Первым в глаза бросился отец в праздничном алом камзоле с чёрными штанами и начищенными до блеска сапогами. Круглый и низенький – можно было не гадать, в кого я пошла статью. От пышных некогда волос у батюшки осталась залысина, прикрытая париком. Мачеха в расшитом жемчугом платье стояла рядом с ним белой лебёдушкой.

Следом за родителями зашёл незнакомец, которого мне прочили в мужья. Я только и заметила, что высокий блондин, да взгляд прямой, не робкий – и тут же глаза отвела. Негоже девице на парней заглядываться, даже если это жених.

– Вот и дочь наша, Лада, – заулыбался отец. Щёки у него раскраснелись, глаза заблестели, а пряный запах вина разнёсся по светлице. Видно, не по одному бокалу с гостем выпил, прежде чем решился вести его ко мне. – Поздоровайся, милая, со своим женихом Финистом Кощеевичем.

Я отложила вышивку, встала и поклонилась, как мачеха учила: с достоинством, неспешно.

– Здравствуй, Финист Кощеевич. Рада знакомству.

В ответ – тишина. Не такую красоту жених ожидал увидеть. Что дальше будет, я за полгода выучила наизусть. Сейчас скажет, что ему не позволяет жениться давняя клятва – и ищи ветра в поле. Я уже приготовилась выслушать очередной отказ, но отец решил схитрить.

– Пойдём, Никитична, выпьешь чарку за будущее счастье молодых. А детей оставим, пусть пообщаются, – ласково обратился он к нянюшке, а сам покосился на мачеху: правильно ли сказал? Наверное, вчера весь вечер разучивал, что гостю дорогому говорить, чтобы не оплошать.

Нянюшка будто ждала. Куда старость подевалась! Проскакала мимо меня козочкой, а ведь вчера жаловалась на больные спину и ноги. Мачеха, прежде чем выйти, нахмурила тёмные брови: мол, помни, о чём говорили. И закрыла дверь. А я с женихом осталась.

Страшно стало и смешно. Финист разглядывал меня и молчал, я же уткнулась в рукоделие, делая вид, что вышиваю. Руки так дрожали, что стежки плясали по всему полотну, превращая мелкий дождь в ливень. И о чём говорить? Меня всегда учили, что мужу перечить нельзя. А если жених молчит, то и мне молчать, выходит? Глупо как-то получается. И смотреть на него украдкой глупо. Нет, как ни крути, а ничего худого от разговора не будет.

– Что вышиваешь, невестушка?

– Как добрались до нас, на перекладных? – спросили мы одновременно и неловко замолчали.

Голос у Финиста оказался вкрадчивый, с приятными бархатистыми нотками. Заслушаешься.

– До Больших Ольховиц на своём Ветре, а там поменял.

– Ворона… То есть воробушка.

И снова мы заговорили вместе. Я ещё и ляпнула про ворона! – а как не ляпнуть, когда вышитая птичка на воробушка похожа, как я на лебёдушку! Прикусила губу, сгорая от смущения.

– Вы за коня не переживайте, в Ольховицах о нём хорошо позаботятся. И почистят, и напоят-накормят. А если кто из мальчишек захочет прокатиться… То хуже моему Ветру не станет. Он в деннике стоять не привык.

– У вас, наверное, много работы? – понимающе кивнула я.

– У колдунов её мало не бывает, – словно забавляясь, ответил жених.

Внутри всё перевернулось, и теперь я смотрела на него во все глаза, забыв о смущении. У колдунов? Да разве бывают они – такие? Единственным колдуном, которого я видела, был седовласый старик, приехавший за Василисой. Но чтобы молодой и красивый?.. Глупо, конечно, что раньше о таком не подумала: если сестру взяли в ученицы в детстве, то и парней могли забирать довольно рано.

Я так удивилась, что до крови уколола палец. Отдёрнула руку, слизнула набухшую капельку, чтобы не испачкать вышивку, – и поймала внимательный взгляд жениха. Он шагнул ко мне, наклонился. Вот странно: батюшка угощал его вином, но этим напитком от Финиста почти не пахло. Зато доносился аромат леса на рассвете, бодрящий и немного терпкий.

– Боишься? – проникновенно спросил жених.

– Нет, не боюсь, – ответила я честно. – Моя сестра тоже колдунья.

– А ты? – И смотрит так выжидающе.

У меня отчего-то голос перехватило. Казалось, скажи я «да», и он возьмёт меня в жены – некрасивую, неказистую, зато одарённую. Но кто же начинает отношения с вранья?

