?
Тим не понимает прикола. Стах имел в виду, что он ледышка, но прозвучало как-то неправильно…
— Не в том плане… — пытается.
Но Тим ему отвечает:
— А я — в том…
Тим.
Стах силится не улыбаться, скрещивает руки на груди, отворачивается. Он ставит в известность:
— Все. Нет. Я не говорил — ты не слышал.
— Как обычно…
Стах уставляется на Тима. И за что опять прилетело?..
— Не понял.
Тим не отвечает. Опускает рукав, стискивает запястье. Стах спрашивает вперед ожидания:
— Не поделишься мнением?
Тим задает вопрос, как если бы спросил, сколько градусов на улице:
— А тебя интересует?
— Представь себе.
Тим молчит и не делится.
VII
Вскипает чайник. Тим разливает, «накрывает на стол». Садится. Сегодня даже ухаживает за Стахом и сам ему кладет пакетик в чашку. И чашку заботливо к нему двигает. Ну просто верх гостеприимства. Стах улыбается. Приземляется рядом. Напоминает:
— Я все еще жду.
— Чего?..
— Мнения, Тиша.
— Зачем?.. — не понимает. — У тебя есть свое.
— Ты вот сейчас стебешься или что?..
Поставив локоть на стол, Тим зажимает между пальцами пару сантиметров воздуха, мол, чуть-чуть. Стах не ожидал. И растягивает осуждение в гласных:
— Котофей…
— Ты же начнешь отрицать…
Стах протягивает ему руку, чтобы заключить пари.
— Спорим?
Тим, подумав, помедлив… сжимает ледяными пальцами ладонь и спрашивает, бесстыже уставившись Стаху в глаза:
— Поцелуешь меня, если проспоришь?
.
Жизнь определенно не готовила Стаха к Тиму. Он не знает, чего делать: ржать, пасовать или встать и выйти. Он усмехается, с шумом вдыхает, уставляется в потолок. Спрашивает потолок, за что. Потолок, как водится, не в курсе. Стах переживает глубоко в себе несколько секунд смеха и ужаса. Выдыхает. Решает:
— Если проиграешь ты, ответишь на любой вопрос. Молчание не принимается.
Тим кивает. Они отпускают друг друга. Стах складывает руки, как прилежный ученик, и наклоняется вперед, готовый слушать мнение. Тим выдает:
— У тебя эти двусмысленные фразы… почти с начала знакомства…
Чего?..
Стах насмешливо хмурится и просит конкретней:
— Например.
Тим задумывается. Наматывает ярлычок от чайного пакетика на ручку чашки. Потом он вспоминает:
— Ну вроде того раза… когда ты спросил: «Хочешь неловкий комплимент твоему одеколону?»
— И что в этом такого?
Тим спрашивает взглядом Стаха, не дурак ли он. Стах не дурак. Но… может, такое обычно не говоришь другу. Наверное. Откуда Стаху знать, что говоришь другу, а что — нет, когда у него Тим?.. А у Тима приятный одеколон. Подумаешь, сказал. Он вообще пошутил тогда.
— Я не пользуюсь одеколоном…
Стах не понимает. Потому что… Тим хорошо пахнет, приятно. Но он не успевает задать вопрос, Тим продолжает:
— Или когда ты писал что-то такое… «Цветы дарить, конфеты?» Потом принес шоколадку…
— Ну, было дело. Только это не считается: Софья ее скоммуниздила.
— Или как после нашего побега. Ты спросил: «Если тебя поцеловать, ты оттаешь?»
Вот Тим выдумывает, чего не было.
— Я пошутил и уточнил, что в щеку. А перед этим заявил, что ты как маленькая девочка…
— «Будешь моей физикой».
— Ты же занятный. Как сложная задачка…
— И часто я тебя занимаю?
Сердце пропускает удар. Стах прочищает горло и спрашивает:
— Что?..
Тим тянет уголок губ, склоняет голову, смотрит на него умиленно, пытаясь не разулыбаться, и спрашивает осторожно:
— Звучит как флирт?..
И до Стаха доходит, что эта фраза — тоже его.
Тим тушуется. Потом отводит взгляд, говорит тише:
— У тебя в целом такая манера общения… как будто ты… ну, подкатывал.
— Так, нет. Котофей, это твое личное мнение. Двусмысленными фразы сделал ты.
Тим кивает. Делает глоток, растягивая момент.
— Ты проспорил.
Стах смотрит на Тима, как если бы тот влепил ему пощечину. И это он еще не вспоминает, на что именно спорил. Тим поймал его. Стах не знает как. Хотя… Все началось с дурацкого…
— Это нечестно. Ты просто схитрил. С самого начала. Не одеколон, серьезно?
Тим закрывается рукой и силится не улыбаться.
— Тиша, ты не можешь так пахнуть…
— Как?.. — Тиму забавно и неловко, а Стаху неловко — и только.
Откуда он знает — как?.. Не скажешь же, что Тим пахнет севером. Как?.. Так… Холодным летом. Сопками. Пряным горчащим воздухом, когда морось. И солнцем, нагревшим камни и ягель. И ветром, когда в это солнце, хотя оно жжет кожу докрасна, застужаются терпкие ветви просто от того, что они выше земли. Выше города. И очень близко к небу. Тим вызывает это чувство — высоты. Когда перехватывает дыхание и учащается пульс.
— Я правда ничем не пользуюсь. У меня потом начинается раздражение…
Стах ждет, когда Тим улыбнется и перестанет его водить за нос. Но Тим не улыбается. Он думает, пытается понять:
— Может, это гель для душа?..
— Чего?..
Тим поднимается с места. Оставляет Стаха одного, со всеми этими мыслями. Но приносит гель раньше, чем они поглотят. Стах принимает с опаской. Открывает. Вдыхает.
Черт. Возьми. Это Тим… но… иначе.
Запах Тима мягче, хотя более наполненный. Стах читает, чего написано, под «Морозной свежестью». Шалфей и какая-то, бог весть откуда, акватическая нота. Севером там даже не пахнет. Не должно.
— Оно? — спрашивает Тим.
Стах не верит. Хуже ведь уже не будет, так? Он уже в любом случае опозорился.
Он идет к раковине. Выдавливает на ладонь немного геля. Включает воду, намыливает руки. Эксперимент в том, что, может, на коже иначе. И в том, чтобы проверить, насколько остается сильный запах.
Итак, он смывает, вытирается. Подносит к носу.
Все еще не Тим. И Стах не тащится. Просто мужской гель для душа, да, приятней многих, но… ничего особенного. А у Тима…
А если…
Это запах его тела?.. Смешанный с запахом геля.
Кранты.
Тогда… Стаху нравится, как пахнет Тим. Тогда… не важно, чем еще, если Тимом. Это не то же, что одеколон. Тим — не парфюмерия. Над ним не бились эксперты. Стаху нравится, как пахнут его вещи, его комната, его постель…
Он оборачивается — и оборачивается пораженный. И обиженный. Словно Тим специально.
Тим не в курсе: он сосредоточенно шуршит фантиком, разворачивая конфету, и разламывает ее надвое. Стах цокает на него, отводит взгляд. Возвращается за стол, двигает ему гель: пусть забирает. Уносит. И чтобы Стах никогда больше не видел.
