Скорцени провели в деревянное строение. Он очутился в прихожей, всю обстановку которой составлял расстеленный на полу ковер-букле. В комнате находилось ещё пятеро офицеров, и капитан из "Ваффен СС" представил его каждому из них по очереди. Скорцени нервничал, не слушая капитана, и когда тот удалился, закурил сигарету. Вскоре капитан вернулся и сказал: "Я проведу Вас к фюреру. Вы будете представлены и должны рассказать ему о своей военной карьере. Возможно, он задаст Вам несколько вопросов. Сюда, пожалуйста".

Скорцени потушил сигарету и, вздрагивая от волнения, последовал за офицерами. Они миновали ещё одну большую приемную и вошли в комнату с массивным столом, покрытым картами. В том возбужденном состоянии, в котором находился Отто, отдельные детали воспринимались им удивительно живо: картина Дюрера в серебряной раме, яркие занавески на окнах, ряд цветных карандашей, разложенных строго параллельно друг другу на письменном столе.

Дверь отворилась. Вошел фюрер. Офицеры щелкнули каблуками. Гитлер приветствовал их, вскинув руку и медленно приблизился. Он был одет в белую рубашку с повязанным черным галстуком и железным крестом первой степени на сером кителе. Офицеров представили одного за другим. Фюрер задавал каждому вопрос и затем переходил к следующему. Поговорив со Скорцени, который, будучи младшим из пяти присутствовавших, стоял в ряду слева, фюрер отступил назад и неожиданно спросил: "Кто из вас знает Италию?".

Ответил только Скорцени. Он сказал, что два раза побывал в Неаполе.

"Что Вы думаете об этой стране?"

Офицеры колебались, подбирая выражения, в которых подобало отвечать на такой вопрос. На фоне не слишком уверенных высказываний об Оси и фашизме голос Скорцени прозвучал резко и твердо.

"Я австриец, мой фюрер", - произнес он многозначительно.

Гитлер посмотрел на него, голоса присутствовавших умолкли.

"Можете идти, - произнес он наконец, - "а Вас, капитан Скорцени, прошу остаться".

Когда офицеры вышли, фюрер начал говорить с той оживленностью, переходящей в возбуждение, которое всегда вызывали в нем звуки собственного голоса.

"У меня есть для Вас очень важное задание, - начал он. - Муссолини, мой друг и верный товарищ по оружию, вчера был предан своим королем и арестован. Я не могу подвести и не подведу величайшего сына Италии в этот трудный для него момент. Для меня дуче - воплощение древнего величия Рима. При новом правительстве Италия отречется от нас. Я останусь верен своему старому союзнику и дорогому другу. Его нужно немедленно спасти".

На протяжении всей беседы Гитлер неотрывно смотрел Скорцени в лицо. Когда Отто выходил из комнаты и обернулся в дверях, чтобы отдать честь, Гитлер все ещё продолжал смотреть на него. Скорцени почувствовал головокружение и потом ещё долго не мог собраться с мыслями.

Не успел Отто оправиться от гипнотического воздействия взгляда фюрера, как его позвали в другую комнату, чтобы обсудить подробности полученного задания с генералом Студентом и рейхсфюрером Гиммлером. Гиммлер находился в состоянии крайнего раздражения. Он был уверен, что измена правительства Бадольо - лишь дело времени. Представители Италии уже находились в Португалии, пытаясь начать переговоры о сепаратном мире. Гиммлер быстро перечислил итальянцев, давая собственную оценку их благонадежности. Когда Скорцени взял ручку, чтобы записать эти имена, большинство из которых ему никогда раньше слышать не приходилось, Гиммлер набросился на него в бешенстве. "Вы спятили, как можно что-либо записывать! - кричал он. - Это же совершенно секретно. Вы должны запомнить эти имена. Даже фельдмаршалу Кессельрингу, главнокомандующему в Италии, как и немецкому послу, ничего не было известно о плане фюрера".

Позже Гиммлер снова гневно обрушился на него, возмутившись тем, что капитан закурил. "Эти вечные сигареты! - сказал он, глядя на Скорцени сквозь толстые стекла своих очков без оправы. - Можете вы что-то делать без сигареты во рту? Я вижу, вы совсем не тот человек, который нам нужен для этого дела".

