Кабан оказался полной свиньёй по жизни. Вечером следующих суток, когда взвод уже готовился к отбою, в комнату ввалился наш «калеч» со своим напарником, учебным командиром третьего взвода, младшим сержантом Гавряевым, кликуха, в зависимости от ситуации, или «гаврила», или «гориллыч», второе гораздо точнее... Узенький, палец от бровей до корней волос, лобик, глубоко посаженные глазки, почти полное отсутствие шеи, зато длиннючие ручищи, да и мускулами бог не обидел… Нет, совсем даже не дурак, просто жизненные интересы начинаются с бития чьих-нибудь морд и им же оканчиваются, ну бабы ещё, пофиг какие, лишь бы разные…
- Вы чего, салабоны, страх потеряли?! – сходу вызверился Калека, грозно прищуривая, обычно выпученные, глазёнки. – С какого права «тёмные» устраиваете, кто разрешил?! Не много на себя взяли?! Кто тя бил, показывай… – это «калич» уже впрямую скомандовал Кабану, а я, видя свиную довольно оскалившуюся харю и мстительное удовольствие в зенках, понял, что Гошик тупо стуканул «забижа-а-а-аю-у-у-уть!» начальству, кое, в обиде за такой нежданчик по отношению к собственной креатуре, пришло покачать права… Тем временем свинота ткнул пальцем в Серого, стоявшего ближе других, потом в Весло, а когда повернулся ко мне – Серый, сбитый размашистым ударом «гориллыча», уже летел в сторону коек. Правда, бил «обезьян» аккуратно, так, чтобы ничего не сломать и не покалечить, но и Серый уже не боец на ближайшие четверть часа! Калека, довольно ухмыляясь, вразвалочку шагнул в мою сторону, махнул кулаком – и очень удивился, когда я вместо стоического принятия «фанеры» увернулся! Следующий удар пришлось принимать на локоть, а потом… меня с головой накрыла пронзительная волна злобы и я, прохрипев «Да пошёл ты на …ер, чмо!», с разворота, снизу-вверх, влепил кулаком в сержантскую печень, на выходе ещё добавив коленом в бедро! Картинка – «не ждали»! С обиженным всхлипом Калека сложился на полу, а все прочие тела замерли в тех позах, в которых были на текущий момент. Я развернулся к оскалившемуся Гавряеву, уже начавшему движение ко мне, подхватил табуретку и, пропустив удар в левое плечо (больно, сука!.. как дубиной приложил!), с маху припечатал деревяшку об лобик «младшого»!
Кабан, бледный и мгновенно покрывшийся крупными каплями пота, пытался что-то выговорить трясущимися губами. Недолго – прощать стукача я не собирался, и пинок в брюхо с ноги, берцем, выписал сходу, Кабан только квакнул, откатываясь в угол комнаты. В углу его кто-то принял, и какое-то время оттуда слышались… звуки… «Гориллыч», пошатываясь на подгибающихся ногах, всё ещё пробовал по кому-нибудь стукнуть, вот только сдвинуться с места не мог, качало его прилично. Калека, только-только начавший дышать, прямо с пола просипел:
- Ты, муд…к! Ты на кого руку поднял?! Тебе жопа, понял, «душара»?! Я тебя на каторге сгною! Ты… – что именно, я дослушивать не стал. Присев перед скрюченным на полу сержантом, я поймал глазами его взгляд, и выдал прямо в перечёркнутые сеткой надувшихся сосудов глазёнки:
- Сержант, а ты, часом, не попутал, где ты лямку тянешь?! Про каторгу вспомнил? А хочешь, сам туда отправишься?! Ты припёрся сюда по доносу своего стукача, бить подчинённых, и думаешь, тебе с рук сойдёт? Хочешь военной прокуратуре пожаловаться (понятия не имею, есть ли здесь таковая структура, но – а кто сказал, что нет чего-то похожего?), как тебя и твоего приятеля избили перед отбоем курсанты?! Успехов, имбецил! Не знаю, посадят ли меня – но вот тебя из армии турнут стопроцентно! Знаешь, почему? Выбирай – или за то, что попытался рядовых избить, пользуясь служебным положением; или за то, что при этой попытке сам в рыло огрёб, да ещё и на публику грязное бельё вынес. Я тебе обещаю – про твою гнилую натуру будут знать все, от егерей до «молчи-молчи», сам лично позабочусь! Так и так – тебе служить уже не светит, а ты хоть что-то ещё, кроме как «духов» чмырить, умеешь? Столько прожил, а ума как не было от роду, так и не нажил! Ну что – тебе помочь до полкана доползти?
Калека зло скривился, вдохнул воздуха для ответа… молча выдохнул, кое-как встал, подхватил под руку всё ещё витающего в облаках «гориллу», и уже на пороге комнаты прохрипел:
- Так, Злой, ты мне сразу не понравился... Готовься, салабон, за мной не заржавеет!
