– Оставь ее в покое! Она может колдовать собралась, а ты мешаться будешь. Еще надежуришься.
Я зажгла несколько веточек багульника и воткнула их по краям у входа в шалаш. И предупредила ребят, что после сна может немного болеть голова, но зато комары и москиты отстанут и можно будет спокойно отдохнуть. Перед сном я помазала лицо Наташи соком подорожника, чтобы немного снять опухоль от укусов. Ребята от моего врачевания отказались. Некоторое время из шалаша еще слышались ехидные реплики Вадима, ворчание Деда и мечтательные пожелания о баньке и пиве, Андрея. Но вскоре усталость взяла свое и все затихли. Я подкинула в костер несколько веток потолще. Огонь начал облизывать их смолистые бока и урчать от удовольствия, как довольная и сытая кошка. Я сидела, смотрела на спокойные языки пламени. Было трудно представить, что это уютное урчание может очень быстро превратиться в грозный рык обезумевшего зверя, если только дать ему волю. Он был живым. Языки пламени распускались, как диковинный цветок. Они качались, как под дуновением слабого ветра. Казалось, еще немного, и можно будет услышать его шепот, различить слова, понять его душу. И тогда он из страшного рычащего зверя превратится в твоего друга, очень близкого друга. И, ты сможешь понять и постигнуть его тайну. А вместе с этим, тайну самой жизни..... Я с трудом оторвала взгляд от огня. А вокруг начали раздаваться разные звуки и шорохи. Ночные обитатели леса проснулись и выходили на охоту. Вот хрустнула ветка, зашуршала трава, с дерева упала шишка. Я не боялась. Ни один зверь сам на огонь не пойдет. Я подбросила еще несколько веток в костер. И пламя костра благодарно принялось хрустеть сухим деревом, разбрызгивая искры, отдавая мне взамен свои свет и тепло.
Глава 4
Самая первая ночевка всегда самая трудная. На завтра встать будет очень тяжело. Заставить себя идти дальше – еще труднее. Но оставаться здесь нельзя. Хуже всего ждать и бездействовать. Еще неизвестно сколько придется ждать. Я перебирала еще и еще в голове все возможные варианты выхода из сложившейся ситуации. И все- таки, идти вперед, было самым правильным решением, хотя и не самым легким. Завтра нам предстояло дойти до источника дыма, который я видела сегодня с вершины дерева. Я прикинула, что до него идти километров 15-20. Но в тайге расстояние определить точно очень сложно. Стаким же успехом, это могло быть и 30 километров и 10. Я чувствовала, как усталость придавливает мои плечи и кладет свои тяжелые ладони на мои глаза. Необходимо было срочно взбодрится. Я налила из закопченного черного берестяного туеска остывший и, ставший горьковатым от бересты, чай. Встала и начала прогуливаться по поляне взад и вперед. Пройдя очередной круг, я вдруг резко остановилась, как будто наткнулась на вполне реальное препятствие. Препятствий впереди не наблюдалось. Однако, что- то заставило меня остановиться. Было такое ощущение, что, из- под темного полога леса за мной наблюдают чьи- то внимательные глаза. Я быстро оглянулась, и, конечно же, ничего не увидела. В такой темноте трудно было что- либо разглядеть. Костерок освещал только весьма ограниченный контур. А дальше – тьма. Только лес возвышался еще более темной массой вокруг поляны, как крепостная стена. Но ощущение внимательного и настороженного взгляда не проходило. Я чувствовала его каждой своей клеточкой, каждым волоском. Тайга любит шутки шутить и играть с человеком. Но мне было, почему то, не смешно. Сон сняло, как рукой. Я спокойно (по крайней мере, мне так казалось) подошла к костру, подбросила еще веток и села на самом краю освещенной площадки. Меня окатило прохладной волной страха. Но я отсоветовала себе паниковать раньше времени. И ребят будить я тоже не хотела. Ни к чему им мои истерики. Надо постараться разобраться в своих ощущениях самой. Я сидела настороженно, как испуганный зверек, готовый в любой момент сорваться и убежать. Только вот мне бежать было некуда. Я попыталась рассуждать логически. Если я не могу видеть, то я могу слышать. Я прикрыла глаза и почти перестала дышать. Мои уши удлинились и стали, как у тушканчика. Я старалась уловить малейшее движение, малейший шорох или какой ни будь другой посторонний звук. Все было безрезультатно. Я слышала только посапывание, доносившееся из шалаша, звон комаров над головой, да легкий шорох листьев в кронах деревьев под слабым ветерком. Ничего больше. Ни зверей, ни птиц. Как будто весь остальной мир, кроме нашей поляны провалился в никуда. И это тоже было странно. Мысли в моей голове роились как встревоженные пчелы в улье. Я не находила никаких рациональных объяснений своим чувствам. Только эмоции. И вот, наконец, почти на грани слуха, я услышала звук очень осторожных шагов. Я открыла глаза и стала до рези в глазах всматриваться в темноту. Человек, здесь?! Это было невозможно!!! На сотни верст вокруг нет ни одного человеческого жилья. Невозможно!!! Что- то внутри меня подсказывало, что опасности нет. Я привыкла доверять своим чувствам и стала ждать. Звук шагов становился все ближе. И вот наконец на краю видимости заколебалась неясная тень. И в неверных бликах костра появилась расплывчатая фигура человека. Это был старик. Я сразу это поняла по сгорбленной фигуре и усталой походке. Он был одет в старую одежду, почти в лохмотья. В руках суковатая палка вместо посоха. Он тяжело на нее опирался при каждом новом шаге. Прямо персонаж из Уральских сказов. Я встала на ноги и негромко поздоровалась. Старик ответил мне, как будто ветер в листьях прошелестел. Голос был тихим и сухим.
