Я тоже обманывала себя.
Закрыв глаза, я отвернулась, опустила лицо и заставила себя посмотреть правде в глаза. Я так сильно хотела всех этих вещей, что не замечала правды. Шелли и Кевина никогда не было дома. Они были вежливы, но и только. Им было все равно. Я была им не нужна. Они не были той семьей, которую, как мне казалось, я заслужила. Поняв, что все было ложью, я вскинула голову.
Мэнди сделала шаг назад. С ее лица схлынула краска.
— Я люблю тебя, — сказала я, заставив себя смягчить тон. — Поэтому я отвезу тебя в рехаб. На меня не подействует ни одно из твоих оправданий. Я слишком много раз проходила по этой дорожке с Брайаном и ступать на нее снова не собираюсь. Поскольку ты не особенно сопротивляешься, я знаю, что ты употребляешь недавно. Тебе еще можно помочь. Ты нуждаешься в помощи. Мэнди, тебе это необходимо. — Она была моей семьей. — В этой запутанной ситуации ты стала моей сестрой, поэтому я здесь и борюсь за тебя. Возьми сумку, Мэнди.
Пожалуйста, взмолилась я мысленно. Она должна была приехать в рехаб по своей доброй воле. Я не могла заставить ее, поэтому умоляла.
— Я отвезу тебя и помогу.
— Тэрин?
Ее голос дрогнул, а по щеке покатилась слеза. Я увидела на ее лице стыд. Он промелькнул, а затем она опустила голову.
Тогда я поняла, что Мэнди не будет сражаться. Я стояла там, потрясенная до глубины души. Брайан всегда сражался со мной. Он все отрицал. Орал. Швырялся вещами. Затем начинал плакать и умолять не бросать его. Мэнди ничего из этого не сделала. Она сразу заплакала и осела на стул.
Глава 20
Я все еще находилась в шоке от того, как легко оказалось убедить Мэнди лечь в клинику. По дороге туда она практически ничего не говорила, только сидела, пригнувшись, и проплакала большую часть пути. Когда мы заполнили документы и сели в холле, она продолжала молчать. Терапевт пришел забрать ее на осмотр, и она последовала за ним в кабинет, даже не взглянув на меня. Затем ее госпитализировали. Когда сестру уводили по темному коридору, я заметила, что они обыскивают ее сумку. Тогда Мэнди подняла голову, и я увидела, что на меня смотрит испуганная маленькая девочка.
Терапевт окликнул ее, но страх из ее глаз не ушел. Я прищурилась. Может, себя она боялась больше, чем пребывания в клинике? Затем он коснулся ее руки, и она отвернулась. Маленькое окошко, через которое она позволила мне заглянуть себе в душу, закрылось. Терапевт взял ее вещи, и она последовала за ним, окончательно скрывшись за поворотом.
Когда я ушла со справкой для администрации школы, во мне засел ком эмоций. Я знала, что в ближайшее время он точно не рассосется. Я понятия не имела, как добралась до дома. Я вела на автопилоте и пробыла в таком состоянии весь оставшийся день. Трэй прислал сообщение, чтобы убедиться, все ли в порядке. Я ответила, что мы с Остином вечером приедем к нему. Дождавшись, когда мой младший брат вернется с турнира, я заехала за ним на машине. Увидев мое лицо через окно, Остин остановился. На нем были мешковатые спортивные штаны с низкой посадкой и свободная футболка, в ушах торчали наушники. Кто-то, прощаясь, окликнул его, и он ответил рассеянным взмахом руки. Сев в машину, он долго молчал. Затем снял наушники и спросил:
— Где Мэнди?
Я окинула Остина изучающим взглядом. Ему было четырнадцать. Я знала, что в школе он популярен. Он занимался спортом. Его друзья были красивыми и богатыми. Он был пресыщен всем этим. В нем не было той невинности, как у большинства мальчиков в его возрасте. Взвесив все эти факторы, я поняла, что Остин не глуп.
— Я отвезла Мэнди в рехаб.
Он прищурился.
— Что это значит?
Я не стала умалчивать.
— У твоей сестры проблемы с наркотиками.
— Как ты узнала?
Я скрыла ухмылку. Он не спорил со мной. Я уловила его невысказанный вопрос.
— Догадалась. Мой бывший был наркоманом.
Он кивнул.
— И теперь ей помогут?
— Пока она будет в клинике — да.
— В смысле?
