Жезуш вернулся домой поздно. Он засиделся за кофе и ушел только тогда, когда метрдотель вежливо намекнул, что ресторан скоро закрывается. Приближаясь к входу, Жезуш едва передвигал ноги, тяжело опираясь на трость. Он не знал, что внушает ему больший ужас: искренняя вера в то, что картина как-то на него повлияла, или то, что какая-то его частица жаждала снова увидеть ее, потеряться в ее линиях. Жезуш презрительно скривил губы, отмахиваясь от таких мыслей. Чтобы он, Жезуш Кандиду, испугался какой-то там мазни! Сама мысль была смешной, абсурдной! Однако правда оставалась правдой. Он боялся того, что с ним делала картина, боялся своих сновидений, боялся скрывающейся на ней женщины. Жезуш собрал все свои силы, чтобы распрямить плечи и уверенной походкой войти в стеклянные двери Баньян-Корта.

У него мелькнула было мысль обратиться к консьержу, попросить его подняться вместе с ним к нему домой, чтобы снять картину и убрать ее туда, откуда ее можно будет отправить на хранение. Но за стойкой сидел лентяй, которого Жезуш терпеть не мог, и в настоящий момент он был поглощен спором с сердитым парнем в ярко-синей бейсболке. Постаравшись изо всех сил не обращать на них внимания, Жезуш по самой кромке обогнул спорящих, старающихся перекричать друг друга, и нырнул в лифт.

Только когда кабина пришла в движение, Жезуш обнаружил, что он в ней не один. Он был уверен, что никогда прежде не видел стоящего рядом с ним человека, хотя выглядел тот вполне реально. Это был мужчина, моложе Жезуша лет на десять, в костюме, который когда-то давно был сшит на заказ. Волосы у него были немытые, костюм протерся до дыр на локтях и коленях, а изящная ткань в мелкий рубчик покрылась темными пятнами. Под ногтями у незнакомца чернела грязь, словно он ползал на четвереньках по земле, а исходящий от него затхлый, терпкий запах вызвал бурный протест со стороны деликатного желудка Жезуша. Это жилец из другого крыла? Ему здесь не место, как только консьерж пропустил его? Но нет, костюм, несмотря на свое ужасное состояние, говорил о деньгах. Поймав на себе пристальный взгляд Жезуша, мужчина устало улыбнулся.

– Ну, как вам здесь? – спросил он.

Жезуш недоуменно склонил голову набок.

– Как вам жить здесь? – продолжал незнакомец. – Ваши ожидания сбылись?

– Да, – ответил Жезуш, стремясь поскорее закончить разговор. – Сбылись.

Неизвестный придвинулся к нему, и Жезушу потребовалась вся его выдержка, чтобы не поморщиться от его запаха. Мужчина перешел на заговорщический тон:

– Вы не видели ничего… странного? С тех пор, как поселились здесь?

– Нет, – ответил Жезуш.

Двери кабины открылись на пятом этаже, и мужчина в заляпанном костюме вышел, смотря себе под ноги. Жезуш выдохнул. Ну как такой человек может жить в этом здании? Определенно, у него произошла какая-то трагедия, и Жезуш мог бы проникнуться к нему сочувствием, но появляться на людях в таком виде… Его взгляд скользнул к зеркалу во всю стену кабины. Стоящий перед ним мужчина определенно был измучен, он опирался на трость, не предназначенную выдерживать такой вес. Узел галстука сбился набок, на манишке белой сорочки было отчетливо видно пятно от кофе, руки заметно тряслись. Кто он такой, этот человек в зеркале? Все последние дни Жезуш избегал своих знакомых, но если бы они увидели его сейчас, то посмеялись бы над ним, в этом он был уверен. Жезуш Кандиду превратился в сломленного, затравленного человека, боящегося своих собственных вещей и дурных снов.

Нет. Он этого не допустит. Его жизнь – самое значительное произведение искусства из того, что у него есть. Жезуш решительно настроился не быть заложником собственной паранойи и всего того, что пыталось завладеть его домом. Но когда он отпирал входную дверь, рука у него все-таки слегка дрожала. Дверь открылась без происшествий, и Жезуш уверенной походкой, насколько это было в его силах, прошел в спальню. Дверь в кабинет оставалась закрытой, и когда Жезуш наконец упал в постель, впервые за несколько дней ему ничего не приснилось.

