— Я чуть на тот свет не отправилась, чтобы мы здесь не очутились! — что-то внутри меня оборвалось и рухнуло вниз, как в кипяток.
— Угу…
— А стоило мне сознание потерять, как ты сам меня радостно сюда притащил!
— А у меня выбор был?! — Вель разозлился, губы упрямо сжал и уже смело встретил мой взгляд. — Круг разрушить не удалось, так надо было там и пропадать?!
— Что ж ты у реки той не остался? — я прикрыла веки, снова ощущая, как тошнота к горлу подкатывает.
— Так ты в себя не приходила, а я не лекарь! Вот и потащил тебя в село, знахарку отыскал. И зря ты волнуешься, все здесь в порядке. Мне Янина рассказала…
— Кто?
— Знахарку так зовут. Так вот, у них тут давным-давно колдунья жила. Она ту ловушку в лесу сделала, потому как обитало там чудище какое-то. Людей жрало. Многие там пропали: и охотники, и грибники, и просто проезжий люд. Вот ведунья и озаботилась, чтобы никто той дорогой не ходил, только через село.
— Что ж это за чудище такое? — фыркнула я. — Уж не змей ли Горыныч?
— Мне откуда знать? — поморщился Вель. — Да и неважно это. Янина нас приютила по доброте душевной, даже за постой брать отказалась. Отлежишься, в себя придешь, и мы дальше двинемся своей дорогой.
— Я надеюсь, ты не разболтал ей, что я ведьма?
— Ты за кого меня принимаешь? — наемник нарочито надул губы. — Нет, конечно.
— А как тогда ты объяснил, что с нами случилось? — прищурилась я, садясь, все же, на лавке, ибо лежать уже спина затекла.
— Ох, если б я.., — вздохнул он, заботливо придерживая меня под локти. — Но мне не до того было, так что бугровщик наш перед Яниной соловьем заливался. Так что пусть сам тебе нашу новую легенду и повествует.
— А где он? — спросила я, прекрасно понимая, что ничего хорошего от выдуманной бугровщиком истории ждать не стоит.
— По селу все шастает, к людям пристает. Выведывает разное…
— Дурью мается, — заключила я. — Слабо мне верится в историю с неведомым чудищем. Так что здесь себя вести надо тише воды, ниже травы. И уходить как можно скорее.
— Завтра утром и тронемся.
— Сегодня же, — не согласилась я.
— Не получится. Я не спал толком, тебе тоже еще в себя прийти надо. Кроме того, в лесу вещи наши остались. Времени собираться у меня не было, сама понимаешь…
— Какие именно вещи? — внутри у меня снова все обмерло.
— Сумка твоя здесь, не переживай, — поспешил успокоить меня Вель. — А вот припасы съестные, меч мой, топорик… Все там. Мы и коня твоего оставили…
— Прибью обоих, — сквозь зубы процедила я.
-…он пришел сам! — наемник картинно от меня отшатнулся, закрываясь руками. — Собственно, сумка на нем и висела. Не губи меня, Селена, я тебе еще пригожусь! — он уронил голову на мои колени, затрясся. От смеха.
— Паяц ты, недоделанный.
— Почему это недоделанный? — Вель приподнял голову, кося на меня хитрым глазом.
— Ну, переделанный, если тебе так больше по нраву.
— Мне по нраву, когда ты меня по имени зовешь, — шепнул он, поднимаясь. Протянул ко мне руки, обнял.
— А настоящее ли оно, твое имя? — я вздохнула, обмякла в этих руках и закрыла глаза.
— Настоящее. Неполное просто.
— А полное как?
— Опять ты за свое, ведьма? — он усмехнулся, и его теплый выдох шевельнул мои волосы.
— А как же. Змея, сбрасывая кожу, не перестает быть змеей.
— Да какая же из тебя змея, Селена?
— Ты же боишься меня до сих пор.
— Никогда не боялся, — он обнял меня крепче, прижался горячими губами к моему уху и шепнул: — Велемир мое полное имя.
***
Пока мы шли по селу, я с любопытством оглядывалась по сторонам, невольно ища здесь какой-то подвох. В историю с чудищем лесным ни на грош не верилось.
Село было явно зажиточным. Я, если честно, таких прежде не видала: избы все добротные, с крепкими, высокими воротами, резными наличниками и, о чудо, стекленными окнами! Такое я только у Агвида во дворце наблюдала, но он ярл, а тут стеклом в раме каждая изба похвастать может.
