– Сейчас – нет. Через несколько дней – возможно. Мистер Грин, вы только пришли в себя и любые нагрузки, включая психологические, Вам ни к чему.

– Позвоните Мэйбл и скажите, что я хочу с ней встретиться.

– Сомневаюсь, что мисс Пайнс согласится. – Покачал головой доктор. – Ее брат сегодня выписался, а завтра ей снимают гипс. У нее и без Вас хлопот хватает.

Тим чертыхнулся. Даже сейчас Пайнс вставал у него на пути.

– У вас есть ее номер? – Спросил Тим, на что доктор только кивнул. – Отлично. Разрешите позвонить? Мой мобильник безвозвратно утерян. – Конечно это ложь. Его телефон в полном порядке, но номера Мэйбл у него никогда не было.

– Две минуты, мистер Грин, только две минуты. – Мужчина достал телефон, набрал номер Мэйбл и протянул его Грину.

Мэйбл взяла трубку почти моментально. Она не ожидала звонка доктора после выписки Диппера, по крайней мере так скоро. Взволнованный, но мягкий голос отозвался ровно таким же волнением в груди парня.

– Здравствуй, Мэйбл. – Она молчала. Была удивлена и совершенно не знала, что ответить.

– Грин!? Мало того, что ты натворил, решил продолжить? – В голове слышались нотки приближающейся истерики.

– Успокойся. – Он выдохнул. – Я всего лишь хотел попросить тебя о встрече. Постой, прежде, чем ты сбросишь, я хочу поговорить о… Билле. – Он запнулся на последнем слове.

– Какая палата? – Уже спокойно спросила она.

– Понятия не имею. Завтра спросишь в регистратуре или у доктора Томпсона, думаю ты его знаешь. До встречи.

Он сбросил трубку и передал ее доктору. Ему не нравилось, что мужчина был свидетелем разговора. И не нравилось, что ему пришлось упомянуть демона в разговоре, но иначе она бы не пришла.

Он задумался. Мэйбл Пайнс… Прекрасная, непокорная, красивая, воинственная. Грин долго не мог признать симпатию к ней.

А с чего все началось?

***

Ему тогда было всего четырнадцать. Уже тогда в Тиме Грине чувствовались лидерские замашки, которыми он умело пользовался. Мэйбл сидела у школы и мотала ногами, которые не доставали до земли с высоты лавочки, пока Диппер пошел за обедом для них двоих.

Обычно Тим умело держал маску безразличия на людях, но тогда сил уже просто не было. Он не заметил ее, во дворе мало кто гулял во время обеда, и Тим хотел этим воспользоваться, чтобы привести чувства в порядок, выплеснуть накопившиеся за долгое время слезы.

Мэйбл выдернуло из мыслей тихое шмыганье где-то недалеко. Она встала и осмотрелась. Источник звуков нашелся сразу. Она положила маленькую ладошку на плечо Грина, заставляя его поднять на нее взгляд серых глаз.

Тогда они были детьми и поддержка даже просто такого же человека, как ты сам казалась чем-то нормальным, обычным.

– Тим, что-то случилось? – И пусть уже тогда ходили слухи о Тиме, как о плохом парне – она решила поддержать его. Считала. что просто обязана сделать это.

– Пайнс? Ты что тут забыла? – Он пустил в голос все презрение, которое мог себе позволить в таком положении.

– Мы с Дип-Дипом тут часто обедаем. А ты почему плачешь? – Она мягко улыбнулась, но Грин расшифровал эту улыбку по-другому.

– Смешно, да Пайнс? Ну-ну.

– С чего ты взял, что я смеюсь?

– А как это называется?

– Я хочу поддержать тебя, Грин.

– У тебя плохо получается. – Он окинул ее взглядом, подмечая странный свитер, что нелепо висел на девочке. – Где ты нашла эти лохмотья?

Мэйбл обиженно поджала губы. Она всегда старалась, когда вязала свитера и надеялась, что все будут его хвалить, но в первый же день, как она его надела Грину пришло в голову его оскорбить.

– Ты противный, Грин. Не злой, а противный. – Она почти начала шмыгать носом, готовясь заплакать, но потерла глаза и снова лучезарно улыбнулась. – А знаешь, что? Мне все равно, что ты думаешь. Сейчас придет Дип-дип, поэтому тебе лучше уйти. И не попадайся ни кому на глаза – по тебе видно, что ты плакал. – Пока она это говорила улыбка не исчезала с ее лица.

