– У вас послание от моего дяди?

Он кивнул, бросая при этом взгляды в сторону Томаса. Он все больше смущался.

– Да, мисс Уодсворт. Боюсь, это… это нечто ужасное.

Слуга дяди теребил свою шляпу так, что я была уверена: сейчас он разорвет ее пополам.

– Говорите свободно, мистер Альбертс, – сказала я. – Какие у вас новости о моем дяде?

Он с трудом сглотнул – его кадык подпрыгнул на горле.

– Его арестовали, мисс. Скотленд-Ярд увез его в тюремной карете и все такое. Нам сказали, что это он виновен в тех убийствах в Уайтчепеле. Сказали, что он сошел с ума, – он помолчал, собираясь с духом, чтобы выложить остальные новости. – Появилась свидетельница, которая его опознала. Она говорит, что видела, как он подкрадывался, готовясь к убийству. Суперинтендант сказал, они забирают всех подозрительных из-за того, что… из-за того, как ужасно их… этих леди… порезали.

Заметки, которые начал набрасывать Томас, выскользнули из его пальцев, страницы упали на пол, трепеща, словно пепел сгоревших бумаг.

– Что это еще за ерунда?

Альбертс покачал головой, опустив глаза в пол; дрожь пробежала по всему его телу.

– Они сейчас перерывают всё в его лаборатории. Ищут больше доказательств, чтобы держать его взаперти. Говорят, что его признают виновным и казнят, это лишь вопрос времени. Они говорят, что он… что это он – Кожаный фартук.

– Кейн, принесите, пожалуйста, мое пальто. – Я взглянула на Томаса, которого мой взгляд застал врасплох: его рот был широко раскрыт, а глаза моргали от изумления. Нам необходимо попасть в дядину лабораторию сейчас, пока они не погубили его жизнь и все его научные исследования. – Альбертс, спасибо, что вы сообщили нам об этом…

– К черту вежливость, Уодсворт! – заорал Томас, быстро выбегая из комнаты в прихожую. – Поспешим, пока в лаборатории еще есть что спасать. Вы, – он ткнул пальцем во второго слугу в прихожей, – приготовьте нам экипаж, и поживее, будто спасение вашей души зависит от его скорости.

Он забрал мое пальто у Кейна и хотел накинуть его мне на плечи, но я выхватила его у него из рук. Так как второй лакей не пошевелился, я кивнула ему.

– Прошу вас, сделайте то, чего так грубо потребовал мистер Кресуэлл.

Томас фыркнул, когда лакей бросился выполнять мое распоряжение.

– О да. Это я злодей. Вашего дядю увозят, его научные открытия, вероятнее всего, уничтожают варвары, а я грубиян. Совершенно обоснованное утверждение.

– Вы невыносимый грубиян. От того, что вы бросаетесь на людей и грубите им, дело быстрее не пойдет, знаете ли. – Я натянула пальто и ловкими движениями застегнула пуговицы. – Мы бы так же ждали бы сейчас экипаж, если бы вы вежливо попросили его подогнать.

– Еще что-нибудь мудрое скажете, что мне следует принять во внимание, голубка моя? – уныло спросил он.

– Да, если на то пошло. Вы не погибнете, если будете добрее к людям. Возможно, приобретете одного-двух друзей. Кто знает? – сказала я, воздев руки к небу. – Может быть, вы наконец-то найдете такого человека, который сможет вас выносить. И в любом случае, почему вас больше волнует лаборатория, а не жизнь моего дяди? Это ненормально. Ваши приоритеты в безнадежном беспорядке.

– Может быть, мне не нужны друзья, – сказал он и двинулся к входной двери. – Может быть, я доволен тем, что говорю так, как говорю, и меня волнует только ваше обо мне мнение. Меня прежде всего волнует не лаборатория вашего дяди, а основания полиции для его ареста, – Томас потер лоб. – До сих пор они арестовали еще четверых других мужчин, которых я помню, – за то, что те слишком много пили и размахивали ножами. Меня волнует, отвезли ли они его в тюрьму или в дом для умалишенных.

– Неприятно и то, и другое.

– Это правда, – согласился Томас, – но в тюрьме меньше вероятности, что накачают «успокоительным».