Улица, по которой мы с Велем шли, была еще страннее домов: широкая, с дощатыми настилами вдоль вытоптанной до песка дороги; трава перед каждым домом окошена, и селяне все в белом по своим делам снуют, при этом каждый поздороваться норовит и светится лицом, как золотой.
Вель радостно кивал каждому встречному-поперечному, не испытывая, кажется, никаких подозрений, и вел меня под руку к местному кузнецу, надеясь у него хоть какой меч купить.
По дороге нам и бугровщик подвернулся, довольный донельзя, будто его местные покусали. И был он не с пустыми руками: в подмышке зажимал какую-то доску квадратную, а на поясе болтался холщовый мешочек, в котором при ходьбе погромыхивало глухо что-то, судя по звуку, деревянное.
— Селена! — радостно приветствовал он меня. — Давно в себя пришла? Как жива-здорова?
— Спасибо, Митя, — я улыбнулась ему. — Вель сказал, что ты меня спас. Заговор нужный прочел. Повезло мне, что у тебя память такая хорошая, правда? — я подмигнула ему, а он чуть ли не впервые на моей памяти смутился, залился краской.
Наемник фыркнул так громко, что спугнул стайку кур, которые ковырялись в песке неподалеку, и красноречиво сжал кулак до хруста костяшек, но я одернула его взглядом. Ей-богу, если бы бугровщик за мной в бане не подглядывал, хуже было бы…
— Куда путь держите? — поспешно спросил Дмитрий, желая, судя по всему, сменить тему беседы.
— К кузнецу, — неохотно пояснил Вель. — Мне меч нужен новый. Да и коней неплохо бы переподковать, но это как успеется.
— Так я с вами схожу, все одно делать нечего. Только я дороги не знаю.
— Ничего, я разведал…
Мы двинулись дальше, уже втроем, и я стала наблюдать все новые странности: колодцы с деревянными оголовками, украшенными такой искусной резьбой, что и на дворе у ярла достойно бы смотрелась; местные девицы, женщины и даже старухи, щеголяющие в красиво расшитых платьях, будто к празднику нарядились; детки, снующие по селу, и почти у каждого в руках то пряник медовый, то свистулька глиняная с тонкой росписью, то спелое яблоко. Яблоки поразили меня особенно сильно, ибо не время им, еще только треть лета прошла…
— Вель.
— М-м-м? — наемник тут же наклонился ко мне.
— Тебе знахарка про ведьму рассказывала, что тут жила.
— Ага.
— А сейчас у них ведунья есть?
— Нет. А то бы я тебя напрямки к ней и понес. Она бы лучше сообразила, как тебя спасать.
— Ясно…
Мы дошли до противоположной окраины села, где и обитал кузнец в добротном, как и все остальные, доме. Неподалеку особняком от жилья стояла кузня, коптила небо черным дымом. Кузнец явно работал: до нашего слуха долетал размеренный металлический звон.
Когда мы к нужному дому подходили, я заметила большой валун в узком проулке между двумя избами, притормозила. Камень, судя по всему, лежал здесь уже давно: успел основанием в почве утонуть и порасти мхом. На его поверхности смутно проступала истершаяся руна.
Я высвободила у Веля свою руку, подошла ближе и присмотрелась. Руна была очень знакомой, я сама такие иногда рисовала на небольших чурках, которые пастухи потом расставляли на границах пастбищ, чтоб скотина не разбегалась. Только тут знак немного иной был…
— Что там? — заинтересовался наемник, да и бугровщик тоже поверх моего плеча взглянул.
— Да так, — отмахнулась я. — Пошли, а то время к полудню.
Под навесом кузницы мы нашли ее хозяина: мужика, не ниже ростом, чем Вель, а в плечах даже шире, и с бородой до груди, заплетенной в две толстые косы цвета меди. Выдающийся нос был испачкан сажей, что придавало кузнецу почему-то добродушный, несмотря на его внушительную фигуру, вид.
Рядом с ним скромно топтался еще один мужик, тоже весьма богатырского телосложения, в длинной, до земли, черной рясе, поверх которой болтался большой нательный крест.
— Здравствуй, мастер, — Вель слегка поклонился мужикам. — И ты здравствуй, святой отец…
Пока наемник с кузнецом любезностями обменивались, священник подошел ко мне, спросил заботливо: