– Екатерина?! – вскинулся Странников и до боли вцепился в руку Турина.
– Она, – осторожно попытался высвободиться тот. – Но в вагонах я её не видел.
– Это сука ещё та! – сжал губы секретарь. – И вас обвела вокруг пальца! Спряталась где-нибудь. Сюда она прикатила неслучайно. Вот что я скажу.
Турин смолчал, но реакция Странникова его поразила.
– Вы её плохо знаете, – он прикрыл рукой рот, – непременно отправилась прямиком в нашу гостиницу. Разнюхивать. Эта ведьма чует запах крови!
– Что вы говорите, Василий Петрович?! – Турин старался сохранять спокойствие. – Что же всё-таки случилось?
– Убийство! – прижавшись к нему, зашептал на ухо Странников. – Или самоубийство! Впрочем, в этом, конечно, разберутся. Это не самое главное. Давайте помолчим, мне плохо.
– Может, остановимся? – рванулся к шофёру Турин.
– Что вы! Ни в коем случае! – оборвал его секретарь, а обернувшемуся шофёру махнул: – Гони, гони!
– Но кого? – не унимался Турин.
– Павлину мою удавили, – прошептал Странников, закрыл глаза и в изнеможении отвалился на спинку сиденья.
Больше он не проронил ни слова, как ни пытался его разговорить начальник губрозыска.
Ресторан оказался на отшибе. Старое двухэтажное здание, обшарпанные стены навевали брезгливость, но Турин решил, что сейчас им лучшего и не надо.
– Водки! – только вошли, приказал подскочившему официанту Странников. – И уголок потише. А ты отпусти водителя, – кивнул он Турину. – У приятеля машину попрошу. Доберёмся потом сами.
– Есть отдельный номерок, – ставя графин на стол, поклонился официант.
– Веди!
Турин шагал, замыкая процессию и приглядываясь к посетителям. Публики было мало, и ей было явно не до них.
Номер, под стать заведению, поражал дряхлостью и запущенностью, но диван и два кресла оказались вполне качественными и даже чистыми, соринки официант лихо смахнул, разлил из графинчика водку по рюмкам и удалился. Турин задержался у двери, прислушался к его затихающим шагам, прижал её плотней.
– Ты ничего такого не думай, – жадно выпил водки секретарь. – Я к убийству непричастен.
– А почему вы решили, что убийство? Сами вроде только что обмолвились о другом.
– Никто ничего не знает! – Странников потянулся опять к водке.
– Тем более…
– На допрос вызывают. Вот и трясёт всего. Ждал твоего приезда как Бога! Не приучен, – он осклабился, – показания давать. А теперь вот придётся…
Он опрокинул очередную рюмку, упал в кресло и закрыл глаза.
– Успокойтесь, Василий Петрович, – выбирал место, куда бы примоститься, Турин. – Я прибыл, и вам нечего бояться.
– Давай помянем её! – вскочив, словно в лихорадке, тот схватил рюмку, она дрожала в его руке. – Павлинки больше нет!.. Кому понадобилась её жизнь?
Он опрокинул в себя водку, словно воду, не закусил, наполнил и выпил ещё, вливал в рот, торопясь утолить сжигавшую его жажду.
Турин наконец спохватился, удержал его руку.
– Достаточно. Вы спьянитесь.
– С утра крошки не проглотил, – повалился тот снова в кресло, закрывая глаза. – А следователь, наверное, думает, что это я её удавил… Он думает, что я и есть убийца, Василий Евлампиевич! Вот в чём дело…
– Почему вы так считаете?
– Почему?.. Потому что я был с ней! Потому что видел её живой последним…
– Кто-нибудь может подтвердить?
Странников молчал, безумно вращая глазами.
– Вас видели вместе накануне?
– Не знаю! – вскочил на ноги секретарь и заметался по тесной комнате, натыкаясь на углы мебели. – Видели? А как же! Конечно, видели! Я же не человек-невидимка! Ну что уставились на меня? Я с ней спал! Жил здесь как с женой! В каком-то доме… Она сняла квартиру. Там и умерла моя Павлинка…
– Это ещё не доказательство, – дождавшись конца истерики, начал Турин как можно спокойнее, одновременно подыскивая место, чтобы всё-таки сесть; свою рюмку он так и поставил на стол.
