Второй раз меня разбудил спор за окном.

— Именем Братства, я требую выдать Демона льда! — неприятный голос, раздувшийся от собственной значимости, скрипел точно несмазанные петли давешней двери.

— Я подчиняюсь только приказам Альтэссы Аратая и никому более, — бесстрастно осадил скандалиста эсса Лэргранд.

— Вы находитесь в наших владениях и…

— И смеем надеяться, что Братство тщательно следит за подконтрольными ему землями. Скажем, нам не нужно ожидать глупостей, вроде разбойного нападения, — в механический тон Ровера окольными путями просочилось ехидство. — Моим алым есть, чем ответить, а это досадное происшествие отрицательно скажется на доверительных отношениях внутри Альянса. Как, вы думаете, Ложе отнесется к инициативе, способной разрушить и без того шаткий мир между людьми и драконами?

— Это ваше окончательное слово? Вы еще пожалеете…

— Доброго дня. Или недоброго, как вы сами пожелаете.

Эсса Лэргранд поднялся по крыльцу совершенно бесшумно, бесшумно же открыл дверь — выдал его сквозняк, скользнувший по полу.

— А если они явятся с соответствующей бумагой Совета?

Я не надеялся на ответ, но неожиданно получил.

— Это невозможно.

После долгого задумчивого молчания Лэргранд продолжил.

— Ваша главная ошибка, эсса Исланд, в том, что вы не умеете полагаться на других. Не умеете безоговорочно доверять, когда ваши представления о том, что правильно, а что нет, расходятся с поступками иных драконов, пусть и преследующих одну с вами цель.

Новая длинная пауза. Словно глава разведки привык выдавать информацию строго дозированными порциями.

— Вы забылись. Забыли, где ваше место. Забыли, что вы только эсса и дерзко решили взять на себя роль Первого. Жаль, вы могли бы вырасти прекрасной опорой клана, но Древние явно поспешили, свалив колоссальную ответственность на столь юные плечи. Впрочем, что мы можем знать о замыслах Древних?

Ровер опомнился, что стал необычно многословен.

— Альтэсса Аратай, как бы вы ни считали, искренне печется о благе Пределов и никогда не подпишет подобный приказ.

Глава теней еще минуту помолчал и угрюмо добавил.

— Вы — личное дело драконов, что должно решаться драконами! И только ими!

***

После отповеди эссы Лэргранд минуло несколько дней, а может, недель. Мой мир по-прежнему состоял из запахов, шорохов природы и молчания окружающих драконов. Путешествие в Капитолий продолжалось — затянувшееся и уныло-однообразное: связываться с алыми не рисковали ни разбойничьи банды, ни нечистые на руку карьеристы из Братства.

Сегодня мы ночевали в дороге, как уже случалось не раз и не два, когда поблизости не оказывалось гостевых домов или их качество не удовлетворяло Ровера. Размеры кареты не позволяли вытянуться в полный рост: приходилось либо сворачиваться клубком на узком сидении, либо дремать сидя — неудобно, но все лучше, чем в седле во время марш-бросков или раскаленной духоте Великой Пустыни, так что жаловаться было глупо.

В какой-то момент снаружи стало слишком шумно, чтобы я мог удержаться на зыбкой границе между явью и сном. Ржали лошади, переговаривались алые: судя по общему дружелюбно-радостному тону и новой гамме голосов, отряд существенно пополнился.

— Мы ждали, что нас встретит мастер Марелон, — дверь кареты слегка приоткрылась, а говорящие находились достаточно близко, чтобы в кои-то веки я разобрал слова.

— Эсса Лэргранд, — отвечающий запнулся, подбирая выражения, чтобы облечь в них не слишком приятную или в чем-то даже постыдную новость. — Как вы наверняка знаете, некоторое время назад между мастером и Альтэссой установились весьма прохладные отношения. Накануне, после очередной размолвки…

Дверь со щелчком захлопнулась, отсекая окончание разговора.

Внутри сцепились волнение, досада и тревога за дядю.

