“Здравствуй, море!” – мысленно орал во всю молодую глотку. А море молча искрилось в ответ, как и триста миллионов лет назад, когда еще было моим ровесником – скромным Меотийским озером.
А вот и знакомые ажурные ворота, шоссе, одноколейка железной дороги и примитивная набережная, еще хуже, чем у харьковской Лопани, где загорал, готовясь к этой поездке. Да и море отсюда какое-то серенькое, как обе наши речушки. А пляж – вообще смехотура. Полоска грязного песка, шириной метров пять, сплошь усеянная загорающими, скрытыми от посторонних взоров бетонной стеной набережной.
Но море обиженно шумело, мерно накатываясь на берег, и я простил ему береговую неустроенность. Здесь делать нечего, и я пошел вдоль набережной к каким-то синим будочкам, видневшимся вдали.
Минут через пятнадцать вошел на огороженную территорию чудесного пляжика с желтеньким песочком, кабинками для переодевания и грибками от солнца. Вот только от обилия отдыхающей публики некуда деться.
Приглядевшись, обнаружил, что преобладают женщины и дети разных возрастов. Отметив несколько ровесников, успокоился. Лишь у самой кромки прибоя нашел подходящее место, бросил чемоданчик и разделся.
Теперь только вперед! Разогнавшись, сходу нырнул в свободное от людей пространство и тут же уперся руками в дно. Вынырнув, встал. Воды – чуть выше колен, но она соленая, морская! К тому же теплая, как парное молоко. Да тут можно плавать руками по дну, как в детской колдыбане, если бы не какие-никакие волны. Они подхватывали на мгновение и вновь опускали. Подхватывали и отпускали. А стоило окунуть лицо в воду, волна накрывала с головой. Отметив, что в волнах легче плавать, двинулся к буйкам, ограждавшим доступное простым смертным водное пространство. Лишь у буйков глубина оказалась чуть выше пояса. Немного поплавав вдоль буйков, вышел на берег.
– Это что, все море такое мелкое? – разочарованно спросил у соседки с маленьким ребенком, загоравшим под зонтиком.
– Ну, да. Азовское море вообще мелкое, а здесь детский пляж, – открыла она мне Америку.
– Детский?!
– Детский. До шестнадцати лет.
– Ну, слава богу, уложился! А вам тоже до? – рассмешил ее.
– Я с ним, – показала она на малыша, – С ним пускают. А тебе лучше к порту пойти. Там глубоко. А нам туда еще рановато, – улыбнулась она.
– Да там пляж какой-то убогий, и весь забит.
– Ну, да. Места лучше с утра занимать, а то эти отдыхающие, – обреченно махнула рукой, – А ты что, к кому-то приехал? Я смотрю, загар не наш.
– Приехал из Харькова.
– Смотри, сгоришь. Рубашку одень, – посоветовала соседка.
– Не сгорю, – самонадеянно возразил ей.
Но, искупнувшись еще разок, вдруг почувствовал признаки солнечных ожогов. Вот это да! Обсохнув, оделся и, попрощавшись с соседкой, отправился на врачебный осмотр.
– Новенький? – спросила врач.
– Нет, Стаскевич, – пошутил я.
– А-а-а! Это ты родственник нашего Жоры?
– Не знаю я никакого вашего Жору.
– Ну, Георгия Васильича.
– Ему, да, – не стал пикироваться, решив, что “от перестановки мест…”
– И кем же ты ему приходишься?
– Внуком.
– Как это?! Его же Толик еще не женат.
– Ну, и что. Я незаконнорожденный.
– Как это?! Он же старше тебя всего лет на десять.
– На одиннадцать. И что такого?
– Путаешь ты что-то, хлопче! Раздевайся!
– Совсем?
– Не умничай! О! Уже сгорел! Щиплет?
– Да нет. Я уже пол-лета загорал.
– Да хоть всё! В общем, два дня без моря. Понял? Я проверю!
– Понял, – ответил врачу, зная, что уже завтра, конечно же, отправлюсь на пляж. Быть у моря без моря! Бред!
Ну, а что делать сегодня? Ведь уже по дороге в столовую солнце обожгло даже через рубашку с длинными рукавами.
В обед познакомился с однокашниками моего стола. Две молодящиеся старушки лет сорока и такой же старичок-бодрячок. Меня восприняли на “ура”, и все втроем дружно взяли надо мной шефство.
