— Чем же я обязана Вашему визиту, оберстгруппенфюрер?

— Нет. – он отрицательно цокнул и сделал несколько шагов к ней навстречу, после чего позволил себе зарыться рукой в её волосы, поправляя причёску, отчего она затаила дыхание.

— Просто Джон, помните? – девушка лишь закивала, уводя свой взгляд прочь от него, потому что он обладал удивительным даром давить на неё своим чертовским обаянием.

— Мне хотелось бы поговорить с Вами, Клара, о многом. Я решил, что в силу своей профессии Вы сможете мне помочь так же, как и помогли Хелен. – Джон убрал свои руки в карманы пальто, что было на нём, а девушка сделала один шаг назад, с подозрением на него смотря.

— Вы хотите сеанс психоанализа? – поверить в это ей было довольно трудно, но Джон был настроен решительно, она видела это в его холодных зелёных глазах, которые часто напоминали ей траву в освещении тёплого солнца, в его нервной ухмылке, постоянном прикусывании и облизывании собственных губ, и попытках обставить всё совсем не так, чем это являлось на самом деле.

— Я бы сказал дружескую беседу. Поэтому я приехал сюда. Признаться, честно, я оказался поражён Вашими способностями. Как Вы ловко укладывали на лопатки того мужчину вновь и вновь.

— Я и Вас могу уложить, если нужно. – она лишь пожала плечами, а он улыбнулся ей, слегка наклоняя голову в бок, чтобы было удобнее рассматривать эту маленькую и очень уверенную в себе девушку.

— Не думаю. Я пролил кровь, Клара, очень много крови ради моей семьи. И пролью её вновь, если понадобится защитить их. – от его слов она ощутила, как прошли мурашки по спине, что ей совершенно не нравилось – его стремление показаться более сильным и властным даже по отношению к ней, будто она ему принадлежала, её приводило в недоумение, к чему всё это было она так и не понимала.

— Что ж, тогда правда не стоит. Зачем заставлять Ваше эго страдать. А насчёт моих способностей это заблуждение многих, что раз я не удалась ростом, то ни на что не гожусь. Но, порой, люди, которые ничего из себя не представляют, совершают удивительные вещи. – она говорила ему это всё в лицо, спиной направляясь в раздевалку. Мисс Освальд согласилась поговорить с ним, но для начала ей нужно было быстро привести себя в порядок. Что ж, Джон не торопился, он выделил весь сегодняшний день для того, чтобы поговорить с ней.

Клара не заставила себя долго ждать. Через пятнадцать минут она уже вышла на улицу, на ходу поправляя свой шарф, а он смотрел на неё оценивающе, что не могло остаться незамеченным.

— Что-то не так? – тем временем она стала застегивать пуговицы на своём пальто, а он настоял на том, чтобы самому понести её спортивную сумку с тренировки.

— Просто не привык видеть представительницу женского пола в брюках. В Рейхе такое не часто встретишь. Женщины здесь стараются придерживаться своей женственности. – Клара лишь возмущённо взглянула на него, закончив с пуговицами и переходя к поясу, чтобы затянуть пальто потуже, подчеркивая тем самым сильнее свою миниатюрность.

— Что за глупости? У одежды нет пола, как и у цветов, например. Люди сами одаривают этим понятием предметы, что, по-моему, является огромной глупостью. На девушке может быть самое роскошное платье и дорогие украшения, но в ней не будет и капли той женственности, что во мне, если я надену на себя мешок из-под картошки. – Джон засмеялся на миг, представляя себе Клару в нём, отмечая в голове, как сильно повезло бы тому мешку.

— В Викторианскую эпоху женщины были вынуждены наряжаться в ужасающие корсеты, которые ещё и вредили здоровью, а затем ходить словно куклы в своих пышных платьях. Настоящий вздор. В Японии, кстати, не лучше. Так что я рада, что могу носить удобную для себя одежду. Вот даже взгляните на себя. – наконец, Клара закончила поправлять свою одежду и стала шагать вперёд, не сводя с него взгляда, расположив ладошки в карманах пальто, чтобы они не замёрзли, потому что на дворе была уже середина ноября и погода становилась всё холоднее и холоднее. Кто знает, может к Рождеству пойдёт настоящий снег.

— А что со мной не так? – Джон стал медленно идти за ней, следя также за тем, чтобы она никого не сбила с ног.

— Вот именно. Всё так. Вы мужественны что в форме оберстгруппенфюрера, что в одежде обычного гражданина. – девушка подмигнула ему и развернулась лицом в сторону, куда направлялась, отчего он ухмыльнулся и подбежал к ней, спрашивая о том, куда же им направиться. Вариант, предложенный мисс Освальд пришёлся ему по душе.

Живописная река Изар – главная водная артерия Мюнхена. В жаркие времена здесь было очень много людей, которые использовали любой каменный островок для отдыха, но в холодное время года здесь не так уж и много было людей, что предоставляло возможность этим двоим открыто говорить, не боясь оказаться услышанными. По дороге сюда они зашли в небольшую кондитерскую, где взяли две чашечки горячего кофе, хотя Смит и предлагал чай, но был отвергнут ввиду предпочтений своей спутницы, а также немного выпечки в виде улиток, пропитанных миндальным сиропом, их аромат сразу пленил Клару и у Джона не оставалось другого выхода. Они остановились на небольшом мосту, облокотившись на него и наблюдая за довольно спокойной рекой, ледяной ветер, пробирающий до костей и что был сегодня весь день, временно отступил.

