два или три дня,

странно, битва была

сегодня

Мягкая земля, раскисшая

чуть-чуть, и застывающая,

Легче, чем по твердому,

камень был ближе к морю,

Я хотел спросить у старика, чем кончилась битва при Марафоне,

и пробежал уже не меньше четверти пути,

но я не знаю, сколько нужно времени, до захода,

или нет, это вчера,

Я не знаю, меня катит,

как морская волна, тяжелая,

странно, не было никакой легкости в ногах, ни в голове, это тяжелая работа,

но не тяжелее, чем таскать мешки, просто драка.

А мне приходилось совсем недавно и раньше всегда.

Может, поэтому я выступал так неудачно. Не та подготовка,

Такой как сегодня никогда не будет. Вряд ли кто-нибудь еще пробегал столько, Получу венок.

Я бегу все-таки один, и это и лучше, и хуже, но меня послали только потому, что он убит. Если бы не было победы и они были бы здесь, могли бы и не послать.

Он был бедно одет, но, по-моему, доволен жизнью и ни о чем не беспокоился.

Едва ли меньшее чудо, чем сама победа.

Здесь долина, самая богатая земля,

Он возился и не посмотрел толком и не поднялся

иначе я не буду до захода солнца И они будут в страхе, потому что завтра он будет у стен города, и это правда

могло быть, я не могу остановиться,

Она подумает, наверное, что я убит,

Неясно, сколько я уже бегу.

Если и можно измерить время, то уж никак нельзя унести с собой, знать, сколько прошло, можно только стоя на месте, или положиться на интуицию. Когда бежишь, с ним вообще не так, не так,

как в "Алисе",

думаешь одно, получается, что она против тебя, что бы ни замышлял, как трение, точно так же земля, жидкая грязь, не сопротивляется, когда ставишь ногу, но цепляет ее, когда хочешь поднять,

я был уверен, все утрясется, и так и есть, только все вместе идут немного быстрее, то есть человек двадцать, или поменьше, остальные отстают, и Шмидт не догнал болгарина, потому что он не позволил, и идет метров

пять, а он ничего не хочет признавать, и

за ним Джиба, как на пикнике, но разрыв от силы метров семьдесят, однако

сейчас будет тринадцать, лучше знать,

я его спросил, так ли это, он нет, проку чуть, надо, конечно, что еще долго, и в конце, а лучше не думать,

я всегда знаю с точностью до минуты и пары сотен метров, меня научил Джимми, а его еще кто-то,

как будто временем можно управлять, что-нибудь сделать,

и тут только забавно, что его бы не замедлить, а ускорить.

Приходится не просто смотреть,

вообще, только на ноги,

смотреть на них, ничего не могу понять, как будто первый круг,

легче, чем обычно, и тянет прибавить, хоть плачь,

но странные ощущения у ступней, как будто горячий ободок, или лапти давят,

но если придется расплачиваться только этим, пусть их хоть отрежут.

Это тоже не как обычно, становится ясно, конечно, будь что будет, но это каша, а не слоеный пирог, оттого, что бежим быстро, из двух десяти, и те, кто сзади, сильно отстали, а нас тут до

дикости, до неприличия, хм, много, не двадцать, но человек пятнадцать есть, то есть эта троица метров на сто и мы метров на сто еще за ними, я, кажется, понял, чего Спенсер хочет, и как двойные часы,

и думает, что если я что задумал, он из-за спины обманет, а если

нет, поскачет на длинных ногах,

я мог бы шутя сделать чемпионом Джибу, потому что

если

да и он поймет слишком поздно, но ведь и мне не это нужно, черт,

об этом Сергеич мне не говорил, надо было думать раньше,

что делать с Джимми, от Джибы я бы избавился, отстав, и прибавив из середины группы, когда ему все надоест, оба варианта, приторможу, но Джимми

другой человек и грамотнее в сто раз.

