После молитвы мама должна пойти в ванную и принять душ. Я прислушивался, пытаясь понять, что происходит на нижнем этаже. Вдруг я услышу, как она отодвигает стул или включает воду. Но я мог различить лишь громкий телефонный звонок. На этот раз звонил мой сотовый. Видимо, и предыдущий звонок на домашний телефон был адресован мне.

Я протянул руку и пошарил около подушки. Телефон должен был быть там, но я никак не мог его нащупать. Может быть, я оставил его на столе или в ванной… Пока я искал, звонок прекратился. Через некоторое время снова зазвонил домашний телефон. Я резко поднялся и взял трубку. Сказал: «Алло» – и сразу услышал знакомый голос:

– Ты что, до сих пор спишь?

Это был Хэчжин. Меня разом покинули силы. Ну, конечно, кто мог искать меня в это время? Только хозяин комнаты на первом этаже.

– Я уже проснулся, – ответил я.

– А что делает мама? – Этот вопрос был совсем неожиданным, как и время звонка. Вчера он сказал, что должен встретиться с людьми из киностудии. Может быть, он ночевал не дома? Я решил проверить.

– А ты что, не дома?

– Ты, видно, еще не до конца проснулся. Будь я дома, стал бы я звонить? Я сейчас в районе Санамдон.

Оказалось, что накануне вечером Хэчжин встречался с продюсером фильма «Частный урок», на съемках которого он работал прошлым летом. Тот предложил ему новую работу, и они пошли в кабак отметить заключение контракта. Потом Хэчжин поехал на студию одного знакомого смонтировать видеоролик с торжеств по случаю шестидесятилетнего юбилея, который он снимал в тот день. В студии его разморило, и он уснул.

– Я только что проснулся, проверил свой телефон и увидел, что ночью мне звонила мама. Странно, в это время она должна была спать.

Он был уверен, что все дома уже встали, но никто не подошел к телефону, он забеспокоился и позвонил мне.

– Что-то случилось? Все в порядке?

Я резко поднес руку к глазам – она вся была какая-то затвердевшая и на ней что-то налипло. К коже лица вокруг глаз, рта и носа тоже что-то приклеилось. Я это просто почувствовал, не дотрагиваясь. Как сказала бы самая образованная из всей нашей родни тетя, «ощущение инородного тела без воздействия тактильных корпускул».

– Что может случиться? – с деланым безразличием ответил я, трогая свои волосы. В них тоже что-то запуталось и затвердело.

– Да? А почему тогда она не отвечает? Я звонил и на домашний, и на сотовый, – сказал Хэчжин.

– Наверно, она молится. Или в ванной, или занята чем-нибудь на веранде, вот и не слышала звонка.

Я продолжал ощупывать грудь, живот, ноги. Я был в той же одежде, в которой ночью выходил из дома, но она казалась совсем другой. Мой мягкий приятный на ощупь свитер стал жестким, как тряпка, которую сто дней подряд сушили под палящим солнцем. Штаны были твердыми, словно бычья кожа до выделки. Я приподнял свои ноги и потрогал носки, они были такими же жесткими, как и свитер.

– Да, может быть, – сказал Хэчжин, будто сам себе. Мне даже показалось, что я вижу, как он в сомнении слегка наклонил голову.

– Точно? Ничего не случилось? – снова переспросил он. Я раздраженно кивнул. Ну, что могло случиться, кроме того, что я выгляжу так, словно вывалялся в грязи.

– Ну, если ты переживаешь, перезвони маме попозже.

– Да нет. Скоро я буду дома.

– А когда? – спросил я и задумался. Что же случилось со мной ночью, почему я весь в грязи? Пока я «летел домой», разве я где-нибудь падал? Я не мог вспомнить. Даже если и падал, грязи нигде ведь не было. Только если я возвращался домой через стройку, развернувшуюся в нашем районе. Или поскользнулся, перепрыгивая через клумбу возле дома.

