Заканчивает, так сложившись, что хоть в чемодан клади. Её и кладут, свободное место заполняют бутылками той самой воды. В стенке чемодана окошечко, из него выглядывает и подмигивает глаз, виден краешек этикетки. Она что, пить умудряется, закрутившись в узел? Чемодан уносят.

     Другие девушки, видя такое чудесное превращение, прямо-таки осаждают волшебное колесо, но у них только трещат кости. Будучи отвязаны, они тут же сгибаются и валятся на траву, бороздя взглядом небо. Неудачницы, так можно понять режиссёра.

     И только одна проделывает эффектный трюк. Всё время, пока летают другие, она всё потягивает и потягивает из бутылки, не забывая выставлять её этикеткой к камере, живот выпячивается, на нём натягивается татуировка, напоминающая эмблему минеральной фирмы. Перед принайтовыванием украдкой ослабляет трусики, чтобы при малейшем усилии спали. И они спадают, когда…

     Всё время полёта она борется не со страхом, а с позывами. Камера искусно показывает, как напрягаются мышцы в нужном месте — сквозь тончайшие трусики. Искусанные губы, страдальческие мины… И когда колесо смыкает поручни с педалями, согнув тело в круг, трусы наконец-то падают и героиня выпускает в небо целый фонтан. Чудовищная выпуклость на животе на глазах исчезает.

     Немножко тупого американского юмора — как моча обрушивается на землю и землян. Но в следующем кадре девушка снова в трусах. Наверное, нашла в лесу, пока все тут отфыркивались.

     Ева оторвалась от экрана. Что-то изменилось. Что? Сколько прошло времени? Впотьмах стрелок не видать, только чуть блеснул золочёный корпус часов. Да, она же обещала подружке следить за дверью, а сама вот окунулась в эти вот перипетии! Неужели…

     Ева напрягла зрение, поворачивая часики и так, и сяк, но тут заявили о себе другие часы — биологические. Прежде полный воды желудок, исторгавший газ, теперь безмятежно пустовал, а вот ниже, по-маленькому — хотелось. Ещё этот фильм!

     Робкий взгляд вбок. Тёмный силуэт по-прежнему сидит через место. Ева заколебалась. Протискиваться мимо чужого мужчины не хотелось, туда, да ещё и обратно. А вдруг дверь заперта? Тогда надо идти прямо сейчас.

     Как раз в это время двумя рядами ниже пробирался какой-то силуэт, похоже, пожилой мужчина. Выбрался, досадливо крякнул и пошёл к той самой двери, через которую входила Ева. Сверкнула полоса яркого света, силуэт исчез.

     Значит, дверь не заперта. И до туалета, куда уходила Кира, там недалеко. Это хорошо. Посижу, пока не приспичит, тогда уж и пойду, не вернусь. Решено!

     Наша решительная героиня изо всех сил сжала сфинктер, как бы проверяя его ресурс, аж привстала на ягодицах, потом расслабила до уровня простого сдерживания, поёрзала в кресле, усаживаясь поудобнее. Интересно, полчаса выдержу? Ах да, часиков же не видно, время она узнает, только вынырнув на белый свет. Если тогда ей будет до времени дело.

     Вдруг она вспомнила один приём, который давно, в детстве ещё, помог ей продержаться, причём долго довольно — аж до рассвета. Дело было так.

     Пришла та пора, когда маленькая послушная девочка превращается в подростка, сомневающегося в благе послушания, и открывает новые миры за пределами своей детской жизни. Но — не доходит ещё до лишённого романтики (но полного пошлости) мира взрослых.

     Романы, красавицы, рыцари, похищения и избавления, пышные свадьбы и до гроба вместе…

     Обсуждали они как-то с девчонками такие вот приключения. В воздухе стояли охи да ахи — надо же, как долго томилась героиня в плену, в пещере разбойничьей, как долго к ней ехал на белом коне принц. Вдруг одна говорит:

     — Фигня всё это — связанной не уснуть.

     — А ты откуда знаешь? — вскинулись на неё, разрушительницу романтических иллюзий.

     — Сама вот пробовала.

     Оказывается, в дошкольном детстве её часто оставляли со старшей сестрой того же возраста, что и они вот сейчас. Ну, покормить-поиграть проблем не было, дочки-матери сущие, а вот дневной сон… Кто из нас его в детстве любил? Сестра не обладала педагогическими знаниями и техникой и поступала излишне просто: связывала непослушную, пытающуюся удрать из постели, по рукам и ногам и засовывала под одеяло. Вязка была мягкой, типа смирительной рубашки, но сну это не помогало.

     — Может, ты назло ей не спала?

     — Сначала да, а потом — честно пыталась заснуть, чтоб поменьше себя несвободной чувствовать. Она обещала — научусь засыпать днём — не будет связывать. Знаете, как нехорошо связанной, пусть и мягко!

     Но ей навозражали ещё и ещё. Во-первых, может, связали чересчур крепко для малолетки, какой тут сон! Во-вторых, не исключён страх, что вот войдут взрослые и застанут тебя в таком виде, а сестра скажет, что ты сама её связать просила. С неё станется, а тебе ярлык мазохистки навек (слова этого не знала, но нехорошее чувствовала). И в-третьих, человек, даже и взрослый, не всегда понимает, спит он или нет. Иной божится, что всю ночь глаз не сомкнул, а все домашние слышали богатырский храп. Это одна девочка про дедушку своего старенького сказала.

     — Да вы сами попробуйте так заснуть! — был последний аргумент.

     — А что, и попробуем!

     Благо стояла середина лета и у многих битком уже были набиты сеновалы. У кого самый большой набрался, к той в ночные гостьи и напросились. Человек шесть или семь.

     Она же, "хозяйка", и должна была их связывать — прочно, но если не напрягаешься и не рыпаешься, то не очень и заметно.

     Отпросились дома, вроде бы как в "ночное", собрались на закате на тот самый сеновал, посидели, поболтали, песни попели. Ева подумала — почаще бы так, и безо всяких вязок. А то плеер на бок, наушники в уши — и самодостаточна девочка. А вместе всё иначе совсем! Наверное, так ещё при крепостном праве молодёжь веселилась, а ныне всё позабыто, жаль. Ценности-то вечные.

     Хотя это они просто время до отбоя убивали.

     Наконец стали ложиться. Двое самых закалённых разделись до трусиков, грудок-то нет ещё, остальные переоделись в ночнушки, без исподнего. Нашу стеснительную героиню это неприятно поразило, она-то думала, что не будет так вот по-домашнему очень, в гостях всё-таки. Сама по этому случаю облачилась в сплошной купальник и сейчас до него медленно разделась, усиленно не подавая виду. Хорошо, что он был белым и белел сейчас в темноте не хуже ночнушек. В конце концов, вряд ли красавицы в разбойничьих пещерах ночевали, как у себя дома!

     Чтобы не привлекать внимание к купальнику, не пошла вместе со всеми "за уголок", облегчиться на ночь, благо не очень-то и хотела.

     Хозяйка принесла моток верёвки, ножницы. Стала связывать, и тут встал вопрос: руки спереди или сзади пускать?

     Ева посмотрела, как другие. Почему-то руки зависели о одежды: в трусах предпочли спереди, в ночнушках — сзади. Она подумала-подумала и выбрала — сзади.