И Вайс не был исключением. На некоторое время целитель замялся. Я чётко видел, что он собирался отказать, но после последних слов девчонки передумал.
— Вообще то нам не разрешено разглашать персональную информацию о пациентах и сотрудниках. Но… Раз уж прошло столько лет… Так и быть! Но, в случае чего, вы узнали это не от меня. — Он с тревогой покосился по сторонам и на пол тона тише продолжил. — В той бойне из пациентов этого крыла не выжил никто. А среди целителей… Многих также убили или они были покусаны этим безумным волком. Кто знает, где они сейчас? Но об одном я точно знаю. Его зовут Винниан Кроули. Он работал у нас санитаром. Думаю, смогу найти его нынешний адрес, если он конечно не переехал.
Вайс зашелестел страницами ещё одного гроссбуха. Пока он искал нужные данные, я заметил, что моя подопечная дрожит. Нет, она не плакала навзрыд, но ее тело сотрясала крупная дрожь. Обеспокоенный ее состоянием я положил руку ей на плечо. Элиз вздрогнула и посмотрела на меня большими и влажными глазами. Еще несколько слезинок сорвались с длинных ресниц. Она смотрела на меня с надеждой, что в моих силах будет опровергнуть все то, что наговорил сейчас целитель. Я буквально слышал ее мольбу у себя в голове. Но что я мог сделать? Я всего лишь маг, а не бог.
Рука сама собой напряглась, заставляя девчонку уткнуться лицом мне в грудь. Лучше уж так, чем видеть этот невыносимый взгляд. Взяв протянутый Вайсом кусок пергамент, я благодарно кивнул.
— Вы уж не выдавайте меня. — Еще раз попросил Вайс с намеком мне подмигивая и тут же прибавил, заметив мои нахмуренные брови. — Кстати у нас на складе до сих пор хранятся личные вещи госпожи Долохов. Если вы подождете ещё немного я все принесу.
Я только медленно кивнул, буравя нерасторопного целителя пронзительным взглядом. Подобные взгляды всегда действуют на окружающих стимулирующе. Вайс быстро заменил куда-то в сторону подвала.
Элиз продолжала дрожать, но ни один всхлип не сорвался с ее губ. Для меня это было нехорошим знаком. То, что она продолжает удерживать все в себе, ни к чему хорошему не приведет. Рано или поздно это может привести к срыву в самый неподходящий момент. Нужно было что-то предпринять.
Забрав казённую коробку из рук суетящегося целителя, я сразу переместился в одно из немногих приличных заведений на Диагон алее. Сейчас здесь почти не было людей — когда по пути не встречались суетливые школьники, жизнь в этом месте текла размеренно и спокойно.
— Пятьдесят грамм ликера, плов и запечённые овощи. Ещё принеси горячий шоколад. — Бросил я подбежавшему домовику-официанту. Тот торжественно кивнул и умчался выполнять заказ. Элиз всё ещё молчала и продолжала дрожать. Хорошо, что в этом кафе вместо отдельных стульев посетителям предлагались широкие лавки достаточной ширины чтобы уместить двоих, а то сведённые судорогой пальцы Элиз на моей мантии невозможно было разжать.
Принесенную в первую очередь сладкую гадость я почти силком влил девушке в горло. Зная отношение слабого пола к крепкому алкоголю, понадеялся, что на ликер она прореагирует лучше. Но ученица все равно закашлялась. Она все еще продолжала дрожать, но уже не так сильно. Я кивнул домовику, в этот раз приказывая принести столько же коньяка. После второй порции крепкого алкоголя Элиз расплакалась. Как и должно было быть. Свободной рукой я постарался нашарить в кармане успокоительное зелье, которое я предусмотрительно захватил с собой на всякий случай. После того как подопечная выплачется ей нужно будет выпить не меньше двадцати капель.
Оказывается, из меня вышел просто замечательный учитель, с насмешкой подумалось мне. Сижу вот на лавочке, обнимаю малолетнюю особу. Спаиваю ее и намеренно довожу до слез. Видел бы меня сейчас кто из коллег. Надолго бы я после этого задержался в стенах Хогвартся даже с протекцией Дамблдора?