Генерал Студент оказался более покладистым. После ухода Гиммлера они ещё раз обсудили план действий. Предполагалось, что в восемь часов утра следующего дня Скорцени отправится самолетом в Рим в качестве помощника Студента. Одновременно пятьдесят человек из подразделения Скорцени должны лететь из Берлина на юг Франции, а затем в Рим, чтобы присоединиться к первой парашютно-десантной дивизии, которая тоже должна быть отправлена в Италию.

Адмирал Канарис сообщил, что арестованный дуче находится на маленьком острове около Эльбы, и уже были получены распоряжения высадить на него парашютный десант, когда Скорцени убедил Гитлера в том, что место заключения находится на сотню миль южнее.

"Я Вам верю, капитан Скорцени, - сказал Гитлер, поднимаясь, чтобы пожать ему руку. - Вы правы. Я отменяю свой приказ о высадке десанта. У Вас есть план аналогичной операции на Маддалене? Если да, расскажите нам о нем".

Скорцени изложил план, который фюрер немедленно принял.

Проведение атаки планировалось на рассвете 27 августа. Но 26-го утром, когда немецкие войска уже готовились к отплытию, Муссолини переправили самолетом на материк, и его поиски возобновились. Но узнать, где его прячут, теперь оказалось уже не столь сложно. Было установлено, что гидросамолет Красного креста приземлился на Лаго ди Баччиано, а несколькими днями позже Скорцени вручили предназначавшееся для министерства внутренних дел шифрованное сообщение, в котором говорилось, что "осуществление мер безопасности вокруг Гран Сассо завершено". Сообщение подписал "Гуэли".

Подготовка экспедиции началась заново.

Скорцени видел три возможных варианта: наземная атака, высадка с парашютами или на планере. Остановились на последнем.

Срок проведения операции пришлось переносить из-за несвоевременной доставки планеров. В конце концов она была назначена на два часа дня в воскресенье 12 сентября. В час дня планеры с отрядом Скорцени кружили над аэродромом Пратика ди Маре, медленно набирая высоту. Погода стояла прекрасная. Стаи белых облаков неподвижно застыли в воздухе на высоте примерно десяти тысяч футов, и прорезавшие их планеры оказались в потоке солнечного света. В фюзеляжах планеров стояла невыносимая жара. Находившийся за спиной Скорцени капрал почувствовал себя плохо, а итальянский генерал Солети, примостившийся на узком настиле в центре хрупкого обшитого брезентом корпуса планера, вообще выглядел совсем больным. За несколько минут до двух часов Скорцени, глядя через проделанное в брезенте отверстие, увидел за краем висящего под планером облака крышу отеля.

"Надеть шлемы, - крикнул он, - спустить буксирные тросы!"

Планеры приземлялись в неожиданно наступившей тишине. Пилот и Скорцени могли разглядеть треугольное пространство за Алберго-Рифуджио, но по мере того, как оно приближалось, увидели не ровную площадку, на которую рассчитывали, а очень крутой склон горы. Приземлиться здесь оказалось невозможно. Придется, даже с угрозой поломки поломки планеров, садиться на неровной площади перед отелем.

Услышав гул моторов, Муссолини, сидевший у открытого окна своей гостиной, посмотрел на плавающие в небе облака и увидел планеры, скользящие вниз прямо над холмом, находящимся перед самым отелем. Когда ближайший из них опустился на землю, при звуках рвущегося брезента и ломающегося дерева, он увидел, как из разбитого фюзеляжа вывалилось несколько человек, бросившихся затем к нему. Сначала, даже в тридцати ярдах от входа в отель, он не мог разглядеть, кто это такие, но потом, увидев итальянского офицера, который изо всех сил кричал оторопевшим карабинерам: "Не стрелять! Не стрелять!".

"Не стрелять! - крикнул и сам Муссолини в открытое окно. - Там итальянский офицер. Все в порядке!"

"Ваше превосходительство! Ваше превосходительство!" - Лейтенант Файола, задыхаясь и крича, взбежал по лестнице, направляясь в комнату Муссолини. - Ваше превосходительство! Немцы!"