Вот теперь я и шуршу, аки пчела… В нарядах строго через сутки, максимум двое, причем засранец внимательно следит за моей реакцией и суёт, когда может, именно туда, куда мне не хотелось бы попадать вообще. Для меня даже КПП, с его бесконечной беготнёй, лучше, чем уборка на заднем дворе – вынос помоев с кухни, выгребание отходов и тому подобное… но по мусорнику я прям дежурный уборщик уже, профессионал! Очень помогает процессу моего «воспитания» зам-зав-столовой, старший сержант Шевель, весьма въедливый и до безобразия педантичный тип. Патологическая любовь к уставу и «порядку», как он его понимает, требует от Шевеля единственно возможного отношения к «потерявшему берега духу», а именно – создать все условия для того, чтобы «виновник ощутил всю меру, степень, глубину…». Вот и создаёт, иногда даже изобретательно… Правда, и с неуставняком тихо, бить меня «толпой дедушек» даже не пробовали – когда я однажды попался «горилле» в коридоре, случайно (не похоже, что «обезьян» караулил) один-на-один, хватило всего лишь положить ладонь на рукоятку пистолета, и сержант, скривив рожу, демонстративно отвернулся и протопал мимо…
Ага, ношение оружия на территории воинской части разрешено, согласно общей традиции в Новом Мире. У кого есть, понятно… А вот «нештатная» стрельба – воспрещена под угрозой самых что ни на есть суровых кар, вплоть до той же каторги. Что, если хорошо подумать, выглядит даже естественнее, чем на Старой Земле. Нет, ну серьёзно – призванные на службу на СЗ (по крайней мере – в постсоветских «армиях») восемнадцатилетние лбы могут и должны охранять что-либо, воевать с кем-либо и так далее – разумеется, с оружием в руках. При этом личное оружие им выдается только и исключительно на время выполнения должностных обязанностей, а всё остальное время оружие в руках призывников-военнослужащих воспринимается едва не панически! То есть – при разводе, скажем, на караулы, перед нами защитник и вообще солдат/потенциально-герой, бдительный, суровый, решительный, самоотверженный и неустрашимый! Стоит только ему же произнести старинное армейское заклинание «пост сдал!» – и тут же он, этот суровый и самоотверженный, мгновенно и совершенно мистическим образом преобразуется в потенциального убийцу, маньяка, психопата и вообще полного неадеквата; а потому оружие у него следует немедленно изъять, а самого его доставить к месту отдыха-пребывания-принятия-пищи-тому-подобное так, чтобы исключить саму возможность вооружения… И так регулярно! В любое время в отечественной армии оружие солдата должно быть для него недоступно, исключая те моменты, когда иначе уж никак не обойтись! Если вдуматься, шизофренией попахивает: на какое самоуважение, ответственность, да вообще стойкость в бою такого солдата, рассчитывает начальство/правительство/руководство? Если он изначально поставлен в совершенно нездоровые условия и, соответственно, относится к оружию в руках скорее как к обузе, которую если и можно носить, то только в строго отведённых местах, а уж применять – только после соблюдения массы условий и ритуалов, типа уставного(!) набора команд, предусмотренных перед выполнением часовым своих прямых обязанностей; скажем, при охране пунктов хранения амуниции: «стой, кто идет?» (а кто может возле «колючки» военного склада шляться – Дед Мазай, в поисках ушастых утопленников?.. а если кто сдуру припёрся – так может, сам виноват, нехрен по пъяни невесть где лазить – склады-то армейские редко на центральных городских проспектах устраиваются, всё больше на отшибе да за заборами? Разводящий со сменой приходит со строго определённого направления, под светом дежурных фонарей, и тоже не шарится у ограждений и за ними…); «стой, стрелять буду!» (спасибо, большое спасибо – и себя обозначил, и предупредил, может, ещё и сам застрелишься?); «выстрел в воздух!» (ещё лучше, оружие убрал от точки прицеливания, локализовал свою позицию, зря потратил патрон – для автомата может и некритично, а вот для болтовки капец – цельтесь-лупите, вот он я такой хороший и пока что практически безоружный!); и только после всех этих танцев уже можно, наконец, открывать огонь по, например, «полевому бандформированию», явившемуся прибарахлиться патрончиками/гранатками на батальонный пункт боепитания?! Утрирую – но не сказать чтоб чересчур… Ладно бы речь шла о 18/19-м веке (и то сомнительно, чтобы подобное практиковалось в, например, армии графа Суворова, про выстрел в воздух из дульнозарядного карамультука – даже не смешно, он там вообще один, выстрел-то, перезарядиться наверняка не успеешь), но в 21-м такое – анахронизм жуткий! Если же таки подстрелишь, даже с соблюдением всех этих танцев, какого «левого» идиота, за неведомым чёртом влезшего куда не следовало – то и вовсе молись, чтобы командир человеком оказался да правильно случившееся рапортом «наверх» отправил... И это если речь о караульном – то есть солдате, обязанном, именно при помощи оружия, предотвратить возможное преступление! Во всех остальных случаях и вовсе – какая-то дикая «презумпция виновности», солдат, невероятным образом, права защищаться с применением оружия не имеет вообще! Сколько уже на этом обжигались; ведь парадокс – во всех «странах соцлагеря» из-за подобного откровенно маразматического подхода (не только, «в том числе», конечно, но в немалой степени) бесконечные бунты с резнёй советских-русских военнослужащих, хотя-бы по разу – но были, в каждой стране, а воз и ныне там… Как было в СССР-е, так и осталось, мля… Ту же «пражскую весну», например, успешно подавили как раз войска ГДР и Польши – хладнокровно пристрелив пару-тройку десятков особо буйных, чем пояснили предметно остальным, что с ними будет при дальнейшем непонимании и нездоровой агрессивности. И не потеряли ни единого своего солдата! А вот советских военослужащих и гражданских не опасающиеся возмездия чехи растерзали почти сотню человек, поскольку в советской армии вооружённый вне поста/строя/полигона солдат – ни-и-и-изззя-я-аааа!!! И по потерявшим человеческий облик тварям стрелять – тоже ни-и-иззя-а-ааа!