– Проходи, дедушка. Садись поближе к костру. Еды нет, но чаем я тебя угощу. Расспрашивать я не торопилась, хотя любопытство меня раздирало на кусочки. Старик поблагодарил, тяжело сел у костра, но от чая отказался. Он достал из-за заплечного мешка фляжку и сделал несколько глотков из горлышка. Я была готова увидеть деревянную баклажку, времен Петра Великого. Но фляжка меня порадовала блеском своих хромированных боков вполне современного дизайна. И, могу поклясться, пил он совсем не воду. С каждым мгновением мне становилось все интересней и интересней. Седые волосы спадали до самых плеч. А вот борода была почти черной. Я затруднялась определить сколько ему было лет. Наконец, он поднял голову и меня пробрала дрожь. Лучше бы он этого не делал. Лицо его было изуродовано двумя глубокими шрамами. Кожа была темного цвета из-за постоянного пребывания на воздухе. А глаза…Под лохматыми бровями, глубоко посаженные. Цвета их я не могла разглядеть. Да и у меня не возникло подобного желания. Меня как будто гвоздями прибили к месту. Мне не то, чтобы шевелиться, мне даже дышать не хотелось. Но вот старик опять опустил голову, и я позволила себе выдохнуть. Черт! Принес же его леший! У меня пропало всякое желание его расспрашивать. Вот так молча мы и сидели с ним у костра. Я время от времени подбрасывала ветки в костер, чтобы огонь совсем не погас. Время превратилось в старую лошадь, которая еле-еле переставляет ноги. На нас как будто опустился стеклянный колпак. Звуки не проникали к костру. Даже огонь горел как- то неохотно, как будто сквозь дрему. Мне с большим трудом удавалось не закрыть глаза. Наконец он зашевелился, встал, опираясь на палку и тихо сказал.
– Направление выбрала правильное. На дым идите. Ждут вас там.
И пошел туда же, откуда пришел. Дурман спал. Только сейчас я почувствовала, как занемели у меня ноги, долго находившееся в одном положении. Я даже не смогла сразу встать. Я, постанывая, встала на четвереньки. И только потом поднялась медленно с колен. Холодные мурашки побежали вдоль позвоночника. Из ушей как будто вытащили ватные шарики и, звуки ночной тайги хлынули в мой мозг мощной волной. Крик ночной птицы, шорох листьев в кронах деревьев, возня барсука в кустах и, конечно, звон комаров над головой. Как будто ничего не было. Я потрясла головой. Может быть, я задремала у костра и мне все это привиделось? Я никогда не страдала галлюцинациями. И истеричностью характера не отличалась. Я прошла, не торопясь до края поляны. Но под полог леса заходить не стала. Не было у меня такого желания. А доказывать себе собственную храбрость мне, почему- то не хотелось. Никаких посторонних звуков. Никаких признаков, что здесь был человек и, что он только что ушел. И что я должна была думать? И эти его странные слова. Откуда он узнал, какое направление я выбрала? Я даже ребятам ничего не говорила об этом. И кто нас там ждет? Черт! Сплошные вопросы. И ни одного ответа. Я вернулась к костру и достала часы Вадима, чтобы посмотреть, не пора ли будить Игоря. Часы показывали 5 часов утра! Ничего себе! Это ж сколько мы у костра просидели! С другой стороны, сейчас мне все равно не удастся уснуть. Пускай ребята отдохнут. Завтра будет тяжелый переход. Звезды начали терять свои четкие очертания и расплываться в светлеющем небе. Стало зябко. Утренняя роса легла на траву, заставив ее низко наклониться к самой земле. Из ложбинок потянулся зыбкий туман. Легким, невесомым шифоновым шлейфом он накрывал нашу поляну. И вместе с ним пришла предутренняя тишина. Даже комаров не было слышно. В шалаше послышалось какое- то шевеление, шуршание, ворчание. И на поляну вылез Дед. И безо всякого «доброе утро», начал сразу же на меня ругаться. Что я чокнутая, глупая обезьяна в юбке (почему в юбке, когда я была в брюках?). Как я собираюсь без сна третьи сутки идти по тайге? Ну и прочее в том же роде. Одно слово, «дед». Я не стала с ним пререкаться и спорить. Просто свернулась калачиком у костра и закрыла глаза.