Я стоически терпел и старался не морщиться. После пятнадцати минут этой пытки, мне стало понятно, что больше Поттера, его отпрыска и компашки друзей, мне ненавистны женские слезы. Они подобны стихийному бедствию… Да нет, даже хуже. Во время буйства стихии ты знаешь, что предпринять и как спастись. Здесь же не спасет ничто.
Мне вспомнилось детство. Было несколько раз, что Лили при мне пускала слезу, но повод был пустяковый — что такое разбитая коленка или распоротая об острый сук одежда? Это все легко можно было исправить. Но как унять горе от потери родного человека? Ответа я не знал до сих пор.
— Вы были там в ту ночь? — Тихий вопрос был едва различи. У меня теплилась крохотная надежда, что она не спросит об этом, но видно не судьба.
— Основное мое задание состояло в том, чтобы следить за действиями Дамблдора в школе. В связи с этим я не покидал ее пределы кроме редких вылазок на общие собрания. — Тихо начал я, осторожно подбирая слова. — На них все наши дальнейшие действия согласовывались непосредственно с Ним. Последнее собрание, которое я посетил, состоялось за пять дней до исчезновения Лорда. И после, я школу не покидал. Кто именно из Пожирателей задумал вторжение в Мунго и принимал в этом участие, мне неизвестно. Такого плана не рассматривалось. И до нашего похода, я даже не знал, что такое было. Слишком много событий тогда происходило, чтобы уследить за всеми. Того же Фенрира судили сразу за несколько преступлений. Я лично в этом судилище участия не принимал, поэтому не в курсе подробностей. А в газетах всего не напишут.
Тут я покривил душой. Мне было доподлино известно о всех преступлениях моего собрата по ордену. Но я никак не связывал нападение на Мунго с семьей Долохов. Элиз отстранилась ненадолго и внимательно посмотрела на меня глазами все еще мокрыми от слез, срывающимся голосом сказала:
— Я обязательно узнаю, что произошло в ту ночь. И кто был замешан. Я отомщу каждому из них. Где бы они ни были. Обещаю вам. И если я узнаю, что вы мне сейчас солгали, вы тоже не уйдете от расплаты профессор. Как бы мне ни было горько и плохо от этого. Вы понимаете?
— Да, справедливое решение. Но тебе не придется идти на такой шаг. Я не лгу. Я не участвовал в этой атаке. — Сейчас главное было не разрывать зрительного контакта. Элиз напоминала дикого зверя. Только отведи в сторону взгляд и вцепится в глотку. Я хорошо знал это состояние и не обиделся на угрозы. Вот только за последствия своих действий, совершенных в состоянии аффекта, потом приходится жестоко расплачиваться. А еще очень сильно жалеть о том, что содеяно бесповоротно.
Мы просидели в обнимку долго. Достаточно для того, чтобы в нашу сторону начали неодобрительно коситься редкие посетители. Хотя при тусклом освещении пьяно мигающих светильников рассмотреть что-либо в деталях быто трудновыполнимой задачей. Но я ценил это место именно по причине того, что здесь никогда не задавали лишних вопросов.
После того краткого обмена репликами мне удалось напоить девушку шоколадом с подмешанным зельем. Это позволило Элиз расслабиться и привалиться к моему плечу. Но вскоре я остро пожалел, что в моем распоряжении нет мантии-невидимки. А ещё где-то через столько же времени я начал сожалеть о том, что вообще ввязался в это дело. Нет, наши невольные соседи ничего не говорили и не спрашивали, но многозначительные взгляды и сальные улыбочки говорили сами за себя. Прежде чем мое нервное состояние дошло до отметки предельного закипания, тихие всхлипы практически полностью сошли на нет. Из моей груди непроизвольно вырвался облегченный вздох.
— Держи, вытрись. — Я протянул ей чистый носовой платок. Элиз промокнула опухшие от слез веки, но это не сильно исправило ситуацию. Все потуги посещенного накануне парикмахера испарились, и ученица сейчас больше всего напоминала заспанного и печального совёнка со встрепанным хохолком. Я непроизвольно протянул руку, чтобы пригладить ее волосы, но практически сразу ее убрал. Если утешительные объятия ещё допустимы, то поглаживания по голове с моей стороны, как учителя могут быть расценены неправильно.
— А теперь ешь.
— Мне не хочется. — После продолжительного плача ее голос был тише шуршания листвы на дереве.