Я качнула головой, и Финист накрыл мою уколотую руку своей. Провёл пальцем по ранке, словно пёрышком.

– Многого же ты о себе не знаешь, Лада Митрофановна, – загадочно добавил он, и боль ушла.

Не успела я ни расспросить, ни поблагодарить жениха, как он подошёл к закрытым дверям и распахнул их настежь. Отец и мачеха с той стороны едва отпрыгнуть успели.

– Где же это видано, чтобы незамужняя девица с мужчиной за закрытыми дверьми сидела? – укоризненно спросил Финист.

Отец пошёл пятнами, а мачеха, наоборот, побледнела. Ведь и вправду, просиди мы наедине подольше и откажись жених от свадьбы – тогда уж точно никто меня замуж не позовёт. Останется разве что за вдовца с кучей малых детей идти или в монастырь.

– Да полноте вам, Финист Кощеевич! Мы вам доверяем, разве бы кто подумал, – замахал руками отец.

– Кто что подумает, его дело, – спокойно возразил Финист батюшке, смотря при этом на меня, – но невесту глупые сплетни могут расстроить. Наедине мы наговоримся, как свадьбу сыграем. – И локоть мне подставил, приглашая вместе в залу пройти.

Нянюшка ахнула. Мачеха ладонь к губам приложила от растерянности. Я тем более не знала, что сказать и сделать. Что же он, неужели не отказывается от свадьбы?

На вид Финист годков на десять меня старше, не больше, и суровости всей – в шраме от губы до подбородка. Да и статный он, в отличие от нас с отцом. Когда руки на груди сложил, синяя ткань рубахи натянулась, и все девицы в зале на него неприлично уставились. Даже сестрица моя, Алёнушка, из-за спин подружек выглянула. Ей всего пятнадцать годков стукнуло, а она заневестилась, расцвела красой. Волосы, как золото, густые, длинные, сама высокая и стройная, и спереди есть на что посмотреть, и сзади всё ладно. Парни вокруг неё пчёлами вились. Если бы Финисту Алёнушку предложили, он точно согласился бы.

– Митрофан Степанович, дорога была долгой, не до танцев сегодня. Лучше обсудим, когда свадьбу играть. Мне у вас задерживаться некогда, дела ждут.

– Конечно, Финист Кощеевич, как пожелаешь. Может, вина ещё подать? Или блюд каких? – засуетился отец, уводя гостя, чтобы тот меня внимательней не разглядел. Вдруг передумает?

А я забыла, как дышать. К щекам прилила кровь, и я гадала, глядя вслед жениху, как так получилось, что он согласился на свадьбу? Тут подскочила мачеха, быстренько подхватила меня под локоток и повела в опочивальню, чтобы я чего не ляпнула напоследок.

Когда за мачехой закрылась дверь, я заметалась, не находя себе места. Эта свадьба не давала мне покоя! Другая невеста радовалась бы – жених пригож и молод, – но меня одолевала тревога. Чуяла я какой-то подвох. Ведь он мог любую выбрать, ту же Алёнушку, и она пошла бы за него, мать с отцом уговорив. Финист за неё приданое получил бы хорошее – отец на младшенькую дочь никогда не скупился. А тут самому платить придётся. Странно всё это.

Я не считала себя глупой: сестра Василиса быстро отучила меня от такой мысли. Однажды привезла книжку с задачками и первый вопрос вслух задала, размышляя, а я взяла и ответила. Она другой вопрос подбросила, уже с любопытством, – и тут я не сплоховала. Да разве трудно посчитать, сколько овец на лугу пасётся, если волки троих забрали, а пастухи из другой деревни ещё восьмерых привели. Наглядно ведь! Тогда сестрица загадками сыпать начала, а как поняла, что я легко очень отгадываю, сели мы за учёбу вместе. Так и перерешали всё, пока она летом у нас отдыхала.

Привыкла я с тех пор думать, отчего что происходит. И сейчас не сходилось у меня условие задачки с её решением. Конечно, подруженьки много баек про красавиц и чудовищ рассказывали, и про царевну-лягушку, но та ведь красавицей в итоге оказалась! А я не чудище заколдованное, от поцелуя царевной не стану.

Если только… Что, если Финисту вообще жена не нужна? Может, ему наказали жениться, а у него любимая есть, да замужем за другим? Вот он и берёт себе любую, лишь бы отстали.