- И это….
- Кошмар! Почти как пояс верности нацепить на себя. Как добровольно запереть в темницу… Я гребаная графиня Монте-Кристо! Сейчас, конечно, у нас все нормально - а что будет, когда у него перестанет стоять? Мне ржаветь в углу? А если он вообще не тот, кто мне нужен? Я ж как думала - чем больше мужиков перепорчу, тем вероятней найду того, кто мне подойдет идеально. А вдруг он подходит только на первый взгляд, и мне рано пока останавливаться?
Я лишь качаю головой, не зная, что сказать.
Потому что сама в схожей ситуации.
Нет, у меня нет страха, что у Артема стояк точно на север Зимина вдруг начнутся проблемы с потенцией. Или что я могу встретить кого прекрасней… Он лучший. И я понимаю, что очень нравлюсь ему, раз он уже уволок меня в свою пещеру вместе со всеми моими вещами и заставил сдать квартиру «как можно быстрее, чтобы ты не могла туда вернуться». И окружил сумасшедшей заботой и страстью, все больше строя планов на будущее - куда мы поедем, как и что купим, чем займемся.
«Мы».
Но я очень похожа на Томочку, потому что тоже боюсь.
Что слишком повернута на нем - до искр в глазах, до лужицы под ногами. Что могу превратиться в часть его жизни, часть тела, часть сердца… и перестану быть собой. Что стану ему неинтересной. Самое ужасное, что себе неинтересной стану! Я ведь видела, как это случается. А еще вижу, что бывает по-другому. На примере его семьи, с которыми мы несколько раз встречались и летали все вместе в Лондон.
Они выглядят идеально собранным тетрисом - каждая фигура имеет свою форму, своего цвета, но уложенные в таком порядке, что составляют единое пестрое полотно. Даже Броневой, способный одним взглядом гнуть железо, не пытается переделать или продавить свою рыжую. И та сияет неизменно и счастливо, в собственном ритме... и только по собственному желанию льнет и прогибается.
- А ведь он мне в любви признался, - продолжает ныть Тома, - а я, представляешь, ни слова в ответ не могла сказать. Блеяла что-то веселое…
- Обидела?
- Обидела, - вздыхает, - Разъехались по домам как-то неловко. Вот ты что сказала своему миллионеру в ответ на признание?
- Ну… он мне не говорил о любви.
- Как так? - подруга аж трубочку роняет изо рта. - Неужели у него тот случай, когда «я старый солдат, я не знаю слов любви»?
- Ну... Наверное.
- Ни ху.. себе. А тебе не кажется это странным?
Барабаню пальцами по столу.
Беспокоит ли меня это? Определенно, мне бы хотелось красивых слов и обручального кольца в несколько карат, но я достаточно уверена в нем и в его чувствах… Ок, чтобы подождать еще немного.
- Нет, - тем не менее уверенно отвечаю Томе, - А что касается тебя... если бы я кому-то призналась, а в ответ услышала шутку, точно бы засомневалась, стоит ли быть с этим человеком. Так что думай скорее, согласна ли ты на пояс верности.
- Да я и думаю, - вздыхает.
Я тоже думаю. И помогает мне в этом, как всегда, наш волшебный лифт.
Нет, у меня там не случается волшебного признания и озарением меня тоже не накрывает, я просто слышу один диалог, который не отпускает меня и спустя несколько дней. И благодаря тому диалогу в один из перерывов решительно направляюсь на десятый этаж.
Чтобы потом не менее решительно узнать у Катерины, насколько свободен наш генеральный, и прийти к нему в кабинет с заявлением об увольнении.
Двадцатый
Артем
Я смотрю на белый лист бумаги в полном замешательстве и не решаюсь даже поднять взгляд на карамельку. Потому что у меня ощущение, что помимо слов «Прошу меня уволить по собственному желанию...», скоро на стол приземлятся ключи от моей квартиры и выпадет окровавленное сердце.
Мое.
Света осторожно сопит, а потом не менее осторожно спрашивает:
- Артем… ты чего так напрягся? Я всего-лишь уволиться хочу…
- Всего лишь?!! - шиплю.
Один лифт на двоих.