– Чем тут заниматься, если на море нельзя? – сходу спросил шефов.
– Вечером фильмы показывают. Телевизор можно посмотреть, в биллиард поиграть, – просветил шеф.
– Танцы, – смущенно опустив глазки, с придыханием добавили шефини.
– Библиотека есть, но хороших книг мало или на руках, – добавил шеф.
– Это вечером. А днем?
– После обеда “мертвый час”. А вообще, можно в город съездить, – сказала одна из шефинь.
– А мертвый час обязательно?
– Конечно. Это же санаторий. Не выпустят, пока время не кончится.
– Концлагерь натуральный! – снова от души возмутился я.
Странные люди эти взрослые. Телевизор посмотреть, в биллиард поиграть, почитать, а для теток – непременно танцы. Тут целое море под боком, а им в город съездить.
– А морские путешествия здесь бывают? – спросил шефа.
– Не знаю, – ответил тот, – Говорили, будет экскурсия на “Азов-сталь” и в какие-то музеи Жданова, а вот о морских прогулках – ничего.
– Жаль. А сбежать с “мертвого часа” можно?
– И не пытайся, Толик. За нарушение режима могут из санатория турнуть.
“Все равно сбегу. Не заметят”, – решил я.
Но, вернувшись с обеда в комнату, неожиданно для себя, завалился спать. Даже в детстве никогда не спал днем. А тут. “Похоже, море сморило”, – подумал, засыпая.
Проснулся часа через три. Вот это поспал!
Спустился в холл. Какой-то старичок изумительно играл на пианино.
– Что это вы играете? Да еще без нот, – удивился я.
– Да так, все подряд. А ноты, молодой человек, у меня здесь, – тронул он голову, – Намечаю программу, то есть, что хочу исполнить за вечер, и играю.
“Как радио”, – отметил я, и все слушал и слушал его неотрывно, до самого ужина.
После ужина переместился в биллиардную. Скучно. Но вахту отстоял до самого отбоя. Что ж, первый день позади. Осталось семнадцать.
Прямо с утра съездил в город. Не Харьков, конечно, но жить можно – вполне приличное местечко, да и море рядом, хоть и мелкое. А поехал, потому что, складывая вещи в шкафчик, обнаружил кем-то забытую маску для подводного плавания. Не было только трубки. У местных узнал, что купить ее можно и на пляже, но втридорога. Узнал и адрес магазина туристических принадлежностей.
Вернувшись, обнаружил свалку вещей и смятую вторую койку. Похоже, кого-то подселили. Но, до обеда целый час, и я отправился на опустевший пляжик, что прямо у лестницы.
Не теряя времени, сбросил одежду и обомлел от нежданного “подарка”: прямо передо мной, притворяясь спящей, нагло раскинулась молодая женщина в темных очках. Её вызывающая поза словно кричала: “Нате вам всем!" А единственная на ней одежда – полупрозрачные эротические трусики – откровенно "демонстрировала" любому страждущему всё, что по идее должна скрывать. Лишь аккуратненькие загорелые персики, небрежно "прикрытые" скрещенными на груди руками, казалось, беззвучно посмеивались глазками-сосочками: "Ну-ка, попробуй тронь". В общем, зрелище не для слабонервных.
Ничего подобного за свои неполных шестнадцать еще не видел. Хорошо, до ближайших "соседей", уткнувшихся носами в пляжный песочек, метров тридцать – не меньше, – и я невольно ощутил себя наедине с женщиной, с которой можно всё.
"Вот это да!" – лихорадочно заколотилось сердце, а в плавках вдруг стало невыносимо тесно, – "Вот бы…" – мелькнула и тут же угасла крамольная мысль, – "Ещё проснётся…" – и я застыл, словно под гипнозом, не в силах даже отвернуться.
Но долго стоять столбиком неудобно – вдруг действительно проснется, а прямо над ней, застилая солнце, озабоченный нахал в одних плавках, напяленных на откровенно выпирающее причинное место.
Попробовал осторожно присесть, но природу не обманешь: ткань и резинки – ненадежные оковы для восставшего хулигана. Сообразив, что вернуть его в темницу никакими усилиями невозможно, не мешкая бросился в воду и плыл-плыл-плыл, пока ни понял, что спасательный катер направляется не куда-нибудь, а ко мне. Развернувшись, устремился к буйкам.