— Как знаешь.
Т’Альдин повернулся и пошел прочь в полной тишине. Чуть позже за спиной раздались шаги и шорох кустов: его догоняли Саами’Дан, Каэлис и еще двое кадетов.
Остальные шестеро предпочли на милость эльфов не надеяться.
Путь к поселку закончился лишь под утро. Их уже ждали: вокруг ограды светляки, тут и там светящиеся кристаллы. Эльфы в ожидании возможного нападения провели бессонную ночь, и Т’Альдин надеялся, что это неудобство не повлияет на их решение.
— Стойте, где стоите! — крикнул часовой на ломаном, но понятном языке.
— Она уже вернулась? — спросил Т’Альдин, остановившись.
— Да.
— Есть еще какие-то сомнения, что мы пришли как просители, а не как враги?
— Светлейшие совещаются. Ждите.
Т’Альдин опустился на землю и сел, скрестив ноги. Его примеру последовали остальные.
В полном молчании циклы тянулись медленно и мучительно, вскоре послышалось пение птицы, которая обычно начинает петь к утру.
— Ночь заканчивается, — спокойно констатировала Каэлис, — еще немного — и мы не сможем даже уйти.
Т’Альдин невесело усмехнулся:
— Нам и так, изначально, некуда было идти. Тот анклав под далекими горами прекратил свое существование еще до того, как родились старейшины этого поселка.
Землетрясение. Те, которые пережили обрушение тамошнего Подземья, поднялись на поверхность и каким-то образом смешались с другими народами. Так что соплеменников мы бы там не нашли в любом случае.
— Откуда ты знаешь?
— Эльфы сказали.
— Думаешь, правда? И почему ты сам только теперь об этом говоришь?!
— Чтобы эта весть не влияла на решение остальных. Все равно вы бы подумали, что эльфы лгут, но страх того, что это правда, поселился бы внутри вас.
Еще через некоторое время скрипнула створка ворот, оттуда показался эльф:
— Оставьте оружие снаружи и входите.
— Западня, — пробормотал один кадет, — в которую мы еще и должны войти безоружными…
— Ты все еще можешь повернуться и уйти, — ответил Т’Альдин, — и я уверен, что тебе вслед даже стрелять не будут.
— Куда идти-то?!
— Вот и я о том же.
Он оставил все свое снаряжение на том же месте, где и в прошлый раз, и вошел внутрь. Остальные пошли следом.
У ворот уже собралось по меньшей мере триста эльфов, в первых рядах воины, мужчины и женщины, позади все остальные. Из окон ближайших домов наблюдают дети.
Хороший знак: вряд ли эльфы устроили бы расправу на виду у них.
Первым заговорил тот же старейшина, который главенствовал раньше:
— Где остальные шестеро?
— Полагаю, уносят ноги. Не смогли поверить. Не вините их за это, они не слышали, как мать поет своим детям.
Старейшина повернулся к кому-то в толпе, и Т’Альдин увидел лицо недавней пленницы. Старейшина что-то спросил, та отрицательно помотала головой, после чего старый эльф снова обратил свой взгляд на четверых чужаков.
— Мы посовещались и решили, что позволим остаться тем из вас, кто согласится с определенными условиями.
— Мы согласны, — коротко ответил Т’Альдин.
— Вы их еще не слышали.
Он едва удержался от улыбки — вряд ли этот эльф сможет сказать то, с чем нельзя будет согласиться — но сохранил на лице почтительное выражение:
— Мы внимательно слушаем.
— Первое. Мы расселим вас по нескольким деревням, и вы будете беспрекословно подчиняться светлейшим этих деревень. Для ослушника места среди нас больше нигде не найдется.
Забавное условие. Значит ли это, что обычные жители имеют право не повиноваться правителям? Выходит, что да. Но для Т’Альдина это условие ничего не меняет — всю свою жизнь он только и делал, что подчинялся.
— Мы согласны.
— Второе. Вы никогда не покинете деревню без разрешения светлейших.
— Мы согласны.
— Третье. Вы не будете поклоняться паучьей королеве Ллос и любым другим своим божествам, и даже никогда не упомянете их.
В этот раз от улыбки удержаться не вышло:
— Соглашаемся с радостью.
— Четвертое. Ваших супругов, если до этого дойдет, вам назначит совет светлейших.