Она поднялась и вернулась на лавочку.

Тим ошарашенно смотрел на Мэйбл. Она не унизила его за слезы, не ответила на выпад, а просто дала уйти. Она пыталась его поддержать. Это было странно и неожиданно, учитывая, что родители всегда говорили: ни один человек не упустит шанса высмеять чужие слабости, и именно поэтому не стоит показывать их людям.

Грин видел помеху, что стояла между ними с самого начала. Диппер Пайнс.

Тим ясно видел, что она никогда не пойдет против своего брата – он для нее самый близкий и дорогой человек. И именно из-за этого он не может стать для нее первым.

И как только он это осознал решил устранить проблему в лице брата Мэйбл и даже знал, как это сделать. Он хотел унизить Диппера в глазах сестры, чем и начал заниматься на следующий же день.

***

Он успешно справлялся с этим на протяжении почти трех лет, а потом случилось это.

Он правда не хотел причинять Мэйбл вреда, но так вышло само собой. И Тим Грин об этом искренне жалел. Теперь же он совершенно не знал как исправить свое положение в глазах девушки. Не знал как объяснить свое поведение.

Мэйбл казалась ему единственным светлым человеком среди миллиардов прочих. Добрая, милая, отзывчивая, но такая жесткая. Непробиваемая.

Когда же он решился к ней подойти – она его отшила. Он почувствовал ее ненависть. Она ненавидела его из-за того, что он навредил ее брату.

И Тим Грин понял свою ошибку. Если он когда-нибудь сможет ходить, он подойдет к Пайнсу и извинится.

Обязательно извинится.

Наверное.

Печально лишь то, что для того, чтобы понять эту маленькую истину ему пришлось издеваться над ровесником почти три года, сделать больно Мэйбл, стать страхом всей школы и пережить встречу с ужасающим и опасным древним существом.

Осознавать это было унизительно.

Осознавать свою глупость и недальновидность в плане долгосрочных отношений. Все это время он имел лишь короткие связи, которые даже отношениями назвать язык не поворачивается, так, связь на один вечер.

И из-за этого он слыл мало того, что грубияном, нахалом и избалованным мальчишкой, так еще и бабником.

Признаться, он даже завидовал Дипперу Пайнсу. Вокруг него никогда не ходили поражающие воображение слухи или толпы отвратительных оболочек без души, намалеванные словно куклы.

А теперь Тим Грин – ужас всея школы – лежал в больничной палате с переломанными костями и осознавал всю плачевность своего положения.

Он окончательно запутался в этой отвратительной жизни. Не знал, что делать.

В итоге вышло так, что он отдал себя в добровольное пожизненное рабство бессмертному демону, неизвестно, на что способному.

О “самоликвидации” из этого кошмара он даже не думал. Жизнь одна, а потому слишком ценна для подобного рода “выхода из плачевного положения”. У всего есть две стороны, и даже из его положения можно вынести плюсы.

Например: неприкосновенность, которой демон обеспечивал всех своих союзников, Тим судил именно по Пайнсам, не имея больше людей для наблюдения, а потому наивно полагал на защиту Билла, даже не представляя о его отношении к своей “скромной персоне”.

Тим погрузился в тяжелый сон, даже в нем ощущая тяжесть собственного тела, ноющие мышцы и легкую головную боль после долгого нахождения “в себе”.

Тим этого не признает даже себе, но он тайно надеялся на Мэйбл. Надеялся, что она вступится за него перед демоном.

А надежда, как известно, умирает последней.

========== Часть 10 ==========

Тихое постукивание розовых балеток о белый кафель больничного пола раздражал слух.

За прошедшее время гипс изрядно натер кожу, сделав ее жесткой и чувствительной. Она неприятно зудела, заставляя Мэйбл хмурится: медсестра, снимавшая гипс настойчиво советовала не чесать кожу и смазывать ее увлажняющим кремом.

Найти палату Грина не составило труда, доктор Томпсон с явной неохотой проводил девушку в нужное помещение.

– Там сейчас следователь Миллер, если хочешь – подожди, но, думаю, это надолго. –Мужчина пожал плечами.