Надо сказать, что сама Валя была чудо как хороша – длинноногая модница с налётом той дикой казачьей красы, о которой говорится у Шолохова, что появилась эта порода в результате браков с пленёнными черкешенками. Вокруг неё всегда вился рой парней, и у девушки был выбор – пойти ли в кино, или на танцы, или даже замуж. Их ухаживания и соперничество льстили её женскому тщеславию, но замуж она, в отличие от подруг, не спешила. А надо сказать, что в Раздольном обзаводились семьями рано: едва отплясав на выпускном вечере, многие наутро отправлялись в ЗАГС. То ли была так сильна вековая казачья закваска, то ли настоянный на травах степной ветер вливал в лёгкие эту неукротимую жажду продолжения рода, но некоторые девчата и вовсе уходили после седьмого класса и оформляли брак «по залёту», и к тому времени, когда остальной класс заканчивал десятилетку, их первенцы уже бегали, а юные мамаши бывало что и ждали второго. Однако Валя Руденко знала себе цену и, кроме того, в глубине души не теряла надежды на осуществление своей мечты. Словом, к своим двадцати пяти годам она была всё ещё не замужем и могла считаться, по местным меркам, перестарком – старой девой.

К исходу второго месяца пребывания Пети в должности инженера швейного оборудования Валя, измученная всеми этими женскими трагедиями, решила поговорить с самим их виновником. Последней каплей стало решение закройщицы Лизы Мухиной, матери троих детей, уйти от мужа. Сама Лиза накануне сидела в профкоме напротив Вали с сухими, выплаканными до самого дна глазами и, глядя в окно, говорила бесцветным голосом, что она не может жить с нелюбимым человеком, потому что это нечестно и подло; что она ни на что не рассчитывает и знает, что Петя на ней не женится, но ей всё равно.

Теперь на её месте сидел сам Воробей и без тени беспокойства рассматривал Валю. Его лицо выражало что-то вроде радостного интереса – можно было подумать, что он ждёт подарка!

– Петя, нам надо серьёзно поговорить, – начала Валя. От такого торжественного начала улыбка на Петькином лице стала ещё шире, и Валя с ужасом почувствовала, что она не в силах на него сердиться. Тем не менее, собрав свою волю в кулак, она продолжила: – Это надо прекратить!

– Как скажешь! – ответил наглец, вставая. – Ну, так я пошёл?

– Куда это ты собрался?!

– Но ведь ты сама сказала, что это надо прекратить. Я и прекратил…

– Не валяй шута горохового! Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду.

– Нет, не понимаю.

– Тогда придётся тебе объяснить. Ты должен прекратить эти неразборчивые отношения с нашими девушками…

– Как?! – перебил Петька.

– Что – как? – только разогнавшаяся, Валя остановилась на полном ходу.

– Если ты знаешь, как мне это сделать, то будь добра, научи! Я буду тебе очень признателен. – И, поскольку Валя растерянно молчала, продолжил: – Ты что, думаешь, это я их за волосья в койку тащу? Они же сами мне проходу не дают! В коридорах поджидают, возле дома поджидают, по пути на работу и с работы подстерегают. Дурацкие записочки пишут, подарочки подбрасывают, вкусности подсовывают собственного приготовления!

– А ты не принимай!

– Почему это? Я мужчина холостой, одинокий. Почему я должен отказываться от домашней еды?

– Но ты же знаешь, что это не просто так! Что от тебя чего-то ждут! Это называется – играть чужими чувствами! Поощрять! Давать надежду!

– Глупости. Я никому ничего не обещаю. Если я обедаю в ресторане, это же не значит, что я готов жениться на официантке!

– Но это – НЕ РЕСТОРАН! Это швейная фабрика!

Петька, фыркнув, вынул руки из карманов и скрестил на груди.

– Ты серьёзно думаешь, что если я стану игнорировать их всех, то это решит проблему?! Да у меня, если хочешь знать, всего и было-то – две интрижки! А ко всему остальному я не имею никакого отношения. – Он принялся ходить из угла в угол.

– Только две? – Валя недоверчиво подняла бровь.

– Только две! И не проси, не скажу с кем.

– Ну, знаешь… Честно говоря, две интрижки за два месяца – это не так уж и мало!

– А почему бы и нет? Почему я не могу закрутить с симпатичной девчонкой?

– Незамужней?

– Разумеется! Я что, похож на идиота?

– Честно? Временами похож…

– О господи! – Петька снова сунул руки в карманы и закинул голову.