Через несколько секунд наш экипаж подъехал к парадной двери моего дома. Запряженный в повозку единственный черный конь казался опасным. Животное всхрапывало, выпуская облачка пара в уже поднявшийся вечерний туман. Я прыгнула в экипаж, не дожидаясь помощи от Томаса или от лакея.

Нам надо было спешить. Невозможно предсказать, какой ущерб полицейские наносят драгоценной работе дяди. И если то, что сказал Томас насчет сумасшедшего дома, правда… у меня не хватило мужества додумать эту мысль до конца.

Томас запрыгнул в маленькую кабинку, его внимание было приковано к дороге впереди нас, он плотно сжал челюсти. Я не могла определить, беспокоится ли он о дяде или расстроен тем, что я его оскорбила. Возможно, и то и другое понемногу.

Кучер щелкнул кнутом, и мы поехали, понеслись по улицам так быстро, как могли. Мы объезжали запряженные лошадьми экипажи больших размеров и разъезжались с ними; мы двигались по путанице лондонских улиц проворно, как пантера. Нам показалось, что всего через несколько минут мы уже подъехали к дому дяди в Хайгейте.

Я выпрыгнула из кэба; из-за юбок мои и без того тяжелые шаги были еще более тяжелыми. Полицейские выносили из дома дяди коробки с бумагами. Я подбежала к молодому человеку, который, по-видимому, был здесь главным.

– Что все это значит? – спросила я, надеясь, что им станет стыдно, и они остановятся. Хотя бы ненадолго. – Вы совсем не уважаете человека, который большую часть жизни помогал искать преступников? Чего вы хотите от моего дяди?

У констебля хватило совести покраснеть, но он еще больше выпятил свою внушительную грудь, когда Томас неторопливо поднялся по лестнице развязной походкой. Констебль снова посмотрел на меня, в его светлых глазах появился намек на раскаяние. Но соленые слезы не полились из их океанской голубизны.

– Мне очень жаль, мисс Уодсворт, – сказал он. – Если бы это решение принимал я один, я бы послал всех подальше. Поверьте мне, я ничего не имею против вашего дяди.

Он застенчиво улыбнулся, что выглядело немного странно: человек с такой внешностью вполне мог обладать уверенностью олимпийца.

– Собственно говоря, я всегда восхищался той работой, которую он проделал. Поступил приказ сверху, и я не могу его игнорировать, даже если бы захотел.

Трудно было представить себе, что человек, который умел говорить так хорошо, выбрал жизнь простого полицейского. Я прищурилась, заметив дополнительные знаки отличия на его мундире; значит, он был офицером высокого ранга. Он был не простым полицейским, он был из благородного семейства, если занимал такую высокую должность в свои юные годы.

Я опять перевела взгляд на его лицо. Тонкие кости, высокие скулы и квадратный подбородок делали его очень красивым. Он был почти наверняка из знатного рода. Лицом он был похож на принца Альберта Виктора в юности, только без усов.

– Как, вы сказали, вас зовут? – спросила я.

Томас закатил глаза.

– Он не назвал себя, Уодсворт, и вам это известно. Продолжайте ваш флирт, чтобы мы могли приступить к истинной цели нашего приезда сюда.

Я гневно посмотрела на Томаса, но молодой человек не обратил на него внимания.

– Прошу прощения за мою невежливость, мисс. Я – суперинтендант Уильям Блэкберн. В моем подчинении четыреста восемьдесят констеблей здесь, в Хайгейте.

Его имя показалось мне смутно знакомым, но я не могла вспомнить, где его слышала. Возможно, я прочла его в какой-то газете в связи с нашими убийствами.

Томас перебил мои спутанные мысли.

– По-видимому, вы приказали им всем до единого потоптаться в этом доме, – пробормотал он, оттолкнул в сторону офицера, а потом вошел в дом, чтобы лично оценить положение дел.

Мне хотелось удавить его за такую грубость. Суперинтендант Блэкберн, возможно, мог бы дать нам ответы, которые иначе мы не получим. Несмотря на весь свой превосходный ум, Томас был способен проявлять полную тупость, когда надо было общаться с людьми. Если бы мне пришлось подружиться с дьяволом, чтобы помочь дяде, я бы это сделала.

Я попыталась извиниться за него.

– Он несколько разгорячен, пожалуйста, простите его невежливость. Он может быть очень… – мой голос замер.