Палец оглаживал профиль Кассия, пока хозяйка пыталась прожечь меня, точно рентгеном. Казалось, гостья вообще не моргает, а отраженное на радужке пламя вовсе не от стоящей напротив свечи.

— Не забывайте, мастер — эти существа крайне опасны. И дело не в бурях и ручных кальмарах — это все байки пьяных матросов и рыбаков. Грейсы ненавидят нас и считают, что мы отбираем их земли и портим воду. Пользуясь внешним сходством с женщинами, эти нелюди втираются в доверие ко всем глупым и дремучим. И те неосознанно — или же вполне сознательно — отрекаются от истинной веры и впадают в первобытную языческую ересь. На задворках империи встречаются целые села и даже города, жители которых не просто выменивают у грейс жемчуг и золото за всякие безделушки, но даже… — глаз зловеще сверкнул, а лицо исказила гримаса отвращения, — женятся на них. Если вы понимаете, о чем я.

Кивнул, не желая вдаваться в подробности, хотя вопрос о том, как «пожениться» с хозяйкой рогового купальника, наводил на интересные размышления.

— Наказание за измену — смерть, — кулак упал на стол. — Мы, инквизиторы, не делим горожан на правых, виноватых и случайных. Любые связи с малыми народцами, не одобренными императором и Орденом, ведут к моральному разложению, деградации и цеметрофобии. Еще вчера это был преданный родине рабочий или солдат, готовый трудиться на благо соотечественников. А сегодня — это убийца и предатель, ненавидящий собственных детей за слишком бледную кожу или скругленные уши. Такой выдаст тайну вражеским шпионам. Такой откроет ворота вражеской армии. Такой представляет серьезнейшую угрозу для безопасности и благополучия Цеметры. Поэтому никакой пощады еретикам и предателям. В огне сгорят все до единого, а в небесных чертогах разберутся, кого в вечную бездну, а кого — в благое посмертие.

— Я все это прекрасно понимаю. Но если дикарка или иное чудище выплывет на пляж или заберется на причал — это не значит, что вся наша здравница сношается с кем попало.

— Справедливо. Но я никого ни в чем пока не обвиняю. Львиная доля донесений — всего лишь домыслы. У медника позеленели ладони — еретик! У русоволосых родителей родилась рыжая дочка — ведьма! Корова сдохла — недруги наслали порчу. А кое-кто просто хочет занять чужую землю или избавиться от надоедливых соседей, вот и строчит поклепы. Инквизиция страшна не потому, что рубит и жжет по первому слову. Мы страшны, — Мадрейв подняла голову и осклабилась, — ибо непредвзяты, неподкупны и неотвратимы. Мы легко отличим подлинную ересь от лживой кляузы. И придем хоть на край света. И покараем отступника, будь он хоть чиновник, хоть бургомистр, да хоть сам император. Если вы чисты душой и праведны сердцем, бояться нечего. А теперь с вашего позволения я немного прогуляюсь. Присоединитесь?

Несмотря на вежливый вопрос, тон не предполагал отказа. Пока шли к выходу, прокручивал в голове версию за версией в попытке понять, кто и зачем настрочил донос. Первая мысль — таинственный заговорщик нашел иной путь. И вместо отравы и проклятий решил раздавить меня карательной машиной, благо и повод внезапно подвернулся. Но интриги и козни заметно выбивались из почерка, ведь убийца прежде действовал исподтишка, но исключительно своими руками, не прибегая к помощи третьих сил. К тому же, прибытие еще одного следователя могло подпортить жизнь и ему. Конечно, я не собирался просить Марту о помощи — ее надо спровадить как можно скорее, ведь завтра в полдень придет Галлифида, и мне будет куда сложнее доказать свою невиновность. Но кто знает, на что способны две придворные колдуньи, если объединят усилия?

— Какие люди, — фыркнула эльфийка с крыльца, — и без охраны.

— О, Ривер! — инквизитор приосанилась. — И ты здесь? Какими судьбами?

— Да так, — темная скрестила руки на груди. — Шабашу понемножку. Сама как? Гляжу, годы тебя не щадят.

Мадрейв усмехнулась, как от шутки старой подруги, но я буквально кожей почувствовал сгустившееся напряжение.

— А ты все цветешь и пахнешь. От фаворитки до бродячей ведьмы — неплохой карьерный рост. Или ты здесь не ворожбой зарабатываешь, а тем же, чем и прежде?

