— Раньше, чем через три часа не должен, если не будить. А если и проснется, передай, что я не велела тебе зубы портить. Но я быстро туда-сюда обернусь, ты и глазом моргнуть не успеешь. Мне лучше сейчас идти, пока у селян обедня. Лишние свидетели ни к чему.

— Ладно, — кивнул Митя и зевнул сладко. — Уповаю на твое милосердие. Не задерживайся, коли не хочешь на моем лице красивом побои узреть…

— Не наговаривай, — усмехнулась я. — Вель болтает много, но еще и пальцем тебя не тронул, хотя за иное убить мало.

— Но-но! — бугровщик отступил от меня, нащупывая дверь в горницу. — Иди давай. Одна нога здесь, другая — там.

***

Улицы села действительно были почти пусты, лишь изредка мне люди встречались, улыбались и здоровались, не замечая ничего подозрительного в девушке, ведущей за собой трех коней по направлению к дому кузнеца.

Лошади шли степенно, ведомые заговоренным журавельником, лишь иногда отпихивали друг друга носами, норовя урвать лакомство. Особенно жеребец Веля старался и пару раз даже почти умудрился ухватить траву из моих рук, за что я подло дула ему в мягкий нос, заставляя отфыркиваться.

До дома кузнеца я быстро дошла, постучала, покричала, но никто не вышел. Видать, мастер со всем семейством на обедню отправился. Тогда я заприметила у кузни коновязь в тени большой березы и животин своих туда определила, поровну разделив между ними желанный журавельник. Рядом кошель с серебром привязала, в уплату, а затем, воровато оглядываясь, пошла к запримеченному ранее проулку.

Небо успело затянуть серой хмарью, и даже дождь заморосил, колючий и противный. Камень с руной, окропленный мелкими каплями, стоял на прежнем месте. Я оглядела его еще раз задумчиво, хотела обойти, но не смогла. Будто в невидимую стену уперлась.

Ясно все. Не от заблудшей скотины этот знак нарисован…

Я приклонила перед камнем колени и провела пальцами по его шершавой поверхности, счищая с истершейся руны пыль, песок и мох. Задумалась снова, а потом решительно встала на ноги и отломила от ближайшей калины ветку потолще, прижгла слом пальцами и получившимся углем замарала руну. Вот теперь у меня получилось мимо камня прошмыгнуть, и я двинулась вглубь проулка, раздвигая руками ветки бурно разросшейся на всем его протяжении калины.

Шла, шла, а проулок все длился, будто вытягивался передо мной, стараясь скрыть то, что в конце. А в воздухе ощутимо веяло колдовством, словно у меня перед лицом натянули прозрачные струны, которые теперь тоненько дрожали от любого дуновения.

Наконец, я отодвинула с пути последнюю, особо упрямую ветку и чуть не осела в мокрую траву от открывшейся картины…

В паре шагов от меня вырастал из земли деревянный идол, отбрасывая перед собой неестественно черную для пасмурной погоды тень. Высокий, в две сажени, не меньше. Я опасливо подняла взгляд, всматриваясь в кумира (2).

Грубо вытесанное лицо будто уставилось на меня в ответ. Голова с бычьими рогами покрыта была звериной шкурой, а в руках идол держал сучковатый посох.

Велес…

Увидеть зверобога в селе, где во Христа веруют, — это уже странее некуда, но…

У основания идола камни были сложены, и не обычные, какой на входе стоял. Агаты, авантюрины, лабрадориты, аметисты даже и турмалины. Мелкой крошкой, и бусинами, и булыжниками все это укрывало немаленькие ступни зверобога. Я даже думать боялась, что это, хотя уже знала…

Подошла ближе, как завороженная, опустилась на колени и протянула руку, захватив в горсть несколько камней. И почувствовала…

Плавать хорошо умею, как рыба!

А я ткать могу полотно искусное!

Я пряжу быстро верчу, что твой паук!

Скотину так могу обхаживать, что молоко рекой литься будет!

Травы ведаю…

Лечить умею…

Колдовство творю…

Я отшатнулась, роняя камни, и в ужасе уставилась на Велеса. А он смотрел на меня из-под грубо выточенных бровей, будто с укоризной. Будто спрашивал, на кой я сюда влезла? Узнать хотела? Узнала. А что с этим знанием делать теперь буду?