Марелон — старший сын рода Исланд, мастер клинка, вскормивший не одну сотню птенцов. В клане он пользовался бесспорным уважением. Его влияние на младшего брата было… огромным. Когда же того избрали Альтэссой и новым главой семьи, дядя добровольно ушел в тень, дабы не ограничивать даже в мелочах власть Повелителя Севера.

Марелон мог поступать своевольно в отдельных случаях, но в глобальных вопросах неизменно поддерживал решения Альтэссы, хоть и не всегда полагал их правильными. Аратай же, пусть давно избавился от детского восхищения, обрел независимость от чужого авторитета, всегда с почтением относился к мудрым советам старшего родича.

Я догадывался, что… кто мог стать причиной серьезной ссоры между братьями.

Какого Хаоса! Я не просил об этом!

Дверь открылась, впуская моего спутника-тюремщика.

Карета тронулась.

Лишенный и человеческого зрения, и магического, я тем не менее ощущал, как сидящий напротив эсса Лэргранд смотрит на меня — тяжело, пристально, не мигая… с неприязнью, а не привычным безразличием. Невольно поежился, плотнее запахнул плащ, прячась то ли от взгляда дракона, то ли от запоздалых угрызений совести.

Марелон был наставником многих. И Ровера тоже.

***

— Снимите повязку, — приказал эсса Лэргранд. Помолчал и добавил. — Наслаждайтесь видом, командор Риккард. Вряд ли вам снова доведется узреть Капитолий на рассвете.

Ровер обманул: до рассвета было не меньше часа, но даже слабых отблесков хватило, чтобы выдавить слезы из привыкших к постоянной тьме глаз. Я сморгнул, прильнул к окну, жадно вцепившись в возвращенное мне драгоценное сокровище — мир форм и красок.

На фоне серо-желтого, как старая скатерть, неба вздымались грозные силуэты башен с острыми шпилями — двадцать и еще шесть надежных часовых, защищающих спокойный сон прячущихся за трехсаженным барьером горожан.

Дорога то ныряла в низину, и тогда башни исчезали за колышущимися на склонах зарослями вереска и прозрачными липовыми рощицами, то взбиралась на вершину холма, позволяя опять любоваться великолепием приближающейся столицы.

Крепостные стены раздавались вширь, заполоняя горизонт, раскрываясь точно объятия — для кого-то давно не виденного друга, кому-то ждущего на лобном месте палача. Уже можно было различить арку ворот и тянущуюся под зубцами канву из… драконов. Свивающихся в фантасмагорическом танце змеев не удерживали ни цепи, ни клетки, но я снова ощутил безграничную тоску обреченных на вечное заточение узников, их незатихающую ярость и жажду свободы. Будто гранитные изваяния мечтали вырваться из цепких объятий удерживающего их камня, взмыть в зовущие небеса.

Капитолий — столица единого государства, символ могущества и сплоченности человеческих княжеств. Памятник мирному договору между людьми и кланами… Монумент унизительному падению Крылатых Властителей и бесправному существованию их потомков!

Город, чьи древние бастионы четыре года назад я дерзко намеревался захватить и разрушить до основания, уничтожить само упоминание о проклятой Империи!

Западные ворота — двухсаженные створки из арконского дуба и закаленного железа — услужливо распахнулись. Колеса кареты грохотали по булыжной мостовой, будя чутко спящих обывателей.

Долгое путешествие подошло к концу. Мне было предназначено войти на улицы Капитолия не победителем, но лишенным надежд и иллюзий побежденным. Впереди, в высящемся над домами горожан и лавками ремесленников величественном и угрюмом храме Ареопага, плененного Демона льда ждали последний суд и приговор.

========== Глава пятнадцатая. Смерть ==========

Небо за забранным решеткой окном выцветало, теряло краски, обращаясь в застиранную простыню. В вышине парили две едва различимые черные точки. Если напрячь воображение, можно было представить, что это драконы.

Семь недель. Прошло семь недель с тех пор, как меня заточили в северной башне Ареопага. И практически три месяца после разгромного поражения у Черной реки.

Будущее выглядело таким же неясным и беспросветным, как туманы Бухты Мертвецов. Новости не доходили.