- Ну хорошо, - сказал Ирсон. Все это время он ходил по кабинету, заложив руки за спину, и в основном держась к декану спиной. Декана это почему-то совсем не возмущало. Но сейчас он остановился перед Акрором, по-прежнему держа руки за спиной. - Я одного не могу понять. Откуда все это известно? Вы сами пробовали нажимать на эти кнопки? Откуда вы знаете, что происходит с теми, кто нажимает на запрещенные кнопки? Ведь если вас лифт увезет туда, где с вами будут разбираться, вы едва ли сумеете вернуться и рассказать, что там с вами сделали?
- Видите ли, товарищ студент, - ответил Акрор, - я не могу вам сказать, откуда это известно, но это должно быть известно. Ведь когда вы будете знать, чем вам будет грозить проступок, у вас будет меньше желания совершать его.
- А может, наоборот? - заспорил Ирсон. - Неизвестное пугает куда больше, чем известное, верно?
- Не всегда, не всегда, - покачал головой декан. - И может быть, поэтому не все знают, что последует за нажатием запрещенной кнопки. Очевидно, Комиссия позаботилась сохранить в тайне от тех, кого неизвестность страшит, какое наказание им грозит, и просветила тех, кого, наоборот, неизвестность может только спровоцировать на совершение необдуманных действий. Однако, вернемся к нашей небольшой проблеме. Как я говорил, вероятность того, что вы попадете на прием именно к тому человеку, который решит ваше дело, настолько мала, что практически равна нулю. Вы, конечно, можете подать прошение, но шансы на положительное решение вопроса вряд ли сильно увеличатся. Написать на листе бумаги "не разрешаю" гораздо проще, чем отказать просителю лично. Но дело даже не в этом. Понимаете, бумага, поданная по инстанции, движется снизу вверх, но совсем не факт, что она дойдет до самого верха. Каждый начальник имеет свой предел компетентности, и в границах этого предела он решает те дела, которые доходят до него. Существует даже неписанное правило, согласно которому дело чести каждого ответственного лица - отправить наверх как можно меньше бумаг. Таким образом, возможно, что до какого-то уровня - может быть, того самого, на котором должно решаться ваше дело - бумаги снизу вообще не дойдут. Правда, с другой стороны перестараться тоже не стоит, поскольку начальство может подумать, что ты берешь на себя слишком много, если вверх идет чересчур мало дел. Не говоря уже о том, что эти дела могут дойти до начальства каким-то другим, параллельным путем, и оно увидит, что ты занимаешься тем, что не в твоей компетенции.
"Где-то я уже это слышал", - подумал Н., но не мог вспомнить где. То ли Свен ему рассказывал, то ли приснилось.
Но толком подумать об этом он не успел - неожиданно Ирсон оказался прямо напротив него, с озабоченным видом водя перед его глазами зажженной спичкой. Н. вынырнул из своего забытья, обнаружив, что Акрора в кабинете давно нет, и вообще он находится не в деканате, а у следователя. Видимо, он научился отключаться с открытыми глазами, и внешне это никак не было заметно, кроме того, что он не реагировал сразу на обращенные к нему слова. Но спать хотелось не менее сильно. Кроме того, время в настоящем мире и в том, куда он пытался спастись бегством, текло по-разному. Тут могла пройти минута, а там - несколько дней, и вскоре Н. окончательно потерял счет времени и не мог сказать, сколько часов, дней или месяцев он просидел на стуле в одном и том же положении. Ему все время хотелось есть и пить - еду приносили раз в сутки, но его одурманенный бессонницей мозг все равно не мог бы использовать это обстоятельство, чтобы вести счет прошедшим дням, тем более что он часто не был уверен, действительно ли перед ним стоит тарелка с гнусной селедкой, или ему это только кажется. Он уже давно не чувствовал седалища и бедер, которые как будто превратились в аморфные куски мертвой материи. Ноги тоже начинали атрофироваться. Раньше он никогда бы не подумал, что может отдать все на свете только ради того, чтобы немножко постоять на ногах. Он был уверен, что уже никогда не сможет снова сесть - настолько ненавистным стало ему это занятие. Когда никто из следователей не показывался два дня подряд, Н. понимал, что наступили выходные дни. В понедельник Акрор появлялся, дыша перегаром, и звонил приятелям, делясь с ними впечатлениями.
