Но до этой прочности, до этого полного обеспечения жизни людей, предавшихся земледелию, русское хозяйство далеко еще не дошло. Земля большею частию обрабатывается худо и не дает ни помещику, ни крестьянину всего, что при других условиях она была бы в состоянии дать. Важнейшие неудобства нашего хозяйства следующие.

Во-первых, недостаток положительности и законности в самой собственности, так называемая чересполосность владений. Размежевание земель, деятельно теперь производимое во всей России, принесет в этом отношении величайшую пользу; уничтожение общих владений есть первый шаг к водворению разумного хозяйства в России; каждый помещик узнает свои границы, свои средства, свои выгоды; все дальнейшие улучшения не могут быть приводимы в исполнение, пока собственность не определится.

Во-вторых, недостаток законности и положительности в отношении помещиков к крестьянам. Эти отношения почти ничем не определены и большей частью зависят от прихоти владельцев. Они бывают двоякого рода, смотря по тому, деньгами ли, работою ли взыскивает помещик повинность с крестьянина, – и называются: оброк или барщина. Величина оброка определяется качеством и количеством земли, близостью города и т. д. Но, во-первых, помещик иногда возвышает оброк, не соображаясь с средствами крестьян, а во-вторых, мужики не освобождены от различных работ, часто отнимающих у них драгоценнейшее время, как-то: обязанность ходить на барский покос (иногда в отдаленную деревню), езда с обозами в столичные и губернские города зимою и т. д. Барщина еще неопределеннее оброка; крестьяне, находящиеся на барщине, живут большею частью, так сказать, на хлебах у своих господ. Не успевая тщательным образом заняться обработкою своего участка, не имея вообще в сущности ничего своего, крестьянин обыкновенно уже весною начинает занимать свое продовольствие у помещика. Спешу заметить, что у многих помещиков крестьяне благоденствуют, но это благоденствие есть плод личных качеств господина, а не законного, неизменного порядка. И потому указ его императорского величества насчет определения отношений дворян к крестьянам должен принести величайшую пользу.

В-третьих, весьма неудовлетворительное состояние науки земледелия, а также и скотоводства и лесоводства в нашем отечестве, происходящее, с одной стороны, от нерадения богатых владельцев, часто проживающих в отдалении от своих имений и как бы пренебрегающих собственным добром, с другой стороны, от бедности мелкопоместных дворян, не поддерживаемых общим рвением и потому долженствующих, как они говорят, начинать всё на свою руку, для чего недостает у них ни средств, ни времени. Истина неоспоримая: если возделывающий своими руками землю, если крестьянин не удовлетворен и не обеспечен, владелец богатым быть не может. Стоит взглянуть на Ирландию: там огромные поместия ценятся гораздо ниже таких же или даже меньших шотландских или английских поместий, несмотря на то, что в Ирландии почва земли превосходнее шотландской. Я бы мог сравнить наше хозяйство с плодоносной землей… но если испарения этой земли не падают на нее обратно живительным дождем, – она непременно иссохнет и запустеет. И какая малая, незначительная часть доходов у нас в России обращается вновь на улучшение имений! Несмотря на то, что малейшее улучшение, малейшая сноровка и наблюдательность помещика вознаграждаются с избытком. Не говорю о тех нововведениях, которые не заслуживают имени улучшений, о нововведениях необдуманных, осуществляемых без всякого соображения, без всякого размышления об удобностях и потребностях края.

В-четвертых, не совершенное уравновешение торговли и земледелия. Сколько раз случалось мне слышать от одних и тех же людей жалобы на дурной урожай, на невозможность прокормить крестьян, а в следующем году на слишком обильный урожай, на дешевизну цен! Что касается до бедствия, посетившего недавно Россию, а между прочим и Орловскую губернию – до голода, то должно надеяться, что благодетельная мера правительства: учреждение запасных магазинов – и бдительный надзор за исполнением этой необходимой меры{4} – навсегда уничтожат возможность возвращения такого ужасного зла. Неопределенность и непрочность в сбыте сельских произведений тесным образом связаны со всеми вышеупомянутыми неудобствами нашего теперешнего хозяйства; ко всем этим неудобствам должны мы присоединить не вполне удовлетворительное состояние наших дорог, затруднительное доставление сельских произведений на крестьянских лошадях, недостаток денег, необходимых для быстрых и успешных оборотов.

