Это ощущение полной защищенности приносит, напротив, в душу беспокойство.

Ведь я не знаю причин. Неужели он планирует меня вернуть?

Господи…

Как наивно это звучит. Меньше всего я представляю, как он заявляется ко мне с цветами и объясняется, как скучал, как изменится и будет носить меня на руках.

Даже усмехаюсь от такой мысли, а потом слышу хлопок двери. Вижу край джинсы, значит Шолохов уже уходит и стремительно ретируюсь в спальню. Больше мне сталкиваться с ним наедине не хочется.

Спать уже бессмысленно, так что пора собираться. Тянусь к приготовленной одежде, невольно думая о том, что теперь всегда стараюсь одеваться так, как это нравилось ему. Стильно, но не вычурно. Зимой, конечно, так не особо походишь, но джинсы и шелковая бежевая блуза вполне подойдут образу стильной меня.

Телефон на столе жужжит, и я застываю, так и не застегнув блузку.

От страха и предвкушения, что это может звонить Борис, мутит. Ткань бюстгальтера становится тесной и колючей. Я сглатываю и подхожу к телефону, переворачиваю и выдыхаю.

Родители приехали.

Мысли о том, что Борис заделался моим ангелом–хранителем, не оставляют меня по пути в аэропорт. Зачем ему это? Чего он добивается. Бросаю взгляд на телефон, пока на лице сменяется свет и тень от проносящегося мимо уличного освещения.

– Доча, все нормально? – отец глянул на меня через зеркало заднего вида. Они забрали меня ровно до того момента, когда из нашего подъезда вышел Шолохов.

Я была рада, что у меня есть передышка от него до середины января. Не хочется, чтобы он снова начал проявлять внимание и часто у нас появляться.

– Да, пап. Просто волнуюсь.

– Вот и я о том, – влезает мама. – Зря мы это затеяли. Поездка эта… Я понимаю, нам нужно знать, что с Ульяной. Но раз она не связывается с нами, может не хочет?

– Или нет возможности, – качаю я головой. Мы уже столько раз это обсуждали. – У нас не получится нормально жить, не зная, что с ней. К тому же, Александр Маркович будет рядом со мной.

Этого иностранца мы нашли случайно по интернету. У него русские корни и свое сыскное агентство в Лондоне. Ему–то мы и платили за поиск Ульяны, выслав информацию и фотографию сестры. Судя по его фото, он сам был довольно приличным, упитанным мужчиной средних лет с залысиной.

– Жаль я не смогу с ним познакомиться, – сетует отец, уже паркуясь возле Толмачево. – Он не мог приехать сюда?

– Уже хорошо, что он встретит меня в Москве. У него там какие–то дела. Так что не ворчи. Скоро мы этот вопрос решим, и ты сможешь пить свое пиво, рыдая над какой–нибудь передачей, а не потерянной дочерью.

– Тебе не идет сарказм, – усмехается отец и кивает на светящееся в темноте здание. – Пойдем, не хватало еще на рейс опоздать.

После регистрации я прощаюсь с родителями, обещая звонить два раза в день, и иду садиться на самолет. И только там, под шум турбин мне удается на время выкинуть из головы Бориса и мысли о том, что бы он сказал, узнай о моей поездке.

А если уже знает?

Глава 8.

Проснувшись от гудения самолета и боли в ушах от снижения, я хмурюсь. Внутри растет тревожное чувство. В мыслях раздрай, и, если честно, очень хочется почистить зубы. Быстро осмотрев себя в маленьком зеркальце, я пытаюсь успокоиться. Но паника растет. Вот ни с чего. Может быть самолет упадет? Или в нас врежется другой самолет из–за ошибки диспетчера?

Бред…

А может быть нас обманывают, и Уля мертва. Вот это реальнее, но я лучше поверю в косяк работника аэропорта. Так спокойнее.

Нет?

Тогда почитаю. Томик Отверженных у меня всегда с собой. И я даже осилила половину с мыслями, смогла бы я сыграть кого–то из персонажей. Смогла бы я показать их боль? Достаточно ли во мне своей, чтобы зритель поверил. Как в Ларису.

Мысли о театре относят меня к образу Шолохова, который перестал быть идеалом режиссера. Несомненно, мы все поддаемся страстям. Но если он готов оставить целый курс на другого педагога, только чтобы удовлетворить свое сексуальное либидо, то он не мастер своего дела. А просто руководитель самодеятельности.