— Я думаю Вам стоит наконец начать, Джон. – Клара отпила свой кофе и подмигнула ему, а он лишь нервно ухмыльнулся и согласился, ведь до этого все разговоры были совершенно на другие, но в то же время банальные темы.

— Это связано с Томасом? – поскольку он всё никак не мог начать, она решила ему помочь, настраивая на нужные воспоминания и проблемы, что его гложили.

— Да, в какой-то степени. На самом деле это связано со всем. Я ведь не всегда был военным. Мой отец был брокером на Уолл-Стрит, но затем случился тот самый грандиозный крах и кризис. Я должен был пойти по его стопам. Стать своего рода продажником. Но затем наступила война и я ушёл на фронт. – Джон поставил свой кофе и булочку на мост, а сам потянулся за сигаретой, что была внутри пальто и закурил. Он предложил сигарету и Кларе, но она учтиво отклонила его предложение, ей не хотелось сейчас перебивать вкус.

— Мы оказались в Рейхе вместе с Хелен, и пообещали друг другу, что всё отныне мы делаем вместе и сообща для того, чтобы защитить самое дорогое что у нас было – нашу семью. Но после смерти Томаса от неё мало что осталось. Да, сейчас Хелен возвращается, чему я очень рад, правда, но чувство тревоги и страха меня не покидает. Это словно не настоящее всё вновь. Будто мы играем отведённые нам роли. – Клара заметила, что он довольно быстро докурил свою сигарету, а окурок, потушив о камень моста, бросил в реку, запивая привкус горелого своим кофе без молока, сливок и даже сахара.

— Вы так и не рассказали, что чувствуете в связи со смертью своего сына, Джон. – он перевёл на мгновение свой взгляд на неё, когда она откусывала свою булочку, что заставило его ухмыльнуться. Кажется, кто-то сильно проголодался после тренировки.

— Разве это важно?

— Конечно, ведь Рейх убил и Вашего сына тоже. – теперь ему становилось ясно, почему Хелен так любила приходить к ней на сеансы, у этих двоих были одинаковые взгляды на эту ситуацию. Разумеется, Джон был согласен с ними, но никогда бы не сказал этого вслух.

— Я просыпаюсь утром, и я вспоминаю, что его здесь нет, и потом мне приходится напоминать себе, что из-за того, что он сделал, из-за послания, которое он отправил, он больше не наш. Он не только наш Томас. Теперь он принадлежит всем, понимаете? Мой сын лучшее оружие Рейха для пропаганды своих идей. – он крепко вцепился своими руками в холодный камень, некоторые углы которого были даже острыми и могли поранить его, но, казалось, что ему было на это всё равно.

— Как Вы узнали о том, что он болен, Джон?

— Я решил отвезти Томаса к доктору Адлеру самому, чтобы Хелен не пропустила свой клуб садоводов. Он торчал у доктора больше часа, и я уже стал обращаться к медсестре, чтобы это закончить, когда они оба вышли из кабинета. Растяжение мышцы, вот что он мне сказал при Томасе, а затем позвал в свой кабинет и сказал совершенно другое. Оказалось, что мой сын не просто потянул мышцу во время борьбы, у него был тремор. И это не было связано с периодом роста, мой мальчик был тяжело болен. Мышечная дистрофия Ландузи-Дежерина. Я никогда не забуду этот диагноз. Вначале симптомы нечеткие: потеря координации, слабость в руках, проблемы со слухом. Я не поверил, ведь это же полный вздор. У моего сына было идеальное здоровье. Но доктор Адлер убедил меня, что через несколько месяцев, может быть, год, он будет парализован. В неврологическом тесте Брандта-Зиверса он набрал десять из десяти очков. Врождённый порок развития класса А, от этого нет лечения. Он предложил мне убить его самому шприцем и ампулой эффективного средства, которое состояло из морфия, скополамина и синильной кислоты. Абсолютно безболезненно. Но я не смог этого сделать. Как я мог убить собственного сына? Наше последнее тёплое воспоминание, это как я позволил ему пропустить занятия в школе и отвёз его на озеро недалёко от дома, где мы рыбачили вдвоём прямо до заката. Наш маленький секрет с ним. Он просил меня отпустить его в поход на выходные, ведь там была девушка, которая ему очень нравилась. Я слушал, как мой мальчик так рьяно говорит о жизни, а внутри просто проклинал всё на свете за то, что именно он был обречён на смерть. Он заслуживал жить. Больше, чем некоторые на этой гнилой земле. – Клара к тому моменту допила свой кофе и доела булочку, оставив мусор на мосту, она подошла к Джону очень близко и накрыла его ладони своими, силой отстраняя от камня, отчего он, молча на неё посмотрел, тяжело дыша, он был очень зол сейчас. Она встала напротив него и стала по очереди разжимать его ладони, а затем накрыла своими и крепко сжала, смешивая тем самым грязь и немного его крови, что остались от его сильной хватки в мост.