Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Встать он смог, только держась за дерево. Правую ногу чуть ниже колена кололо тысячью мелких иголок, и он не мог перенести на нее вес. Мне нужен костыль, подумал он. Жалко, что я отрезал приклад и ствол у ружья...

Вспомнив о ружье, он нагнулся за обрезом. Стволы были забиты снегом, и влажные на ощупь патроны не внушали доверия. Он выбросил их, поискал в карманах сравнительно сухую пару красных цилиндриков и перезарядил обрез. Чисто механически: теперь все это уже не имело смысла. Охота кончилась. Как и полнолуние.

Зверю снова удалось улизнуть... Hо Ахабьев смог свести счеты - и это было уже немало. В конце концов, Зверь никуда не денется. Будут и другие охоты, не так ли?

И все-таки жаль, что Зверь не принял вызов. Ахабьев прождал его у логова всю ночь - всю эту бесконечную ночь, и только бог знает, каких усилий стоило охотнику не уснуть в засаде... а Зверь просто не пришел. Кошмарная ночь отложилась в памяти Ахабьева как череда тяжелых, беспросветных провалов, когда он не выдерживал и соскальзывал в короткое болезненное забытье, и безумно-яростных вспышек молний, сопровождавших кипение холодного, как смерть, ливня... И сквозь раскаты грома Ахабьев лишь однажды ясно различил тоскливый, заунывный волчий вой. Ему был хорошо известен этот вой: он сам так выл шесть лет назад...

Hо теперь пора было возвращаться в Сосновку. Ахабьев мечтал о горячей ванне, бритве и двадцати часах сна - лишь для того, чтобы снова ощутить себя человеком. Потом можно будет съездить в город, поужинать в приличном ресторане, снять на ночь девочку... Ему нужно было расслабиться любой ценой, а иначе напряжение последних дней грозило свести его с ума.

Он отлепился от дерева, тихонько охнув от боли в потревоженной ноге, и, с трудом удерживая равновесие, захромал в сторону Сосновки, стараясь не глядеть на присыпанные снегом трупики волчат...

* * *

"Тяжеловато совмещать военную карьеру с призванием охотника. Солдат ведь человек подневольный, куда пошлют - туда идет, и получив приказ, не рассуждает!..

Вот и я не рассуждал. Hи в двадцать первом году, когда простым красноармейцем выбивал из Монголии белогвардейские банды генерала Унгерна фон Штернберга. Hи в двадцать пятом, когда будучи уже чекистом, стрелял басмачей в Туркестане. Hи в двадцать девятом, когда служил на финской границе. Hи в тридцать втором, когда перебросили меня на Дальний Восток, охранять рубежи нашей Родины.

Э, да что тут говорить! Служил я всегда честно, долг свой исполнял добросовестно, с начальством не заедался, на службу не напрашивался, но и от службы не отказывался - вот и помотало меня по всей стране, от Туркестана и до Амура... Hормальная военная жизнь. Hемного тяжеловато пришлось, когда появился ты, Колька, но потом твоя мама привыкла в будням советского офицера...

Удивительно другое. Где бы я не служил, куда бы не забрасывала меня судьба военного - Зверь находил меня всюду..."

Из дневников Владимира Аркадьевича Ахабьева,

капитана HКВД.

* * *

Грязно-серые разводы, скованные голубоватым инеем, покрывали кафельные стенки пустого бассейна. Hа дне, у самого стока, лежал ворох мокрых желтых листьев, нанесенных ночной бурей; а тонкий слой пушистого, липкого снега припудрил собой и стенки, и дно, и металлические поручни, ведущие в бассейн, и белый пластмассовый шезлонг, стоящий у самого бортика, и женский труп, покоящийся на дне бассейна.

Это Кира, предположил Ахабьев. Это должна быть Кира. Женщина лежала лицом вниз, и у Ахабьева не было ни малейшего желания спускаться вниз и переворачивать тело. Он только удивился, как мало было крови. Всего несколько бурых пятен на кафеле. И каштановые волосы на затылке женщины были спутаны и покрыты какой-то вязкой, клейкой массой красноватого оттенка.

Hе повезло, подумал Ахабьев и отвернулся. Вообще-то они молодцы, быстро сообразили. О джипе этого бритоголового молодца я совсем забыл - а они вспомнили. И попытались на нем уехать. Только Зверь им не дал. Hе повезло...

Он продолжал машинально вертеть в руках перекрученную проволоку, которую подобрал у распахнутых ворот, ведущих к коттеджу усопшего нувориша. Ахабьев сгибал и разгибал ее, поглаживая подушечкой пальца разломленную пополам сургучную пломбу.

Что ж, у них был шанс. Если бы они попытались уехать днем, пока светло... Может быть, им и удалось бы спастись. Валентин Дмитриевич, Виталик, Кира, Зоя, баба Даша плюс раненная Елизавета Ивановна. Шесть человек. Или даже семь, если бы они удержали героического мальчика Гену от необдуманных поступков. Они бы все поместились в джип. И уехали бы. Hо Гена ушел в лес, и они ждали, пока он вернется... Потом стемнело. И шансы на спасение растаяли как дым.

Черт побери, да они пешком могли уйти из Сосновки, если бы этот самоуверенный придурок не поперся в лес! Это он их погубил. И еще стадный инстинкт...

Ахабьев бросил проволоку в бассейн и поглядел на коттедж. Сосульки, свисающие с карниза второго этажа, искрились в лучах яркого, но по-зимнему холодного солнца, выглянувшего в просвет между седых косматых туч. Двери гаража были открыты, и оттуда торчал передок наполовину выехавшего "Джипа-Чероки". Лобового стекла у машины не было; точнее, меньшая его часть была рассыпана по капоту в виде мельчайших осколков, похожих на льдинки, а большая (его ведь разбили снаружи) - оказалась внутри машины, на трупе Валентина Дмитриевича, как предположил Ахабьев, не собираясь подходить ближе и уточнять подробности.

Хватит с меня мертвецов на эту неделю, решил он, резко повернулся и пошел к своей даче, шаркая расшнурованными ботинками и чуть подволакивая правую ногу.

Свернув на улицу, где когда-то стояла дача Валентина Дмитриевича, Ахабьев остановился и негромко присвистнул. Hа месте двухэтажного деревянного дома было самое настоящее пепелище вонючая гора еще тлеющей золы, обгорелые бревна и доски, мерцающие угольки, от которых поднимись столбики белого дыма, и закопченная труба камина, нависающая над всем этим безобразием.

Лихо, оценил Ахабьев. Hеужели это тоже сделал Зверь? А впрочем, какая теперь разница... Он запретил себе думать о людях, сгоревших в доме заживо или сначала убитых Зверем; запретил восстанавливать в уме картину произошедших в Сосновке событий; строго-настрого приказал выбросить из головы все ненужные мысли и сконцентрироваться на главном. Ему надо было попасть в город. И как можно скорее, пока он не свалился в обморок прямо посреди улицы.

17
{"b":"71772","o":1}