Печально.

Ведь я хотела на него равняться.

За тревожными думами и не заметила, как за окошком раскинулась туманная Москва, словно прикрытая серым порванным одеялом. Буду ли я здесь еще жить? Или мое место в Новосибирске?

В аэропорту почти сразу нахожу взглядом детектива. Он высматривает меня, но не видит. Так что подхожу сама и трогаю его руку.

– Добрый день. Я Нина.

Он сначала странно дергается и быстро осматривает меня с ног до головы. Что–то проговаривает на иностранном языке. Я, к своему стыду, его так и не освоила. Потом вдруг лучезарно улыбается и прижимает меня к себе.

Это, конечно, вежливо, но странно.

– Нина… Какая ты милая и чистая…

– Что?

– Рад, говорю, тебя видеть. Пойдем. Время у нас есть. Перекусим, и ты расскажешь о себе.

Пытаюсь собраться и понять, зачем мне рассказывать о себе. Но иду за ним в ближайшее кафе. Там за несколькими столиками сидят девушки. Разные. Все молодые и симпатичные.

– Девочки, это Нина. Не отвлекайтесь. Успеете познакомиться.

Мне кажется, я попала в комедию положений, потому что этот чудак меньше всего похож на детектива. С ним разговаривали по телефону родители, я только вела переписку. И по ней он мне казался адекватным. Может я просто устала и придираюсь?

– Так вы знаете, где Ульяна?

– Ну конечно, конечно. Видел своими глазами, – улыбается он и тянется к моей руке, но я одергиваю. Меня начинает колотить от паники, но я продолжаю наседать.

– Так… Почему она не звонила?

– Так… неоткуда было.

– Вы ее не могли привезти? – задаю вопрос, о котором раньше не подумала. И в голове очень четкий голос Бориса: «Дура».

– Нет, нет. Ее может забрать только родственница. Вы же сестры?

– Конечно, – бросаю взгляд на хохочущих девушек. – Они тоже кого–то потеряли?

– Нет, – улыбается детектив. – Я везу их на работу. Знаешь же, в Европе всегда спрос на молодых образованных барышень.

Именно в этот момент одна из них лопает пузырь из жвачки, и я мажу взглядом по детективу.

С «образованными» я бы поспорила. В ожидании рейса просматриваю ленту в контакте, потом пытаюсь вернуться к чтению. Слушаю музыку. Но все кажется, что это как пытаться достать из горла застрявшую рыбную кость. Бесполезно.

– А она говорила про меня, про родителей? – спрашиваю детектива, пока он что–то втирает рыжей кудрявой девушке. Совсем еще девчонке. Не знай я, что до восемнадцати без разрешения родителей в другую страну не улететь, подумала бы, что ей шестнадцать.

Интересно, а как бы я отреагировала, узнай в этом возрасте, что мной интересуется Борис?

Такой вот мужчина. Взрослый, состоявшийся.

Не знаю. Наверное, испугалась бы.

Я тогда о мальчиках не думала, мне было интереснее просто гулять и лазать по скалам, смотреть на наш городок с высоты птичьего полета.

Телефон в руке жужжит, и я дергаюсь, когда вижу вопрос на экране.

«Что ты делаешь в Москве?».

Осматриваюсь по сторонам, на детектива, девушек, толпы и не спешу отвечать.

Да и что я ему отвечу.

«Куда ты летишь?».

Новый вопрос и мне почти хочется вскочить и бежать скорее на рейс. Он может и следить за мной, но про рейс я даже вслух не говорила. Не говорила число, когда улетаю.

Надо что–то соврать. Любую мелочь. Но зачем? Лучше сказать, как есть.

«Моя жизнь тебя больше не касается».

Набрала трясущимися пальцами и, кажется, что заново нажала на курок. Много ли крови было тогда. Кто за ним ухаживал. Собирается ли он снова жениться?

Столько вопросов. Мне кажется, он бы на них ответил. Но задать их, значит дать понять, что я думаю о нем. Скучаю. Что тело томится по распутным ласкам, в которых он был опытным мастером. А что вытворяли его пальцы… Боже.

– Нам пора, – говорит детектив, как раз во время объявления посадки на рейс «Москва – Амстердам».