– соотнесение журналистской культуры с уровнем демократического развития (незападные демократии либо недемократические страны, а также регионы, объединяющие несколько похожих стран или медиасистем);
– этнография конкретных редакций, изучение журналистской культуры на организационном уровне;
– подробное изучение профессиональных ролей/идеологий (в различной классификации) и их динамики;
– процесс профессионализации/депрофессионализации в конкретной журналистской культуре.
В отечественных исследованиях спектр вопросов в рассмотрении профессии журналиста в целом совпадает с зарубежным. Однако при попытке сближения подходов исследователи неизбежно сталкиваются с проблемой национального контекста, который подробнее будет рассмотрен во второй главе. Так, «слепой» перенос зарубежной методологии, связанной, прежде всего, с измерением отношения журналистов к нормативной шкале профессиональных ролей, на практике приводит к диссонансу у опрашиваемых российских журналистов. Если понятие роли «сторожевого пса» (то есть журналиста, который пристально следит за действиями власти в демократическом обществе, watchdog) органично вписывается в профессиональное мировоззрение журналистов большинства зарубежных стран, то в России эта роль воспринимается либо как новоприобретенная ценность, либо как чуждый идеал. Возможно, профессиональные роли, тем более – исключительно в общественно-политической журналистике, не являются универсальным основанием ни для сравнительного анализа, ни для исследования внутри одной страны.
Рассмотрим основные и актуальные достижения российских исследователей, которые так или иначе касаются изучения профессии журналиста или профессиональной культуры.
Декан факультета журналистики МГУ Е. Вартанова последовательно изучает российскую медиасистему и ее рыночные трансформации начиная с 1990-х годов. В качестве компонента анализа медиасистем она также прибегает к рассмотрению профессионализации журналистов России. Цитируя С. Риза, Вартанова делает важное замечание о том, что внутренние региональные различия в странах могут косвенно вмешиваться в межнациональные сравнения[23]. В этом смысле, считает она, может быть интересно сосредоточиться на различиях в иерархической позиции и карьерных путях журналистов, специфических элементах канала информации, возрасте, образовании и т. д.
В 2018 году Е. Вартанова и М. Лукина описали российский кейс по теме подотчетности медиа (accountability) для коллективной монографии с общим сравнительным контекстом. В предисловии к результатам авторы подчеркивают, что российский кейс не относится напрямую к трем моделям медиасистем Халлина и Манчини из-за сильной связи триады «журналисты – общество – государство»[24]. Явным изменением в журналистской культуре авторы назвали переход от пропагандистской модели к «более профессиональным ценностям», имея в виду западноориентированные ценности объективности и отстраненности. Дополнительным инструментом подотчетности также называется журналистское образование.
В 2020 году С. Бодрунова и А. Литвиненко, исследуя журналистскую автономию в России, назвали ее относительно слабой, а профессиональные объединения вроде Союза журналистов едва функционирующими. Поляризацию профессионального сообщества они определили через категорию «нерукопожатное™»[25]. Исследователи подчеркивают, что фрагментация российского медиарынка, на котором сосуществуют постсоветские и англосаксонские профессиональные стандарты, выражается в практиках подотчетности. В структуре институтов, которым подотчетны журналисты, Литвиненко и Бодрунова выделяют: союзы журналистов, совет по жалобам на прессу и этический кодекс, корпоративные кодексы (чаще «неписаные», выраженные в практиках самоцензуры), социальные сети как средство подотчетности перед коллегами, профессиональные премии и конкурсы, медиакритика и преследование фейков, медиаобразование и медиаграмотность, краудфандинг и медиаактивизим. По мнению автора, отождествление корпоративных кодексов, а точнее редакционных регламентов и политик, с практиками самоцензуры неверно, поскольку работник медиа добровольно принимает формат работы и соглашается с редакционной идеологией, а практики самоцензуры обычно связаны с внередакционными факторами.
В 2005 году И. и М. Дзялошинские опубликовали результаты социологического исследования, посвященного самооценке российских журналистов[26]. Журналисты делились своими ощущениями от влиятельности профессиональных журналистских объединений, а также предположили силу их влияния на политические и общественные институты. Вместе с тем опрос включил и элементы изучения автономности и журналистских ролей. Результаты этого исследования не получили какой-либо теоретической интерпретации, а заканчиваются рекомендациями журналистам.
Предыдущие публикации И. Дзялошинского, особенно хрестоматийный труд «Российский журналист в посттоталитарную эпоху» (1996)[27], объясняют общий подход отечественных исследователей к понятию «профессиональная культура журналиста». Он включает в себя понимание журналистского сообщества как профессиональной группы, обладающей специфической групповой психологией, которая формирует особый тип личности. Неслучайно в таких работах цитируются труды преимущественно психологов и социологов, а в названии или тексте фигурирует слово «портрет журналиста» или «профессиограмма». Очевидно, что описание журналистского сообщества как социально-демографической группы и профессиональной группы со специфической психологией является наследием советских исследований, направленных на изучение состава профессиональной группы и ее личностно-мотивационных характеристик.
Часто результаты исследований сопровождаются не только интерпретацией данных, но и оценкой. Например, в исследовании Л. Свитич и А. Ширяевой, повторяющем по методологии социологические исследования авторов в 1990-х годов, при интерпретации данных о журналистской независимости и автономности авторы ставят как бы риторический вопрос: «Хорошо это или плохо? В журналистике 90-х периоды пика "журналистской вольницы" имели свои очень серьезные издержки…»[28]. Социологические исследования также соотносят полученные результаты с идеальной моделью профессионального сообщества. Примечательно и то, что основной корпус работ, посвященных профессиональным ценностям журналистов, часто построен на анализе выборок студентов факультетов журналистики и ориентирован на идеальные установки и компетенции будущих специалистов.
Интересно психологический подход выразился в тезисе исследовательницы М. Симкачевой: «Профессионализм во многом зависит от профессионального сознания самих журналистов, от того, как они сами оценивают журналистику»[29]. В рамках такого подхода невозможно выделить формальные критерии для определения профессионализма и понимания журналистской культуры. Более того, журналистика при таком подходе представляется не профессией, а видом искусства, недоступным для отдельных типов личности.
Таким образом, за советский и новейший российский период истории была накоплена достаточная эмпирическая база при отсутствии жестких теоретических обоснований, за исключением социологической методологии, а фокус интерпретации результатов заключается в психологических и ценностных особенностях восприятия журналистами (в том числе студентами) своей деятельности, а также ее творческий компонент и социальная миссия.
В первом параграфе мы увидели основные противоречия, которые заключены в текущих исследованиях профессии журналиста:
– неуловимость самого объекта и его базовых составляющих;