Возможность вытащить её из кабинета и пожамкать немного перед обедом.
Уверенность, что никто и никогда ее не обидит, пока я её не вижу…
- А что следующим шагом, а?
- М-м… выйти на новую работу?
Трясу головой. А потом встаю из своего Очень Начальственного Кресла, подхватываю карамельку и усаживаю на Очень Начальственный Стол.
И в лицо ей заглядываю.
- Почему, Свет?
- Потому что я хочу идти с тобой рука об руку, а не ехать на твоей спине. И дело вовсе не в деньгах, понимаешь?
Я понимаю. Но отказаться вот так…
- Артем, я знаю, тебе… уютно со мной вот так. И мне уютно. Но…
- Хочется ветра в лицо?
- Ага.
- А не теплым комочком под боком?
- Угу.
Смеется. А я выдыхаю.
Теплым комочком под боком она, между прочим, всю ночь и провела.
- И ты уже выбрала новую работу?
- Да. Несколько дней назад в лифте…
- …может сделать тот лифт только нашим? систему карточек ввести.
- … я услышала разговор…
- … надо сказать, чтобы музыку там включали погромче.
- …о том что требуются сотрудники в благотворительный фонд - координаторы различных направлений.
- … а ведь можно и собственный фонд создать, на базе «Форса» - тебе пойдет.
- … и сходила туда на собеседование. В нашем здании, на десятом. Знаешь… мне понравилось. Это не про балы с мишурой и громкие случаи. Это про идеи, обучение, коробки храбрости, грамотную организацию волонтеров и конкретную помощь. Две комнатки, набитые коробками и людьми, звонки и постоянство перемен.
- Как в самолете? - начинаю улыбаться.
Хихикает.
- Ага.
А потом обхватывает своими маленькими ладошками мое лицо и серьезно спрашивает:
- Отпустишь?
Разве её удержишь? Пусть мне и хочется порой посадить карамельку в сумку, я понимаю - долговременные отношения двух взрослых людей строятся не так.
Вздыхаю и киваю, уточняя ревниво:
- Но на работу мы будем ездить вместе?
- Да.
- И это все не потому, что я тебе надоел?
- Нет.
- И ты знаешь, что по закону тебе придется две недели отработать? - ворчу. Хотя понимаю, что не буду я ее заставлять… по закону. Но карамелька меня удивляет.
- Знаю, - кивает и смотрит на меня честно-честно. - Именно поэтому я пришла с заявлением не к своему непосредственному начальнику, а к самому… большому.
И начинает медленно расстегивать пуговицы на своей блузке.
Сглатываю. Потому что в штанах я и правда становлюсь неимоверно большим. И меня продолжает распирать, ведь карамелька, ничуть не смущаясь, облизывает губы и хрипло шепчет:
- Я же помню, Артем Витальевич, что вы обещ… угрожали наказанием, если я еще накосячу. Признаюсь… накосячила я ужасно. Хуже чем кто-либо - увольняюсь. Вот.
Меня начинает потряхивать.
- Боюсь, что за раз мне это не исправить… - продолжает Света, легко соскальзывает вниз, становясь на колени передо мной и реализуя одну из моих фантазий, которую я, как ни странно, не воплощал еще ни разу. - Позвольте показать вам, как я виновата, - ведет рукой по ремню брюк, а потом ловко расстегивает его, - и как я хочу загладить свою вину…
И правда гладит.
Мозги плавятся, но я выдавливаю таки из себя:
- Дверь.
- Заперта.
- Встречи…
- Катерина разберется.
- А ты умеешь уговаривать, карамелька…
Но она уже не отвечает. Потому что её рот и язык занят тем, чтобы свести меня с ума.
Долго я не выдерживаю, хотя Света явно увлекается. Но это же мое наказание - значит я выбираю, каким образом оно должно проходить. Поднимаю её и укладываю животом на стол, смахнув документы в сторону. Я задираю серую ткань и сдвигаю в сторону трусики.
Она такая мокрая, что я вхожу сразу на полную длину без всякого сопротивления.
- Развратная карамелька… - рычу в ухо, придавливая всем весом и вдалбливаясь в восхитительную узость, - ты специально надела чулки?