Ему невыгодно, чтобы я ошибался,

но и мне невыгодно,

Главное, ничего не замечать,

может быть, тихо сосредоточиться,

на этот раз настоящей победы, наверное, не будет, только случайность,

Двое из нашей группы,

словно половина,

пошли поближе, зачем, опять же,

ведь их понемногу притягивает, магнетизм, да и все, так можно

только толкнуть Джибу, но он, вроде, не хочет,

зато хочет Шмидт, и опять растянет, конечно,

Джимми ликует, мне бы тоже радоваться, так как Джиба пошел за

болгарином за ним, но завидно.

Разве это зависть,

здесь не место сводить личные счеты, и я этого не понимаю, к сожалению, а эта компания тем паче, ей все равно, Шмидт пошел, надо не отпустить, а то, что один он ляжет через пять километров, им все равно,

но он один и не пойдет,

страшная штука бежать марафон вдвоем, особенно в идеальную погоду,

шаг шаг

шаг,

я очень спокоен, это Турин

Это не Турин,

Сергеич прав, но толку от этого

если я выиграю,

может, поэтому

это Турин,

одним меньше, но я его не знаю, он австриец, кажется, шел в голове, и, страшная вещь, как

покатился. Страшное дело,

рядом совсем и дышит злостью,

а лицо желтое и несчастное,

пот, который идти не должен.

И назад, и никто не сможет удержаться, и не посмотреть на него, и каждый взгляд его добивает. Но раз покатился, все. Тихо, и не настолько уж медленнее нас, но минут через семь-восемь он сойдет. Не фокусничай, нельзя следить за всеми фокусами Джибы, да и просто за всеми,

если бы на восемьдесят километров, да вполсилы, хотя сходить с ума столько времени подряд

что там дальше? Самый нудный отрезок до этой исторической поляны, где его поставили, будем,

пробежим мимо, и повернем, тогда будет о чем подумать.

Просил у памятника быть побойчее, и Сергеич тоже, значит, придется, они хотят там снимать и на финише, но это не до глянца, конечно, только просили.

Самое невеселое, десять километров по прямой по солнцу. Это и есть марафон, желтый, тягомуторный, без борьбы, бессмысленно,

да и то,

ради этого его и придумали, раздавить себя,

и хоть и теряешь в весе, это выходит разъедающая слабость, и человек сегодня, если ее вытравит, сильнее, чем какой-нибудь питекантроп, ничего не могу понять. Лучший забег в моей жизни. Такое чувство, что если я сейчас прибавлю, дойду до конца и не замечу, но опять-таки, все это не для пятнадцатого километра, вранье, я буду знать

как себя чувствую вот там, когда снимут, кстати, лучше бы сейчас, чтобы об этом не думать.

Опять с плакатами, но молчат и черт знает на каком языке, дружелюбно и довольно долго, похожи друг на друга. И трепыхнули.

Интересно было бы крупным планом снять, особенно снизу, и промерить углы, потому что точно до сих пор никто не знает.

На сколько кто там поднимает ногу и у кого какие углы и сколько на это времени.

В зависимости от погоды, как маленькие дети чувствуют и кричат ночью, кошмарное выражение, и вроде все просто, просто, но одному Богу известно почему, не холодно, не очень жарко, но как-то не очень располагает, я не понимаю, откуда эта легкость, поэтому она мне не нравится, правильное облегчение уже было, тоже не вовремя, но было, обманчиво, на этой легкости не перебьешься, не пройдешь, но можно от нее избавиться,

могу, для этого только одно, нужно бы прибавить, и, черт, если я прибавлю, ни Джиба, ни Шмидт - никто не удержится, каюк, но и мне тоже, я бы рискнул даже сейчас, если бы Джимми пошел со мной, но он не сумасшедший, хотя по-моему, его тоже тянет, нельзя, не раньше, чем минут через

сорок пять, скажем,

пораньше, лучший забег, молодцы, они нас разогнали так, что победитель, если не случится что-нибудь, хорошо бы, как будто нас с Джимми разгоняли на рекорд, я бы иначе разгонялся, но они же не нарочно, но что-то непонятно, непонятно, мы же должны воевать сейчас, в конце концов спорт, нужно быть честным, на месте Джибы я бы взял Шмидта с болгарином, раз они сами хотят, разогнался бы километра с двенадцатого, ушел бы,