В кабинете постоянно сменялись люди, ни на секунду не оставляя Н. одного. Возможно, это были одни и те же, но ему казалось, что каждый раз приходит кто-то новый. Однажды утром охранника, просидевшего с Н. всю ночь, сменила какая-то девица. Она с важным видом вошла в кабинет, держа под мышкой кожаную папку. У неё были каштановые волосы и довольно симпатичное лицо, если бы его не портил вульгарный макияж. Когда конвоир вышел, закрыв дверь, она прошла пару раз от одной стены кабинета к другой, не обращая на Н. особого внимания, а затем пробормотала:
- Ф-фу, ну и духотища здесь!
И вслед за тем стала неторопливо раздеваться, откровенно демонстрируя свою широкую задницу и гипертрофированные молочные железы, потягиваясь и почесываясь. Н. был настолько измотан и истощен, что не находил в её поведении ничего странного. Решив, что девица больше занята своей особой, он рискнул закрыть глаза и провалиться в черный сон без сновидений, но через мгновение его разбудила резкая боль. Девица, стоя напротив него, ещё раз больно хлестнула его по лицу своим лифчиком.
- Что это ты затеял? - орала она, уперев руки в бедра. - Не выйдет! Я тебе нарушать инструкцию не дам!
Убедившись, что Н. проснулся, она обогнула стол и встала, облокотившись на него и подперев руками голову. Она глядела на Н. глазами, лишенными всякого выражения, и её груди лежали на бумагах, как полуспущенные мячики. Н. не мог отвести от неё глаз - в сущности, он первый раз в жизни видел голую женщину. Простояв так несколько минут, девица плюхнулась в кресло, в котором обычно сидел Акрор, раскрыла папку, принесенную с собой, вытащила из неё какой-то лист, и с важным видом принялась его изучать. В это время дверь отворилась, и в кабинет вошел сам полковник. Увидев его, девица радостно взвизгнула и повисла у него на шее. Он не только не был удивлен, а наоборот, явно ожидал увидеть в своем кабинете голую женщину. Не тратя времени, он грубо обнял её, прислонил к столу, и начал совершать с ней половой акт, нисколько не стесняясь Н., и время от времени поглядывая на него, чтобы тот не закрывал глаз.
Н. реагировал вяло - в основном зрачками, непроизвольно двигавшимися в такт движению тел совокупляющейся пары. На что-то большее у его организма просто не было сил. Таким же безучастным он оставался, когда Акрор с Ирсоном приводили в кабинет других людей. Чаще всего это были подследственные, которых жестоко избивали - кулаками, ногами, прикладами автоматов, стульями, разбивали носы, ломали ребра, отбивали почки. Какому-то несчастному сломали шею, после чего Акрор избил и охранника крепкого высокого парня, по вине которого это произошло. Несмотря на отрешенность, с которой Н. относился к происходящему, от его внимания все же не укрылось, что эти сцены неизменно следуют одному и тому же образцу, а реплики следователей и ответы заключенных вообще каждый раз были одни и те же, как будто участники представления предварительно выучили их наизусть.
В один прекрасный день Акрор вошел в кабинет с крайне довольным выражением на лице. Н. давно не видел его таким - обычно следователь был хмур, но сейчас из него так и лилась радость. Он уселся напротив Н., подмигнул ему и задал совершенно неожиданный вопрос:
- Хотите знать, где находится ваша Алина?
Н. едва не подскочил от неожиданности. На него как будто вылили ведро холодной воды, и он снова стал воспринимать окружающее. Но радости от слов полковника он не испытал. Внутри у него все сжалось. "Значит, этот мерзавец добрался до нее", - подумал Н., кивнул головой и пробурчал:
- Конечно, хочу.
- Сейчас вы её увидите. Написали вы нам мало, до обидного мало, полковник пожал плечами, - но впрочем, нам все равно скоро расставаться, почему бы вас чуть-чуть не отблагодарить? Смотрите!