Еще пара фраз — и они схлестнулись бы в смертельном поединке. Грех такое говорить, но гибель ревизора пришлась бы очень кстати, но у стычки будут минимум два неприятных исхода. Если Ривер проиграет, я потеряю магическую защиту и какого-никакого сторонника. Если же победит, ее арестуют и казнят, а следователи из Ордена перероют тут все вверх дном, и следом на костер взойду уже я. Как ни крути, а драку допускать нельзя. Поэтому шагнул вперед, встав между противницами, и сказал:

— Ривер, после телепортации в кабинете исчезли знаки. Обнови, пожалуйста.

— И в этот раз старайся лучше, — Марта прошла мимо и нарочито задела девушку плечом. — Твои писульки не спали бы и от сельского знахаря.

Да уж, о совместной работе можно забыть, но в моем случае это даже плюс, ведь чем больше у белобрысой стервы палок в колесах, тем быстрее свалит не солоно хлебавши. И все же, кто меня заложил? Разгадка билась в черепе, как муха в банке, но поймать ее так и не получалось. А тут всю дедукцию как прибоем смыло, когда Марта уверенным шагом направилась к лазарету. Я-то ожидал, что она пойдет к морю — изучить следы на песке, опросить работяг, исследовать остаточные эманации, или как там инквизиторы ведут дела. А в это время Генри или Ривер все расскажут Луис, и совместными усилиями спрячут раненую грейсу. Ведь если Мадрейв найдет ее в лекарне со швами и перевязками, отмазаться уже не получится при всем старании. Зараза…

— Вы, наверное, проголодались с дороги? Не хотите перекусить? У нас лучший столичный шеф-повар. Франческо Фаулье — может, слышали?

Мадрейв с прищуром покосилась и сжала губы.

— Я сюда не чаевничать пришла, мастер Стрейн. И для меня нет лучшего наслаждения, чем радость от поимки отступника.

И что тут добавишь? Пришлось заткнуться, чтобы не вызвать лишних подозрений. Ведь если вмешиваюсь и отвлекаю — значит, есть что скрывать. А скрывать и так было что — и если загаженный пеплом лазарет еще можно объяснить, то девушку в бочке…

— Здравствуйте, — Марта толкнула дверь и огляделась — помещение сияло стерильной чистотой.

Не осталось ни одной черной крошки, все бумаги и склянки вернули на положенные места, однако Луис выглядела так, словно не наводила порядок, а трое суток безвылазно рубила уголь в шахте. Женщина полулежала на стуле, безвольно опустив руки и таращась на голую стену. Рядом стояла ополовиненная бутылка «виски», еще две поблескивали в мусорном ведре под столом.

— Вы что, — инквизитор принюхалась, — пьете на рабочем месте?

— У меня выходной, — безучастно буркнула Луис, и в голосе не было ни намека на алкоголь — только глубокая снедающая тоска.

— Это, конечно, не моя юрисдикция, мастер, но сотрудники у вас совсем распустились. Мало того, что половина — нелюди, так еще и впадают в пьянство и уныние. А духовное разложение — первый шаг на пути к ереси.

— Я обязательно исповедуюсь, — врач хмыкнула и повела плечами, как от морозного ветра. На нас по-прежнему не смотрела.

— Всецело поддерживаю ваше рвение, — гостья постучала по единственной бочке в углу — судя по звуку, наполненной под самую крышку. — Что здесь?

Внутри все сжалось, стремительно обрастая колючей коркой. Утром тут были три емкости — в одной принесли меня, в другой сожгли проклятую слизь. И если эти за ненадобностью убрали, то оставить могли только бочку с грейсой. И как только Марта ее вскроет, то учинит допрос с пристрастием прямо на месте — благо и койка есть с кожаными ремнями, и подходящий набор инструментов.

— Пиво, — спокойно ответила эльфийка и пригубила из бокала.

— И зачем оно в лекарне? — не унималась дотошная грымза.

— Для бодрости духа и крепости тела, — без промедлений прозвучал ответ. — У нас запрещено пить просто так и где попало — только по предписанию врача.

— Как любопытно. А врач, гляжу, предписывать только и рад, — перчатка легла на крышку, словно из-под нее кто-то мог выпрыгнуть и убежать. — Откройте.