А когда наконец устроился, поднял глаза на секретаря, замер: Странников плакал, не скрывая слёз.
VI
Ситуация грозила стать неуправляемой, Турин растерялся, чтобы только не молчать, спросил:
– Куда вас вызывают?
– Что? – Странников словно очнулся, полез за платком, пристыженный минутной слабостью, начал рыться в карманах в поисках папирос.
– Когда вам надо быть в прокуратуре и у кого?
– В прокуратуре? – Странников уставился на начальника губрозыска, словно тот произнёс нечто ужасное. – С чего вы взяли?
– Покажите мне повестку о вызове.
– Никакой повестки! Что вы говорите?
Турин откинулся на спинку кресла в замешательстве. Ответ секретаря поразил его до такой степени, что он потерял над собой контроль, а это редко случалось.
– Мейнц мне позвонил. – Странников закурил и тяжело закашлялся, словно больной. Иногда сквозь этот тяжкий неестественный нервный кашель ему удавалось всё же выдавливать отдельные фразы. – Он в курсе… куда… зачем… к кому…
Турин постарался взять себя в руки. Он поднялся, заказал горячего чая, холодных закусок и, пододвинув кресло поближе к Странникову, как можно доверительнее произнёс:
– Дорогой Василий Петрович, чтобы вам помочь, надеюсь, я за этим сюда и вызван, мне необходимо знать все подробности случившегося. С Мейнцем я побеседую сам. Думаю, мы найдём общий язык. От вас мне хотелось бы услышать правду… насколько вы мне её доверите.
Принесли чай. Не сговариваясь, они оба потянулись за стаканами.
– Мне нет нужды врать, – схватив стакан, скривившись от горячего и отодвинув его от себя, Странников полез за новой папироской, закурил, подняв глаза на Турина, долго и тяжело изучал его лицо. – Что ж врать? Когда над пропастью оказался.
– Ну, ну, Василий Петрович, – ободрил его Турин, – мне кажется, не всё так страшно.
– Не страшно?.. Ну слушайте. Только не перебивайте, иначе я собьюсь и потеряю желание… – он горько хмыкнул, – исповедоваться сыщику.
Турин покривился, лицо его налилось краской, но он не шелохнулся, только пальцы рук крепче вцепились в подлокотники кресла.
– Эту женщину принёс сюда сам дьявол, – хмуро начал секретарь. – После того раза, вы помните глупую затею Задова с бенефисом в театре, мы почти не виделись. Но первая близость, её тело запалили меня. И всё же, словно чувствуя, что к хорошему это не приведёт, что они затевают какую-то коварную и дерзкую игру вместе с женихом, я игнорировал её предложение о новой встрече. Подвернулось совещание в Саратове, на которое мне можно было бы и не ехать, но я умчался, лишь бы её близость и доступность не соблазнили меня на опрометчивый шаг. И что же? Через день или два по приезде я наткнулся на неё в нашей гостинице. Благо, что нас не заметили вместе, Мейнц словно привязанный ходил за мной по пятам, но и он прозевал. Эта сука, вы её видели, Венокурова, примчалась сюда, словно по его зову! Они затеяли на меня облаву! Вам не кажется?
– Не отвлекайтесь, Василий Петрович, всё это потом, всё потом…
– Я плюнул на совещание, перекинул дела на Мейнца, соврал ему, что встретил старую знакомую, развлекусь несколько дней…
– А?.. – открыл было рот Турин.
– Он сам забавляется здесь по вечерам не хуже меня. С кем-то из нашей делегации. Я застал их однажды в номере… – Он помолчал. – Доверить дела на него у меня были все основания. Я же в этом Саратове провёл почти всю свою жизнь, дорогой Василий Евлампиевич!.. Сколько всего здесь было!.. – Странников постепенно преобразился, рассказывая, при последних словах откинулся на спинку кресла и даже улыбнулся мечтательно, вспоминая.
– И я действительно перебрался к давней знакомой Тамаре, – подмигнул он Турину. – Она одинока, сохранила свежесть. Должен же я был где-то нормально питаться, отдыхать! А Тамара такая милая женщина, и совсем не забыла меня.
Он глянул на графинчик с водкой, но Турин непроизвольно поморщился, и секретарь вернулся к своему рассказу:
– Когда в квартире Павлины мы расставались утром, она предупредила, что о следующей встрече даст знать сама.