— Мэнди пришла туда по доброй воле и в любой момент может уйти.
— Серьезно? — Остин фыркнул и откинулся на спинку сиденья. — Мэнди свалит сегодня же вечером.
— Может быть. — Я надеялась, что нет. — Если она это сделает, мне позвонят. Ты все еще можешь поговорить с ней.
Он закатил глаза.
— Нет смысла. Эта хрень длится уже целую вечность.
— Что ты имеешь в виду?
— Прошлым летом родители уже клали Мэнди в рехаб. Это ничего не изменило. Она вышла и по пути домой закидывалась таблетками.
Я нахмурилась. Его слова потрясли меня. Они знали?
— Пузырьки, которые я видела, были выписаны твоим отцом. Зачем он продолжал это делать?
— Отец их не выписывал. Он давным-давно ограничил Мэнди. Могу поспорить, она просто использует их, чтобы хранить в них таблетки.
Мэнди доставала таблетки где-то еще… Эта информация поразила меня. Ее снабжал наркотиками кто-то другой, и мое удочерение не было добровольным. Два этих факта точно были связаны. В моей жизни, как я уже успела понять, не было совпадений. По дороге домой я поняла, что мне придется обратиться к Джейсу. Он не хотел, чтобы я приходила, но мне было все равно. Я собиралась получить кое-какие ответы. Когда мы направились в дом, я велела Остину собрать сумку.
— Зачем?
— Неправильно оставаться здесь после того, как я увезла Мэнди в клинику без разрешения твоих родителей.
Он нахмурился.
— О. Подожди, но если они не знают, то кто за все это заплатит?
Я понятия не имела, но не собиралась признаваться в этом четырнадцатилетнему подростку. Я пожала плечами.
— Что-нибудь придумаю. Иди собирать сумку.
— А как же соседка? — Остин указал на соседний дом. — Кажется, мама попросила ее пару раз ночевать здесь — ну, чтобы «присматривать» за нами. — Он засмеялся. — Можно просто оставить записку. Ей в любом случае наплевать.
— Ох. — Он был прав. — Соседка — это наименьшая из наших проблем. Иди собери сумку.
Остин начал подниматься по лестнице, но снова остановился.
— Куда мы поедем?
— Мы поживем у Трэя.
— У Трэя Эванса? — Он ослепил меня широкой улыбкой. Потом добавил: — Круто. Мы будем жить там, пока родители не вернутся домой?
— Или пока Мэнди не уйдет из рехаба.
Улыбка сразу исчезла с его лица.
— Ну да. — Остин бросился к себе в комнату, и до моего слуха донеслось, как он собирает вещи.
Ожидая, когда он закончит, я вытащила телефон и набрала номер Трэя. Когда он ответил, я спросила:
— Нам с Остином все еще можно пожить у тебя?
— Ты уже спрашивала и да, можно. — Трэй замолчал. Я ощутила его нерешительность, а потом он спросил: — Ты в порядке?
— Нет, но буду. — Я была зла. Больше, чем зла, но мой голос остался сдержанным и натянутым. Я крепко стиснула трубку. — Вечером мне будет нужно отлучиться по делу.
Трэй ответил не сразу.
— Мне спросить, что это за дело?
— Нет.
— Тэрин, мне это не нравится.
Мне было все равно.
— Трэй, кто-то влез в мою жизнь. У меня есть вопросы, на которые мне нужно найти ответы, и я их получу. — Любой ценой.
— Просто береги себя.
Дверь в комнату Остина хлопнула, и услышав, что он начал спускаться по лестнице, я произнесла в трубку:
— Я давала тебе шанс передумать. Теперь поздно. Мы едем к тебе.
— Звучит здорово.
— Хорошо.
Я собралась отключиться, но Трэй вдруг сказал:
— Тэрин?
Я вновь поднесла телефон к уху.
— Да?
— Будь осторожна.
Мое сердце пропустило удар. Два этих слова были произнесены со всем пылом и нежностью, но непривычное чувство в груди расцвело из-за их искренности. Это был один из тех моментов, когда слова Трэя проникали в самое сердце. В последнее время это случалось все чаще и чаще — от одного его взгляда, прикосновения или слова.
Что было еще одной масштабной проблемой, с которой я не хотела сейчас разбираться. Вместо того чтобы чувствовать себя уязвимой и незащищенной, я собиралась вступить в сражение, которое было мне по плечу. С Джейсом Лэнсером.