В-пятых, весьма слабое развитие чувства гражданственности, законности в наших крестьянах. Русский крестьянин состоит, как и все мы, под покровительством законов, но бессознательно; он не чувствует себя гражданином. Никто более меня не убежден в смышлености и сметливости русского человека, но, с одной стороны, нельзя не пожелать уменьшения именно этой сметливости, которая напоминает – прошу извинить мое сравнение – сметливость и изворотливость лисицы, но не достойна человека, живущего в благоустроенном обществе. Впрочем, тот же самый крестьянин, прибегающий к подобным уловкам под управлением господина, которому он не доверяет, становится самым разумным, понятливым и расторопным человеком под руководительством помещика, радеющего о его благосостоянии. И потому нельзя не радоваться появлению высочайшего указа о воспитании сельского юношества. Человек грамотный, хотя бы он умел только читать и писать, пользуется бесконечными преимуществами в сравнении с безграмотным; ему открыты глаза, он чувствует, что он вступил в общество. Нельзя, однако ж не заметить, что одно знание грамоты не дает того чувства гражданственности, о котором мы говорили выше; есть департаменты в средней Франции, в которых пропорция умеющих читать и писать к неумеющим вовсе не превышает этой пропорции у нас. Но развития этого чувства мы должны ожидать от времени, от постепенного распространения понятий, а главное, от благодетельных распоряжений правительства. Теперь же мы должны заметить, что крестьянин, чувствующий шаткость и ненадежность своего положения, часто с небрежением, почти с нелюбовью обращается с собственным достоянием – часто предается пьянству, и за несколько часов самозабвения, приобретенных им на счет здоровия, проводит остальную жизнь в нужде и бедности.

В-шестых, вообще все устарелые учреждения, завещанные нам прежним патриархальным бытом, теперь уже неуместные и отяготительные: избыток дворовых людей и т. д., также все неминуемые последствия не обеспеченного продовольствия крестьян: конокрадство, порубка леса; и наконец, —

В-седъмых, недостаток общественного духа в дворянах.

Мне кажется, неудобства современного состояния хозяйства в России изложены мною довольно подробно. Я бы мог еще упомянуть изредка проявляющееся отчуждение некоторых дворян от собственных крестьян, которое, к счастию, с каждым днем уменьшается. Другие неудобства, не столь важные, я не почел за нужное упоминать; но зато я должен здесь сказать несколько слов об одном возражении, которое я не могу почитать за истинное. Именно: некоторые желали бы прекратить у нас раздробление имений и ввести, по примеру английского законодательства, майораты в пользу старших сыновей. Кроме того, что все такие заключения по аналогии уже потому неверны, что всякое аналогическое заключение предполагает различие и, следовательно, само себя опровергает, – но вообще аристократия, как она существует в Англии, есть учреждение совершенно чуждое русскому духу. Аристократы английские всё аристократы божъею милостью, так же как и король; они происходят от свободных нормандских рыцарей, сопровождавших Вильгельма Завоевателя на известных условиях; он должен был разделить между своими товарищами землю, покоренную их мечами. Напротив, в России, как уже я заметил, наши удельные князья потому только считались господами и истинными владельцами земли, что они происходили от Рюрикова племени, от которого происходил и сам царь; они не были независимыми баронами, но почтительно-покорными слугами царя, их главы, который был властен над их жизнью и их достоянием. И дворянский класс в России имеет совершенно другое происхождение и назначение, чем английские дворяне. Против истории своего народа, против той необходимой последовательности, которая проникает все проявления народной жизни, невозможно и грешно действовать. Да и, сверх того, русская земля по своей обширности требует, чтобы владельцев было много, чтобы они пристально и трудолюбиво занимались ее обрабатыванием; весь наш сельский быт должен измениться (а сельский наш быт обнимает гораздо большую часть нашего народонаселения; известно, что в Европейской России только десятая часть всех жителей живет в городах), и это превращение должно совершаться медленно, постепенно; и не совершится, если не всё дворянское сословие будет участвовать в этом перевороте.