В деревне нашей жизнь хорошая.

Не жалуемся. Да и в других

деревнях живут не хуже.

Тетя Паша из деревни Попадьино.

В деревне у нас какие обычаи заведены? Расскажу.

За порядком у нас аист наблюдает. Мы кажин год весной договор с одним каким-нибудь аистом заключаем и, если договоримся, назначаем его старостой. А чего? Лучше старосты не сыскать. Живет он на башне водонапорной, с высоты ему все видать, кто куда пошел, и кто чем, вдруг, незаконным занят. Как-то пару лет назад аист к нам прилетать перестал, так пришлося водонапорку-то покрасить и новое гнездо ему сложить. И прилетел по весне. Договор мы заключили, по рукам, по крыльям ударили. Зовем мы его Хведором, надо же как-то звать, а то не порядок: староста есть, а имени у него нет, как в ведомость расходов записывать будешь?

Берет он не много, да и признаться, в основном всяким бросовым товаром, лягухами там или змеюками. И того и другого у нас навалом, пошлешь пацанят с мешком да палкой, они и наловят. А по праздникам государственным… Вот двенадцатого июня, например, что у нас за праздник? Не помнишь? Вот и я нет, но праздник хороший, как раз начало лета, и школа у детей кончилась. Хороший праздник. Ну вот двенадцатого, значит, числа и еще на Спас медовый да яблочный, и перед отлетом особо – по целой корзине ужаков подносим старосте нашему, да с поклоном и благодарностью. А по ведомости, что в волость сдаем, тоже все скромно выходит: дров – 5 кубов, сена 33 копны, зерна аржаного полцентнеру, скобяного товару разного в ассортименте на три с половиной тыщи рублей. Ну еще того-другого, но не помногу, скромненько.

Он же, Хведор, и обязанности дворника исполняет. Мусор всякий собирает – половину сам съест, половину в гнездо утащит. Потому на улицах у нас завсегда чисто.

Вот ты спросишь, а как же мы зимой-то без старосты, когда он, значит, на югах отдыхает? А я тебе отвечу: запросто. Зимой-то, как дачники схлынут, в деревне, почитай, никого и не останется. Сидим по берлогам, снегом засыпанным. Редко кто до колонки с ведрами просквозит. Так что без ока бдящего обходимся.

А еще к нам автолавка приезжает, почитай, каждый четверг. Зачем она ездиит, не очень понятно, потому как привозит только квас и молоко, иногда хлеб еще, но тогда все сбегаются и давка. Зачем молоко возит, не знаю даже, у нас ведь в деревне на каждого взрослого мужика по корове. Во честно, одинаково поголовье, что мужского племени, что рогатого. Но некоторые берут и молоко, больше-то нечего.

Правда, приезжает машина не всегда. Бывало, ждем-пождем, да и по домам разойдемся. А все потому, что машина эта – ровесница советского автопрома. И ведет она себя с пониманием собственного весу и чину. Когда поедет, а когда и в тенечке постоит, на базе поотдыхает.

Но нашенские на этот автопривоз не особо полагаются, благо еда у нас повсюду и в количествах пристойных. Кабачки растут сами вдоль дорог и на любой куче. Вот крот нароет кучу земли, и на другой день там уже кабачки как зеленые поросята лежат. Токо что не хрюкают. Грибы в лесу, что твои табуретки. Притащишь такой гриб домой, на нем и сидеть можно и постепенно, значит, с краёв объедать его. Удобно очень. Озеро опять же. Рыбы там видимо-невидимо, то видимо, то не видимо. Как говорится, не выловишь за день, устанет рука.

Мы на рыбалку-то как ходим? С бутылкой и куском хлеба. Не-не-не, не про то ты подумал. В пустую бутылку из-под кваса надо положить записку: "Дай-кось мне рыбы, а я те – хлеба." Хлеб лучше брать белый. Да, еще кошелку какую или пакет захватить надо. Вот садишься в лодку, подплываешь к другому берегу и бутылку с запиской в тростник бросаешь на веревочке. И сидишь так недолго. Потом кошелку свою в воду опусти. И рыба сама в нее наберется. Вот сколько наберется, столько домой неси, больше не проси. А напоследок не забудь хлеба кусок в воду кинуть. И бутылку свою обратно из воды утянуть тоже не позабудь, в другорядь сгодится. Ну и все. Как кому хлеб-то? Дак хозяину же озерному. Ясно дело.

