Скоро Новый год, перед каникулами, как всегда, должен быть праздничный вечер. И небольшая сценка, которую каждый класс должен был представить на потеху публике, не обошла эта участь и Лизу, которая ненавидела сцену и эти выступления, каждый год у нее остаются неприятные воспоминания, связанные с этим. То слова забыла, просто потому что растерялась и перенервничала, то кто-то утащил ее костюм, и она не могла его найти, пока на нее не начали кричать все одноклассники и обвинять ее, какая она недотепа и что все проблемы из-за нее. Каждый год приносил ей неприятный сюрприз. И вот опять это должно было повториться, снова будут насмешки, упреки.
Свет от фонарей падал на асфальт, рисуя длинные полоски, дом ее был далеко, в конце улицы. Чем ближе к дому, тем меньше света от фонарей. Ближе к дому Лиза обратила внимание на то, насколько чистое было небо, звезд становилось с каждой минутой больше и больше. Она была зачарована этим видом, на душе стало тепло и приятно, все проблемы как бы забылись, растворились в огромном пространстве вселенной. Вдруг из темноты пролетела звездочка, так быстро, еле уловимо. «Вот если бы не было этого всего, этих ненужных проблем и людей, от которых мне только плохо на душе», – девочка крепко закрыла глаза, пытаясь запомнить этот миг. Когда она открыла глаза, все вернулось, та же улица, а в голове, как лавина, спускаются все те же навязчивые проблемы.
Проснувшись, Лиза не заметила ничего необычного, родителей, как всегда, к этому времени уже не было дома, их работа начиналась с шести и кончалась в семь. Поев и собрав рюкзак, девочка, стиснув зубы, пустилась в путь до школы. Улицы были пусты и молчаливы. Но она не замечала этого, потому что, как всегда, была погружена в свои мысли. Оказавшись возле школы, зайдя в нее, первое, на что обратила внимание Лиза, это полная тишина. Совсем не свойственная школе, особенно в начале дня. Несмотря на эту странность, девочку это, наоборот, успокоило, потому что больше всего она не любила, приходя в школу, слышать эти крики, которые напоминали ей, что начался день и он будет длиться до самого вечера. В раздевалке тоже никого не было, одни только пустые крючки, ни уборщиц, ни учителей, в коридорах пусто, как и в классе. «Странно, может, выходной сегодня? Как это я так сглупила?»
Но нет, была среда, рабочий день. Недолго думая, Лиза пошла домой, день, а на улице ни души. Первое, что почувствовала девочка, легкий мандраж: что это все могло значить? Но подсказать никто не мог. Вечером, когда должны были прийти родители, никто не пришел, трубку тоже никто не брал, в мессенджерах не отвечал, вокруг тишина.
Прошел день, за ним второй, то, что казалось сперва довольно веселым и забавным, становилось невыносимым. На смену веселью пришел страх за себя и за близких. Приходили мысли о том, что, может быть, она сошла с ума или умерла, а это вроде рая такого, ведь она все время только об этом и мечтала.
По истечении еще нескольких дней пришло безразличие, какая-то душевная усталость, вроде той, что испытывает человек после многочасовой умственной работы, все кажется невыносимым, теряется связь с реальностью. В те моменты, когда ее сознание возвращалось, ей вспоминались те немногочисленные моменты, когда она проводила время с друзьями, хоть они и шутили над ней, все равно от их общения веяло теплом. Нет, не теплом дружеским, ведь дружбой такие отношения не назовешь, это было что-то другое, то, о чем в других случаях даже не задумываешься. Она начала скучать по простым человеческим голосам, тишина давила на нее.
Где же вы, мама, папа? Я скучаю…
Как и в школе, дома Лиза была тихой девочкой, немногословной, возможно, сказалось то, что родители были постоянно на работе. Но даже дома большую часть времени Лиза проводила у себя в комнате либо где-то на улице, играя с кошкой. Сама мысль, что родители могут исчезнуть, не закрадывалась в ее детский ум.
На улице шел сильный снег, заметая улицу и дорогу, на расстоянии двадцати метров ничего нельзя было разглядеть. Свет выключился, возможно, из-за этой бури, и наступила полная тишина. До этого ее спасал интернет, теперь же все разрядилось. Становилось невыносимо, никогда в ее жизни не было такого дня, чтобы она не слышала голоса, всегда они были, либо в телефоне, либо где-то вдали на улице. Этого не замечаешь и не обращаешь внимания, потому что это воспринимается как должное. Сейчас же больше всего на свете этой замкнутой девочке хотелось услышать хоть чей-нибудь голос.