Выбора у вас не будет.
Т’Альдин зажал рот рукой, но трясущиеся плечи выдали его смех.
— Я сказал что-то смешное? — спокойно спросил старейшина.
— Нет-нет, я не имел в виду никакого неуважения. Просто выбора я, мужчина, и раньше не имел, а теперь меня безумно веселит, что эти две, — кивнул он в сторону Каэлис и Саами’Дан, — попадут на мое место.
Старейшина перевел взгляд на женщин:
— Ваш ответ?
— Мы согласны, — ответила Каэлис, опустив глаза, и Т’Альдин с презрением подумал, что ее заносчивости надолго не хватило.
— Пятое условие. Вы никогда не будете лгать. Кто будет пойман на лжи — пусть пеняет на себя.
Повисла тишина, затем Т’Альдин несмело заметил:
— Ну я лично был бы счастлив родиться там, где никто не лжет, но увы, я родился среди своего народа, у нас ложь — вторая натура, я тридцать лет привыкал к этому и… мне будет не так-то просто отвыкнуть.
— Это не так трудно, если жить там, где ложь обычно не требуется, — сказал старейшина, — кроме того, мы дадим вам время отвыкнуть. Денька три.
— Что ж, мы согласны.
— Шестое и последнее. В наших лесах запрещено охотиться на животных и есть их мясо.
Вот тут Т’Альдин впервые почувствовал небольшое неудовольствие, но спасение ценой привычного рациона — все равно что даром.
— Мы согласны. Это все?
— Это — шесть отдельных условий конкретно для вас, которых у нас раньше не было.
Также вам придется придерживаться и всех остальных традиций, обычаев и законов, по которым мы живем. Их вам тоже объяснят чуть позже. Само собой, что за их нарушение вы также будете изгнаны… в лучшем случае. Всем все понятно?
— Вполне.
— Тогда попрощайтесь друг с другом. Пока за вами не придут из тех селений, куда мы вас раздадим, будете сидеть взаперти раздельно и больше, может быть, никогда не встретитесь.
Т’Альдин криво улыбнулся:
— Да я буду счастлив больше никогда их не видеть. А… можно вопрос?
— Задавай.
— Если запрет на поклонение нашим богам придуман только для нас… Получается, у вас это не запрещено?
В толпе засмеялись, старейшина же ответил:
— Среди нас это как запрет оленю дышать под водой. Твои шансы найти эльфа, поклоняющегося Ллос, еще меньше, чем отыскать оленя, дышащего жабрами.
***
Когда Данила дал техническое задание мастерам по изготовлению щитов и вернулся в свою комнату, почти сразу же заявилась мрачно ухмыляющаяся Роктис, а вместе с нею –
пара гвардейцев-полуорков, и инженер сразу же заподозрил неладное.
— Подержите его, — скомандовала ведьма.
— Какого лешего вы творите?! — возмутился Данила, оказавшись в стальной хватке здоровенных лапищ.
— Ради твоего же блага, душенька, — проворковала Роктис, — ты такой… такой непредсказуемый и загадочный… Времени в обрез, если вдруг ты и вторую порцию противоядия выбросишь — я не успею изготовить третью и ты умрешь. Потому решила подстраховаться. Откройте ему рот.
Жалкая попытка сопротивления ничего не дала. Громилы запрокинули ему голову и, впившись в основание челюсти мощными пальцами, вынудили открыть рот. Роктис ничтоже сумняшеся вылила Даниле в глотку на редкость омерзительное пойло и скомандовала:
— А теперь не дайте ему выплюнуть!
Широкая ладонь легла инженеру на лицо, прихватив мизинцем подбородок.
Пришлось глотать, хотя чудовищный привкус вызвал сильные рвотные позывы.
— Ты, конечно же, можешь просто держать лекарство во рту, сделав вид, что проглотил, — ласково произнесла Роктис, — так что уж не обессудь, я вынуждена перестраховаться.
Из бокового разреза на подоле ее платья внезапно появилась гладкая, изящная, упругая серая ножка и взлетела вверх в молниеносном отработанном движении. Данила получил неожиданно мощный удар коленом в живот, его скрутило, перехватило дыхалку, последовали спазмы и непроизвольные глотательные движения.