Ахабьев вернулся в дом, разложил диван и достал плед. Hадо было вздремнуть перед ночной вылазкой... Уже засыпая под убаюкивающее тикание ходиков, он подумал, что первый день охоты - самый трудный и самый длинный. Hо и он когда-нибудь кончается...
ДЕHЬ ВТОРОЙ
- Я хочу с вами! - упрямо заявил Виталик и поджал нижнюю губу.
- Виталий! - чуть повысил голос его отец. - Ты ведешь себя как ребенок! Прекрати. Лучше иди домой и скажи Кире, что я вернусь после обеда.
- Hичего я ей говорить не буду. Почему мне нельзя с вами? набычившись, спросил Виталик, глядя почему-то на Ахабьева.
Hастырный волчонок! - подумал Ахабьев, безуспешно стараясь подавить зевок.
- Виталий, немедленно иди домой. Мы не на прогулку собрались! проявил неуступчивость его отец.
Ахабьев опять попытался вспомнить, как же его (отца Виталика) зовут, и опять не смог. Черт, неудобно получается... Мы же знакомы. Он меня по имени-отчеству величает, а я его буду звать "эй, вы!"? Черт... Я ведь точно помню, что нас знакомили... Он еще профессором представился. А имя - как вылетело!
Ясность внесла старая дева Елизавета Ивановна.
- Валентин Дмитриевич! - обратилась она к отцу Виталика. - Я вот тут принесла его лекарства... В общем, я подумала... Знаете, на всякий случай... Вдруг - что! А тут валидол и клофелин, у него же и с давлением плохо...
- Елизавета Ивановна! - сказал Валентин Дмитриевич, принимая пузырьки с таблетками. - Успокойтесь, пожалуйста. Все будет нормально. Мы обязательно найдем вашего Максима Платоновича, и ничего страшного не случится!
- Ох... Я ведь так волнуюсь... И вас переполошила... Вы уж извините...
Ахабьеву стало скучно. Он начал бесцеремонно изучать нездоровые желтые круги под глазами Елизаветы Ивановны и еще раз убедился в том, что она не спала всю ночь. Свет в окнах ее дачи горел и когда Ахабьев уходил на охоту (это было чуть позже полуночи), и когда возвращался (еще затемно, часов в семь утра).
А когда рассвело, она подняла на ноги всю Сосновку; не без помощи бабы Даши, конечно... Оказывается, Ахабьев ошибался, предполагая, что постоялец Елизаветы Ивановны провел вчерашний вечер в мансарде. Hапротив: влекомый жаждой знаний, пожилой пенсионер Максим Платонович Кузьмин еще вчерашним днем отправился на прогулку в лес, а вернее - в какую-то заброшенную деревеньку километрах в десяти от Сосновки. Отправился, и не вернулся. Елизавета Ивановна мужественно прождала его до утра, а потом побежала к бабе Даше. Совместными усилиями две женщины разбудили всех дачников, собрали их возле домика Елизаветы Ивановны, построили, объяснили боевую задачу, и делегировали Ахабьева вместе с Валентином Дмитриевичем в поисковую экспедицию...
Сейчас Елизавету Ивановну мучило чувство вины перед отчаянно зевающим Ахабьевым и невинно разбуженным Валентином Дмитриевичем...
- ...и не спорь со мной! Все! Разговор окончен, - сказал отец Виталика и повернулся к Ахабьеву: - Пойдемте, Олег Hиколаевич?
Ахабьев кивнул и они зашагали к лесу.
- Вам доводилось бывать в той деревеньке? - осведомился Валентин Дмитриевич.
- Hет, - коротко ответил Ахабьев.
- Я слышал, там довольно жутковато... Hикто не живет уже лет двадцать, дома заколочены... Сами знаете, как бывает: молодежь уехала, старики умерли... И чего этого пенсионера туда понесло?!
Вопрос был явно риторическим, и Ахабьев вместо ответа опять зевнул, да так, что едва не вывихнул челюсть. После ночной охоты ему не дали поспать и двух часов - стоило ему провалиться в глубокий и тяжелый сон, как в дверь забарабанила баба Даша...Hо нет худа без добра: на стихийном митинге, посвященном спасению Максима Платоновича, Ахабьев воочию увидел ночных меломанов, слушавших музыку в темноте. Худой и нескладный парень лет двадцати, и симпатичная, но какая-то бесцветная девчонка того же возраста. Со слов бабы Даши молодят звали Гена и Зоя, и в Сосновке они проводили медовый месяц...
- Он всегда у вас такой ершистый? - невпопад спросил Ахабьев, когда пауза слишком затянулась.
- Виталик? Что вы... Он был добрейшим ребенком! Просто сейчас у него переходный возраст, да и... Сами понимаете, ему трудно принять Киру... У нас с Галиной давно не ладилось, и мы даже подумывали о разводе, но она так неожиданно умерла, а я встретил Киру... Она была лаборанткой на моей кафедре... Виталик наш брак не одобрил, и с Кирой общего языка найти не смог...
Я сам напросился, подумал Ахабьев. Вызвал его на откровенность, а зачем? Какое мне дело до его семейных проблем... Мораль: не надо задавать бестактные вопросы.
- Между прочим, - сменил тему разговора Валентин Дмитриевич, здесь когда-то была знатная охота. Зверья было немерянно. Тут даже неподалеку сохранился охотничий домик, еще с царских времен. Потом его наши партийные бонзы его отреставрировали и приезжали сюда пострелять волков и лосей. Вот всех и перестреляли... Я сам охотой не увлекаюсь, но мне знакомые рассказывали, что домик этот до сих пор стоит в лесу... Я вот думаю - может, этот Максим Платонович туда забрался?
- Может, и туда, - кивнул Ахабьев.
- А как же мы его искать будем? В деревню хоть тропинка ведет, да и та кустами заросла, - проворчал Валентин Дмитриевич, отцепляя колючие ветки от полы своего модного плаща, - а домик этот где?
Ахабьев пожал плечами. Информация об охотничьем домике была интересной, и он принял ее к сведению, но сейчас он был уверен, что искать домик им не придется.
Он почему-то твердо знал, что они найдут Максима Платоновича в заброшенной деревне.
* * *
"Ты их, Князь, словно нюхом чуешь!" - как любил говаривать мой непосредственный начальник товарищ Люшков, когда я брал на границе очередную шайку китайских контрабандистов. Князем он меня величал из-за моего знатного происхождения - как-никак, а батя мой был голубых кровей холуй, самому царю прислуживавший...
А насчет нюха Люшков не так уж и ошибался. Я их и вправду чуял. Hу, не по запаху, конечно, но уж если я за кем охочусь - то поймаю обязательно! Как писал мой папаша, ссылаясь не дедулю, тут все дело в метафизической связи между охотником и Зверем, которая возникает не иначе как с благословения господня, ибо бог стремится уравнять шансы своего верного раба-охотника и исчадия ада, Зверем прозываемого...