Не выдержав больше такого сидения, Лиза решилась пойти на поиски хоть кого-то, несмотря даже на то, что за окном была самая настоящая буря. В доме в полной тишине и темноте ей начало мерещиться всякое разное, голоса, звуки и даже шаги, но все это было лишь плод воображения. Мело очень сильно, настолько, что перекрывало дыхание, разглядеть можно было не дальше чем метров десять, а дальше пелена. Куда же она пошла, спросите вы. На работу к родителям, самым близким и родным. Идти было сложно, снегу по колено, а ветер старался сдуть ее. Дорога вела за поселок, туда, где кончаются улочки и дома. Разглядеть хоть что-то было невозможно, кому доводилось попадать в ночь во время метели, без света, знает, как это.
Осознав, что поселок где-то далеко, следы ее уже заметены, а места работы родителей и близко не было, Лиза заплакала, слезы, не успев упасть, замерзали на щеках, а снег заметал, укрывая ее, как будто белым пледом.
Где вы все? Куда вы исчезли? Мне так одиноко!..
Где-то вдали Лизе показалось, что она увидела маму: «Ты там, я иду к тебе!» – идя за ней, она все дальше отходила от поселка, в чистое поле, и когда девочка зашла далеко, силуэт исчез. Она остановилась, холод пронзал ее хрупкое тело, ноги были тяжелые, дальше идти было невозможно. «Я так устала, немного закрою глаза, а потом пойду дальше».
Но дальше пути не было, буря продолжала мести, заметая и Лизу…
Открыв глаза, девочка обнаружила, что лежит у себя в комнате, а возле нее сидит мама, вся в слезах, произнося какую-то молитву.
– Мама, это ты?
Мама кинулась в объятия своей дочери:
– О боже, слава богу, ты в порядке.
– Но что случилось, куда вы все пропали?
Вытерев слезы, мама продолжала:
– Это не мы пропали, а ты куда-то ушла ночью, слава богу, тебя нашли, еще немного – и замерзла бы там.
Какой-то странный случай произошел с Лизой, но после этого она начала ценить то, что раньше называла мучением, – общение и само общество.
***
Порой я закрываю глаза и представляю мир, в котором на сотни и сотни тысяч километров нет ни единой души. Да, именно так, я один, нет гула двигателей автомобилей, нет криков маленьких деток, которые играют на площадке возле моего двора, нет никаких ссор соседей, а по телевизору лишь разноцветные линии, нет пробок и этих надоедливых сигналов, записывающих нехорошие выражения, нет очередей возле кассы, и нет никого поблизости. Ну вы поняли – полное отсутствие кого-либо досаждающего, говорящего, прямоходящего и хоть как-то думающего, лишь я один.
Возможно, первое, о чем подумаете, как же это круто – нет никаких упреков со стороны жены, или девушки, или начальника. Никто от тебя ничего не требует, ничего не просит, нет друзей, которых постоянно нужно поздравлять, выручать, не нужно теперь притворяться, что ты такой-то вот, которым тебя хотят видеть, можно быть самим собой, хоть бери и раздевайся, бегай голышом по парку. Не надо разрываться на тысячу частей, чтобы стать успешным, ведь теперь-то этого не нужно, и можно расслабиться. Можно бездельничать днями, и никто не упрекнет тебя в том, что ты бездельник, и много чего не надо уже, ведь ты стал свободным от этого надоедливого «надо», никто теперь не посмеет тебе ткнуть пальцем, так ведь?
И вот тогда у меня возник вопрос: долго ли продлится такое одинокое счастье? Может быть, день, может, месяц, думаю, мысли будут разные, но все же к моему глубокому убеждению, не больше чем полдня. Да, вы скажете, какие полдня, я самый закоренелый интроверт, и мне одиночество – рай на земле. Ну что же, могу ответить так, что даже быть одиноким – это способ самовыражения, а что же такое самовыражение – это предоставить себя публике, а если публики нет, то кому нужно мое самовыражение или мои сотни часов обдуманных философских трактатов о том, кто же я такой на самом деле. И тогда все рушится, начинаешь понимать, что вся твоя жизнь со всеми ее нюансами, страданиями и радостями – это все для той самой публики, от которой ты отрекся.