А уж как яблочный спас придет, тут нашенские во всю прыть развернутся. Из яблок чего они только не сварганят: яблоки печеные, яблоки моченые, сушеные, пареные, вареные. Какого только варенья из яблок не наварят, и апельсинового, и арбузного, из кураги, не знаю, как назвать, куражное что ли? И черносливовое, с миндалем, корицей, имбирем, а некоторые, особо затейливые добаляют куркуму, кунжут и красный перец. Ей богу, не вру. Попадьинское варенье настоящие гурманы во всем мире знают, за большущие деньги покупают. Энергетицки ценно – к чаю отменно. Его и в Парижу, и в Лондоне найтить можно в специальных таких магазинах, где еду по цене сувенирной продукции продают.

А люди у нас гостеприимные, поэтому дачники к нам зачастили, каждое лето наладились приезжать. Кто с Питера, а кто и с самой столицы. Как только урожай начинает нос из земли показывать, они тут как тут, с корзинами и банками. А нам что, нам, ведь, не жалко, и кабачков отсыпем, и вареньица отгрузим, и еще может чего для веселия нальем. Так что приезжайте посмотреть, как мы живем-поживаем. Посмотреть да позавидовать.

Вот пошел один мужик на озеро порыбачить. Сел в лодку, выгреб, куда хотел, и сидит рыбачит. А на озере красота, тишь, вода не колыбнется. Этакое благорастворение на воздусях. Ну он, мужик тот, его Володя, кстати, зовут, сидит, значит, рыбачит, природой окрестной любуется. Вдруг видит, у камышей вроде что-то плотное шевелится. Он сперва обрадовался – налим, думает, всплыл. У нас в озере налим живет, его многие видали – огромный, усатый, пасть разинет, туда метропоезд въехать может. Ну почти. Да, его и ловили многие, еще с прошлого века. Правда, никто не поймал. Ну дак шансы все выше, значит. Вот и Володя тоже враз подумал: «Он!» И давай ближе к камышам подгребать потихонечку, чтоб не спугнуть. А поближе-то подгреб, батюшки, а это и не налим никакой, это мужик какой-то в маске, с трубкой в этом, как его, ну в костюме таком специальном, ну как Джеймс Бонд, когда под водой плыл, в черном таком, для этих… Ну ты знаешь… Вот и тут, значит, в нашем озере такой Бонд всплывает. А Володя, он человек грамотный, он все новости по телевизору смотрит, с ним и поговорить по серьезному можно, все разъяснит, если что. Одно слово, знающий человек. Он так сразу и присел в лодке-то своей: «Шпион! Точно – американский шпион». А этот всплывает так не спешно, будто у себя где, в Оклахоме или в Неваде какой, например. Купается он тут у нас, понимаешь.

Володя и думает себе: «А поймаю-ка я этого гада иностранного». А надо сказать, что в лодке у него оказалась, случайно совсем, сеть. Но маленькая совсем, метров двадцать, не больше. Так на всякий случай захватил, мало ль там что на рыбалке-то. А вот и пригодилась. «Ну, Ихтиандар, счас я тебя принакрою» – и так потихонечку подгребает, и на уключины водички плеснул, чтоб не скрипели. А этот, который шпион, тут как раз и вынырнул. Отфыркнул, чисто тюлень, вода с морды у него стекла, и видит он – лодка на него надвигается.

Выхватил он из-под воды ружье, агроменным гарпуном заряженное, и прям в Володю нацелил. Ну страх и ужас, шок и трепет! Но тут:

– Найн! Найн! – из камышей заорал кто-то, и оттуда выкатилась лодка, и в ней мужик, другой, веслами шибко машет и орет.

«Подсобник шпионский, – думает Володя, и давай, значит сеть разматывать, – счас обоих сцапаю!» А этот, Бонд который, в акваланге, в лодку к тому мужику прыг, и поплыли они скоренько прочь. Володя сетку свою бросил, за весла и в погоню:

– Врешь, не уйдешь!

Да и куда там уходить-то, не Урал, чай. А эти к протоке порысили. Думают, видать, в Гулилово уйти. Там, может, ждет их кто, может, вертолет.

«Места наши хорошо знают, – думает Володя, – давно, видать, тут ошиваются, шпионят. Как же мы их не рассекретили-то. Видать, профи. Бдительнее надо быть, времена сейчас не то, что раньше, тревожные у нас времена». Ну думать-то он думает, а руки сами, знай, на весла налегают. Вот и протока. Она у нас вся тростником заросла, если не знать где, дак и проход не найдешь. Шших – шпионская лодка в тростник врезалась. Шших – Володя следом. Весла в траве вязнут, лодки еле ползут.