– Приму душ и сразу домой. Думаю, до девяти буду, – Хэчжин положил трубку, а я сел на кровати, вернул телефон на тумбочку и взял пульт управления лампой. Когда я включил свет, над головой зажглась люминесцентная лампа, а в ушах взорвался крик мамы снизу.

Ючжин!

Я осмотрел комнату, и у меня перехватило дыхание. Сглотнув, я сильно закашлялся, ударил себя в грудь, и из глаз потекли слезы. Я рухнул на кровать.

Когда я был пловцом, я получил золотую медаль в соревнованиях по плаванию на дистанцию 1500 метров. Тогда один журналист из ежедневной газеты спросил меня про мои сильные стороны. Я, как научила меня мама, скромно ответил, что мое дыхание достаточно синхронизировано с движениями. Тренер, отвечая на тот же вопрос, уже без ложной скромности сказал, что у меня крепкая грудная клетка и объем легких больше, чем у остальных его учеников. В этом мире перекрыть мне дыхание могли только два человека, а вернее, две женщины, которые сидели верхом на мне, как на подушке. Или если бы в моем горле разорвалась торпеда, которая именно сейчас, когда я осматривал комнату, была в меня запущена.

На серебристом мраморном полу виднелись неровные кровавые отпечатки ног и следы крови. Судя по их направлению, человек двигался от двери к кровати, если, конечно, он не пятился задом наперед. Очевидно, что-то произошло за пределами моей комнаты. На кровати тоже было много крови. Простыня, одеяло, подушки – все, чего касалось мое тело, было красным. Я осмотрел себя. На черном свитере, спортивных штанах и носках была запекшаяся кровь. Значит, разбудивший меня запах не был привычным сигналом, предвестником припадка. Это был настоящий запах крови.

Я был в замешательстве. Это мои следы? Что произошло за дверью? Почему я весь в крови? Со мной случился припадок? Он был такой сильный, что я прокусил себе язык? И потому я весь в крови? Если так, то я должен находиться не в своей комнате, а в мире мертвых. Более правдоподобно было бы предположить, что во время припадка кто-то, затаив злую обиду, облил меня ведром свиной крови или пырнул ножом. Однако нигде ничего не болело, значит, и это тоже было неправдой.

Пока это что-то происходило за дверью, где же была мама? Маловероятно, что она столкнулась со мной. Мама была очень педантичной и пунктуальной. Она все делала по расписанию – ела, ходила в туалет, занималась спортом. И сон не исключение. Ровно в девять вечера она принимала снотворное, прописанное тетей, и ложилась спать. Поэтому я всегда должен был быть дома до девяти. Нарушала она этот распорядок лишь в крайнем случае: когда я возвращался домой позже этого времени.

Хэчжин тоже был членом нашей семьи, но на него это правило не распространялось. Мама объясняла эту дискриминацию тем, что Хэчжину поздно вечером на улице припадок не грозит.

Мне было грустно от этого, но причина была более чем уважительной. Как ни крути, лучше раньше вернуться домой, чем на глазах у людей превратиться в поджаренного скрюченного кальмара, или упасть на рельсы, ожидая поезда в метро, или завалиться на проезжую часть и быть раздавленным машинами. Именно поэтому я каждый раз страстно ждал ночи, чтобы, как вор, выйти из дома через железную дверь на крыше и отправиться на пробежку.

Вчера ночью именно так все и произошло. Я вернулся домой в 20:55 после вечеринки, организованной в честь наших преподавателей. Я вынужден был уйти задолго до ее окончания. Там я выпил около четырех стаканов сочжу с пивом, к которым я обычно вообще не притрагиваюсь. Я шел пешком под дождем от автобусной остановки до дома в надежде остудить раскрасневшееся лицо. Жар спал, но я был еще подшофе, настроение было приподнятым. Из-за этого у меня совсем вылетело из головы, что после цифр на кодовом замке нужно нажать решетку, и я почти целых двадцать минут боролся с замком. Сунув руки в карманы брюк, я строго смотрел на замок, который меня не слушался. За это время раз пять раздавался звук принятого сообщения. Можно было и не смотреть, и так было ясно, что это от мамы, как и то, что́ она могла написать.