– Петя, я тоже устала от всего этого. Мне, думаешь, больше делать нечего, как все эти личные драмы распутывать? Ты взрослый человек. Придумай что-нибудь!

И он придумал. Несколько дней спустя, в воскресенье, позвонил в дверь их с отцом квартиры. Валя, в халатике и неприбранная, открыла дверь, как обычно, не спросив, кто там. А за дверью стоял Петька с большим букетом душистых белых пионов. Валя выскочила на площадку и прикрыла за собой дверь.

– Петька, ты с ума сошёл?!

– Наоборот. Я подумал.

– О чём? – Валя сверлила его широко распахнутыми от изумления глазами и чувствовала, как краснеет.

– Ты же просила что-нибудь придумать. Я и придумал.

– Ну?..

– Если мы с тобой поженимся, то всё устаканится…

– Бред какой-то! – ответила она. – Иди, Петя, отдохни. Сходи в кино, а лучше поспи. – И она скользнула в дверь.

Петька ловко просунул туфлю в щель, прежде чем Валя успела её захлопнуть перед его носом.

– Цветы-то возьми! – он ловко протолкнул букет в щель и вынул ногу. Дверь тут же с шумом захлопнулась, а цветы рассыпались у её ног. Валя выскочила на площадку, но услышала только топот бегущих вниз по лестнице ног. Где-то между первым и вторым этажами он остановился, выглянул в лестничный пролёт и, увидев её, бросил:

– Ты всё же подумай!

И через пару секунд дверь подъезда захлопнулась за ним.

Валя постояла в гулкой тишине подъезда, пытаясь привести мысли в порядок. Петькин визит её разозлил и озадачил. В конце концов она буркнула: «Дурак!» – и открыла дверь.

В прихожей стоял отец и смотрел на бесформенный бело-зелёный сугроб пионов на полу. Валя перешагнула через цветы и заперла дверь.

– Ухажёр принёс? – спросил отец с лукавой улыбкой.

– Ухажёр, – буркнула дочь и пошла за вазой: не пропадать же такой красоте!

Петька ухаживал за ней не таясь, на глазах у всей фабрики. Сперва это вызвало недоумение, ведь до сих пор ему не приходилось добиваться чьей-либо благосклонности – напротив, все женщины как могли старались ему угодить, привлечь внимание. Видя, как инженер увивается вокруг их мастера, девушки делали большие глаза, надували губки, пожимали плечами, а кое-кто даже высказывал крамольную мысль: простые швеи ему надоели, теперь за начальство принялся! Признать, что Валя хороша и привлекательна, было выше их сил.

– Завидуйте, дурёхи! – ворчала пожилая закройщица Антонина Марковна. – Говорила я вам: будете вешаться ему на шею – бросит! Не слушали, а ведь вышло по-моему. Мужик не ценит то, что ему само в руки идёт. Вот погодите, он на ней ещё женится! Если она, конечно, за него пойдёт…

Девушки недоверчиво отмахивались, делано смеялись, но в глубине души затаили страх: а вдруг и правда? Ведь раньше им и в голову не приходило, что Петька может обратить своё сногсшибательное обаяние на Валентину, которая стояла как скала над бурным морем всех этих страстей. И вдруг – нате! Если такое случится, рухнут все их надежды, придёт конец стольким страстным мечтам! Цеха бурлили от споров, которые смолкали при Валином появлении, словно кто-то щёлкнул кнопкой. Она, казалось, ничего не замечала. Оставалась собранной, деловитой, доброжелательной. На самом деле она знала, что стоит ей выйти за дверь после утреннего обхода – и цех буквально взорвётся пересудами: вчера он ушёл вместе с ней и проводил до самого подъезда! Но, как это обычно и бывает, накал интереса постепенно снижался и, сравнявшись с температурой окружающей среды, достиг приемлемых величин – сменился почти спортивным интересом: чем же всё это кончится?

Но и Валя, в свою очередь, исподволь наблюдала за своим коллективом. Согласившись испытать Петькину тактику, она не имела в виду ничего, кроме восстановления порядка на подведомственном ей производстве. Самого Петьку она, казалось, почти не замечала, просто мирилась с его присутствием, не более. Но когда его идея начала приносить плоды, задумалась: что дальше? Как теперь прекратить этот нелепый балаган? И стоит ли? Ведь тогда всё вернётся на круги своя и вся затея окажется напрасной. Она поделилась этими опасениями со своей школьной подругой Катей, которая теперь преподавала в начальных классах.