В понедельник он проснулся поздно, в чем не было ничего необычного, хотя события предыдущего вечера определенно оставили свой след. Жезуш в полной мере прочувствовал это, когда с чугунной головой попробовал встать. Он дважды безуспешно пытался сварить себе кофе, прежде чем наконец вспомнил положить в кофеварку цветной пакетик. Выйдя на балкон и тяжело прислонившись к перилам, Жезуш пригубил горький напиток, глядя на раскинувшийся далеко внизу город, занятый своими повседневными заботами. Наконец, почувствовав себя хоть на каплю человеком, Жезуш поставил пустую чашку на стеклянный столик и медленно прошел в гостиную, чтобы поработать, изо всех сил стараясь не обращать внимания на силу притяжения, увлекающую его к двери кабинета.

Он много думал об этом, и первым делом в повестке дня стояло вызвать грузчиков, чьими услугами он обыкновенно пользовался. Разговор получился кратким и деловым, и, положив трубку, Жезуш почувствовал себя спокойным и расслабленным впервые с тех пор, как картина появилась у него дома. Завтра приедут грузчики и заберут ее, отвезут на хранение в компанию, с которой он работал уже много лет. Склад находится в нескольких милях от Баньян-Корта, и лично Жезуш там никогда не бывал, предпочитая использовать грузчиков для того, чтобы переправлять свои вещи в хранилище с определенным микроклиматом и возвращать обратно. Возможно, он как-нибудь навестит свою картину там, но это было дело отдаленного будущего. Пока что же он был удовлетворен тем, что картина будет далеко, очень далеко. Он ее перехитрил. Одержал верх. И его дом снова будет принадлежать ему.

Все утро Жезуш звонил по телефону, отправлял сообщения по электронной почте, договаривался о том, чтобы посмотреть картины, которые ему было поручено купить. Настроение его заметно улучшилось, и он задумался о том, где пообедать. Жезуш улыбнулся при мысли о том, что опять выйдет в свет: безукоризненно одетый, готовый снова стать Жезушем Кандиду. Размышляя над тем, какой костюм выбрать для этого торжественного выхода, он направился в ванную, чтобы освежиться. И поймал себя на том, что как-то само собой свернул к двери в кабинет.

Ему показалось, у него остановилось сердце, когда он помимо воли повернул ручку и шагнул внутрь. Жезуш повернулся к картине, отчаянно желая позвать на помощь кого-нибудь, все равно кого, прежде чем калейдоскоп красок и узоров ударит ему в глаза и сознание погрузится в расслабленное созерцание лица, скрытого внутри.

Было уже четыре часа утра среды, когда дверь в кабинет наконец отворилась и через порог переползла трясущаяся фигура с налитыми кровью глазами. У Жезуша больше не было сил держаться на ногах, поэтому он протащился по роскошному ковру, оставляя за собой след из примятого ворса. Картина не одержит над ним победу. Прекрасная она или нет, Жезуш Кандиду не допустит, чтобы его уничтожил кусок холста с нанесенными красками. Он не уступит свой дом этой мазне, и раз ее не может сдержать дверь, придется найти какой-нибудь другой способ. Мучительно медленно Жезуш добрался до плюшевой оттоманки и схватил лежащий на подушке телефон. Заряда аккумулятора хватило, чтобы увидеть девятнадцать пропущенных вызовов, осторожное сообщение от Дезмонда, встревоженного его отсутствием на «Стуке» накануне, и еще одно сообщение от службы доставки, заявившей, что не был получен ответ на то, когда должны явиться за картиной грузчики. Жезуш попытался позвонить и вызвать помощь, однако у него слишком сильно тряслись руки. Четыре процента заряда аккумулятора превратились в ноль процентов, и экран погас. Жезуш скривил рот в гримасе. С этой проблемой ему придется разбираться самому.

Собрав остатки сил, Жезуш поднялся на ноги и побрел на кухню, по пути захватив с вешалки трость, чтобы обрести дополнительную опору. И все-таки ослабшие ноги подогнулись, и он с размаху упал на вазу работы Грейсона Перри [10], которая упала со стола на пол и вдребезги разбилась. Не обращая на это внимания, Жезуш встал, опираясь на стол, и потянулся к подставке для ножей. Он выбрал дорогой и почти не используемый нож, острый как бритва. Улыбаясь, Жезуш сполз на пол. Тяжелое лезвие оттягивало руку. Отрезав рукав рубашки, он замотал себе глаза. Убедившись в том, что даже в этот ранний час какой-то свет все-таки пробивается сквозь ткань, Жезуш отрезал и второй рукав и повязал его поверх первого. Вот теперь он уже больше ничего не видел.