Я снова перевела взгляд на гору камней, не сомневаясь, что все они дарами заполнены. И много их тут, на три таких села хватит, и еще останется. Даже если есть у них дарокрад, который от родни к родне дары передает, откуда тогда это все? Зачем?

Известно, зачем. Жертва зверобогу…

Сердце мое заколотилось бешено где-то в горле, когда я вновь вспомнила, как Кузьма нахваливал Веля за умение мечом махать. И как знахарка выспрашивала у Дмитрия, что тот делать умеет…

Не глядя больше на кумира Велесова, я вскочила и со всех ног бросилась вон из проулка, продираясь сквозь хлещущие по лицу ветки, не обращая никакого внимания на получаемые синяки и царапины…

И быстро вывалилась обратно на улицу, прямо в руки кузнецу.

— О-па, — крякнул он, заботливо ловя меня под локти и удерживая от падения. — Ты чего это, девица? — взгляд его упал на рунный камень, испачканный сажей, а затем перетек на мои почерневшие от угля пальцы.

— Я коней привела. Подковать, — прозвучало так жалко…

— Коней, значит, — хмыкнул Кузьма, отпуская мои локти и тут же перехватывая запястья. — Ну, пошли тогда, разберемся с конями…

Он потащил меня по направлению к кузне, не обращая никакого внимания на мое сопротивление. Дождь разошелся, и, наверное, именно поэтому улица была пуста. Серая хмарь на небе успела пуще прежнего набухнуть, почернеть, и день поблек, превращаясь до времени в летние сумерки.

— Пусти! — брыкалась я, чувствуя, как болят зажатые запястья. — Пусти немедленно, а то хуже будет.

— Ой ли, — Кузьма рассмеялся все так же добродушно, как и раньше, и было это настолько неправильно, что пугало до чертиков. — Что ж ты мне сделаешь?

Я хотела, было, ответить, что сожгу на месте, но язык прикусила. Не дай Перун проговорюсь про дары свои — убьет ведь тут же и забрать их захочет… Надо время потянуть да улучшить момент.

Мастер тем временем заволок меня в душную кузню, перехватил мои запястья одной своей ручищей, а другой принялся что-то на верстаке отыскивать.

— Меня брат ждет, — снова попробовала я надавить. — Не дождется — придет сюда. Ему ведомо, где меня искать.

— И не ждет, и не придет, — молвил кузнец, извлекая из кучи заготовок своих кандалы с массивной цепью. — Им уже Янина занимается. Хоть кто-то из вашей троицы сгодится нам. Хороший дар у твоего братца. Велес доволен будет. А впрочем… Ты, небось, тоже умеешь что-то? Про руну ведь сообразила.

— Шел бы ты лесом, — сквозь зубы процедила я, пока он руки мне сковывал. — Ты же во Христа веруешь, в храм ходишь!

— Одно другому не мешает, — кузнец добродушно пожал плечами и перехватил цепь, соединяющую кандалы. — Я обоих богов ублажить могу и жить от щедрот их припеваючи, — он натянул цепь резко, чуть руки мне из плеч не выворачивая, и пришпилил ее к стене над моей головой одним из своих искусных кинжалов.

— И часто ты так промышляешь? Ловушка в лесу — твоих рук дело? Или Янина помогала?

— Я с тобой поболтаю с радостью, — улыбнулся Кузьма. — Но сперва ты на мои вопросы ответь. Имя твое знахарка выведала, а теперь мне знать нужно, что ты умеешь.

— Плевать могу далеко, на две сажени, — и я плюнула. Удачно попала, прямо в морду добродушную.

— Ладно.., — кузнец, ничуть не раздосадованный моей выходкой, вытер лицо и взял с верстака железный прут. Сунул одним концом в печь. — Не хочешь по-хорошему, мы иначе побеседуем. Может, про жениха своего расскажешь, пока железо греется? Авось он чего умеет.

— Только пальцем тронь кого-то из них — пожалеешь крепко…

— Не в твоем положении угрозами сыпать, девица, — ласково сказал кузнец, протянул руку, чтобы по волосам меня погладить, но я отшатнулась, насколько позволяла цепь. Приложилась затылком о стену. — Что ж ты брыкаешься так, — посетовал он, как на ребенка, который сам в крапиву лезет, чтоб реветь потом над волдырями в мамкин подол. — Сама себя раньше времени на тот свет отправишь.

— Кузьма, — послышался приятный женский голос за широкой спиной мастера.